Пришлось сделать бронзовую подставку-наковальню с выемкой в виде палочки. Расплющивание на ней давало узнаваемую щербинку, напоминавшую единичку. Такая защита меня вполне устраивала.

Поскольку первые деньги предполагалось вводить для обмена между племенами, а торговля с Ыкатой включала в себя оптовые поставки, то нужны были крупные номиналы. Совершенствоваться в быстром счете чешуек желания не возникало, поэтому логично предположить номиналы в виде «одна рука», «две руки» и «две руки, две ноги». То есть те числовые понятия, которые вполне сносно воспринимали дикари.

В качестве исходного материала я взял легкоплавкое олово. Его было мало, зато предоставлялась возможность чеканить настоящие монеты. Из бронзы отливался штемпель, а под него – основа. Вложив в круглую выемку кусочек горячего олова, достаточно было одного–двух ударов по штампу, чтобы отчеканилась монета с изображениями на обеих сторонах.

В качестве обозначения номинала пришлось ввести простые символы: рука для пяти, галочка как две руки для десяти и крест для двадцати.

Будет, конечно, легкий диссонанс с римскими цифрами, – подумал я, – но ничего, привыкну.

Размер монет был от современных 50 копеек до двух рублей. Только толщина чуть больше: уж больно хорошо гнулось олово. На обратной стороне я сделал солнышко. Свой профиль или двуглавого орла выточу после следующей денежной реформы.

Пару дней я занимался эмиссией первых в истории наличных денег. Прикинув, что стоимость пяти мирных медных вещей не превышает 500 у.е., я наклепал двадцать двадцаток, по десять десяток и пятерок и около пятидесяти единичек. На первое время должно хватить.

Я сидел, глядя на металлические столбики, стоящие у меня на столе, и неожиданно понял: сейчас я первый в истории планеты человек, который владеет всеми деньгами мира! Эта веселая мысль запрыгала в моей голове как каучуковый мячик. Страшно захотелось поделиться, опубликовать в фейсбуке, написать в ЖЖ... Но... Пришлось вернуться с небес на землю и обратиться к насущным проблемам. Монеты следовало ввести в оборот.

Оставалось всего ничего: придумать название для денег и донести смысл концепции товар–деньги–товар до мозгов вождей. Если с первым я разобрался моментально, решив назвать монеты чатлами, как и в моем любимом фильме «Кин-дза-дза!», то со вторым возникли реальные проблемы.

Ыката не понимал, почему он должен отдавать выделанную шкуру оленя за десять чатлов, а пойманную козу – за пять. Железячки в моих руках выглядели красиво, но смысл торговли до дикаря не доходил. Печально было и то, что сидящий рядом Тыкто также не разделял моих взглядов на упрощение товарооборота и не мог оказать поддержку. Аргументация меня подвела. Первый разговор закончился ничем.

Я решил не сдаваться и провести второй раунд переговоров уже в присутствии старшего сына Ыкаты, поэтому послал гонца за Чуком. Молодой вождь прибыл на следующий день в сопровождении пяти своих воинов и пятерых мужчин из команчей. Узнав, что я в гостях у апачей, Чук решил предложить мне еще один обмен рабочей силы на товары. Это желание было как нельзя кстати. Пришлось немного поменять тактику.

После радостной церемонии приветствия я начал рассказывать алгоритм нашего взаимодействия. Для убедительности у меня был готов прайс-лист, написанный углем на глиняной дощечке размером с журнал «Огонек». Там красовались изображения веревки, ловушки для рыб, пяти тарелок, большого горшка, наконечника для стрелы, корзины со слабосоленой рыбой и нескольких предметов из бронзы. Напротив были проставлены значения в чатлах.

На второй дощечке были те цены, которые я сам готов платить за работы или услуги. Простые: сбор крапивы, переноска каменных блоков, глины, дров и работа на мехах. А также более сложные: вытесывание блоков, рубка деревьев, добыча руды и ловля рыбы. Эти схематично изображенные действия тоже имели стоимость.

Стараясь не перегружать туземцев информацией, я начал последовательно описывать этапы зарабатывания денег и процесс покупки.

– Вот ты привел пять мужчин, – начал я втолковывать экономику в Чука, – они работают и носят мне дрова. Каждый день я плачу им два чатла.

Две монетки перекочевали из моей руки в сторону потенциального работника.

– Еще один день — еще два чатла, – я перекладывал монетки.

– Итак, пять дней — две руки чатлов, – я показал обе растопыренные пятерни.

Тут снова пришлось потратить время, объясняя, что десять — это и десять медных, и две маленьких оловянных или одна средняя оловянная монета. Но вожди на то и были вождями, чтобы обладать лучшим интеллектом в племени. Через пару часов кое-как удалось втолковать, что такое заработок и номиналы денег.

Затем началось преподавание искусства шопинга. Полученные чатлы можно было поменять на веревки или, например, скребки для шкур. Стандартный кусок бечевы в два метра стоил пять чатлов при себестоимости в три. Значит, пятеро мужчин за неделю простой работы должны были заработать семьдесят чатлов и купить четырнадцать кусков веревки. При том что сейчас Чук получал всего два куска по два метра, это было отличным предложением. Молодой воин взбудораженно вскочил и снова сел. Похоже, мы договоримся.

Продолжив обсуждение, я посчитал, что женщины Чука, уже работающие на меня, получают по одному чатлу в день, а рыбаки — по четыре. То есть суммарный заработок существующей команды был равен сумме 140 и 35 или 175 чатлов в неделю. Ловушка для рыб могла быть куплена за двадцать пять, что также показалось Чуку невероятно выгодным.

Ыката проявил взвешенную сдержанность и пока не стал соглашаться ни на какие новые условия обмена, сохранив все существующие. При этом он старательно переписал на стену углем все таблички, коряво копируя рисунки.

Я же ушел в свой хэв с новой пятеркой работников. Колесо капитализма со скрипом начало вращаться.

Объяснив новейшую экономическую политику пятнадцати команчам, я с нетерпением стал ждать результатов первого капиталистического дня. Впрочем, его окончания ждать не пришлось. В обед ко мне пришли каменотесы и носильщики с просьбой дать им еду. Вот эту «маленькую» деталь я что-то не просчитал. Когда все работники были внутри системы — еда производилась на всех и, по сути, являлась оплатой труда. Монетизировав эту оплату, я должен исключить кормежку, чтобы работник сам выбирал, на что потратить деньги.

Сделав исключение на первый день и накормив тружеников, я бросился спешно придумывать меню. Учитывая, что еда стоила недешево, большую наценку на нее делать нельзя, иначе простые работяги просто не прокормят себя. Набросив немного на свои затраты, я предложил за одну монету на выбор пару небольших шампуров шашлыка, две запеченные рыбины, горшок наваристого бульона или примерно килограмм вареных корней.

Вечером меня ждал еще один сюрприз. Рыбаки пришли с моря. Сначала я подумал, что они тоже явились за едой, что было, конечно, странно. Обычно группа рыбаков сама добывала себе пропитание. Но оказалось, команчи пришли получить свои деньги. Учитывая, что дорога в одну сторону занимала часа четыре, было потеряно восемь часов рабочего времени. Что за чертовщина!..

Сначала я пообещал им, что отдам деньги в конце недели. Но несмотря на отсутствие бурного протеста, команчи не собирались уходить, пока им не заплатят, и топтались у границ лагеря. Пришлось выдать жалование, сказав, что в следующий раз зарплата приедет вместе с носильщиками.

Учитывая, сколько было работников на море, я должен был получать минимум пять корзин с рыбой каждый день. В действительности же сегодня принесли только три. Время было потрачено на бестолковую ходьбу. Пришлось установить планку минимальной выработки. Платить за простои я не собирался.

На следующий день мои труженики на каменоломне были озадачены двумя вещами. Во-первых, те, кто носил камни, были явно не довольны, что получили две монеты, в то время как их соплеменники – четыре, и пожелали также стать каменотесами. Что ж, это желание профессионального роста было весьма похвальным. Я подумал, что будет правильно увеличить отряд тесальщиков, взяв носильщиков из числа пленных дикарей, которые сейчас работали бесплатно. На обучение, правда, уйдет время, но это полезные инвестиции. Так после первого же дня работы у двоих команчей произошло повышение по службе.