Офицер был высокий и сильный. Он поднял тяжелую деревянную дверь, словно она была из фанеры. Рёдер не знал, что офицер собирается делать с дверью. Еще раз поиграть в ту же игру? Дверь опустили в снег за его спиной. При первом ударе у Рёдера слетела шапка с головы, но он обнаружил это, лишь когда второй удар обрушился на его голову и спину. Он снова упал, теперь ничком. Но на этот раз плечам досталось больше, чем голове. Рёдер поднялся и встал, как прежде, спиной к своему истязателю.

— Еще разок тот же кавалер с той же дамой? Как это у вас говорится? Легкие подзатыльники благотворно сказываются на умственных способностях.

Очередной взмах дверью, новые удары по затылку. Рёдер решил не опускать голову. Он видел, что его мучитель действует лишь в полсилы. Хоть и видел, но выполнить свое решение не смог и несколько раз увернулся. Пес тоже надумал принять участие в развлечениях. Он набросился на Рёдера сбоку. Но тут дверь полетела в сторону, офицер схватил пса за косматый загривок, оторвал от Рёдера и поднял в воздух. Пес задергал лапами, задние шаркнули по земле.

— Ты-то чего расхрабрился, ублюдок! Тебе кто позволил совать свой нос в мои дела?

Удар кончиком сапога по ведру. Жар, угли, зола высыпались на снег. Ведро дребезжа откатилось в сторону. А туда, где лежали угли, грудью прижали пса. Пес не давался, но хозяин был сильней. Пес заскулил. Запахло паленой шерстью. А пока все это происходило, жеребец взял да и прошел ворота в царствие небесное и, уже стоя в глубине овина, заржал. Тотчас на его ржание громче и тоном выше откликнулась другая лошадь. Офицер отпустил пса.

— Твой жеребец занимается осквернением расы.

Пес на брюхе и груди подполз по снегу к своему господину. Господин с ним заговорил:

— Ты знаешь, у нашей барышни течка. И если этот болван жеребец исхитрится покрыть ее, нам придется его пристрелить. А ну, кусь, кусь!

Счастливый возвращенной благосклонностью хозяина, пес прыжками подскочил к жеребцу. Выйдя из овина, жеребец начал вертеться на месте и взбрыкивать передними и задними ногами. Пес хотел вцепиться ему в пах. Но тогда жеребец взбесился бы окончательно. Рёдер кинулся за ведром. Хотя в ведре уже ничего не было, он знал, что собака после пытки огнем все равно его боится. Но не он, Рёдер, был хозяин собаки, и та не унималась. Офицер с любопытством наблюдал эту сцену. Рёдер ткнул горячим дном ведра собаке в морду. И угодил в нос. Собака тотчас с визгом отбежала. Прошло немало времени, прежде чем жеребец перестал лягаться, становиться на дыбы и бить землю копытом. Когда он, наконец, успокоился, офицер сказал:

— Знаешь, обер-ефрейтор, ты мне нравишься. Ты любишь свою лошадь и ненавидишь своих врагов. А как звать твою лошадь, Карл Рёдер?

— Ее зовут Арестант, хотя это никакое не имя для лошади.

— Отлично. Каков хозяин, такова и скотина. Позаботься о своей лошади и будь моим гостем. Ты пришел очень кстати.

Сперва позаботиться о лошади. Потом хорошенько поразмыслить. «Я ему сказал: Арестант, хотя это никакое не имя для лошади». Он же мне ответил: «Каков хозяин, такова и скотина». Гляди в оба, Карл Рёдер, ты явно имеешь дело с комиссаром.

В развалинах фольварка он нашел место, где можно было привязать жеребца. И где жеребец был надежно укрыт как от кобылы, так и от собаки. Собака теперь ходила по пятам за своим господином. В овине можно смело разместить четырех лошадей, двух слева, двух справа, и еще остается широкий проход посредине. Построено все очень основательно. Крыша, стены, опорные столбы — сплошь строевой лес. На войне не принято спрашивать, кто, когда, почему и зачем это выстроил. Выстроено — и все тут. Войдя в конюшню, Рёдер учуял запах лука. Офицер сидел на земле, на расстеленных попонах. Он не чистил луковицы, он растирал кожуру руками. Глаза Рёдера устремились туда, куда уже нацелился нос. Рядом с луковицами — хлеб и сало. Натюрморт с прозрачной бутылкой. От вида и запаха закружилась голова. Но офицер потребовал соблюдения приличий.

— Разве гость смотрит первым делом на угощенье? А ну, куда смотрит гость, переступив порог? Сперва он смотрит на хозяйку дома. Вот, полюбуйся. Какого происхождения эта лошадь? Стой! Ты должен угадать с первого взгляда. Пусть даже тебе ничего не видно, кроме хвоста. Итак, происхождение.

— Арабское.

— Как узнал?

— По репице. Очень мощная.

— Первый экзамен выдержан. Теперь второй: сколько лет кобыле? Эй, Леонка, тут один тип хочет заглянуть тебе в зубы, барышник один. Но смотри! Догадки в расчет не принимаются. Только факты и доказательства.

Чтобы заглянуть чистокровке в рот, нужна наука. Чистокровка сразу чувствует, кто эту науку прошел. Рёдер развернул лошадь, чтобы на нее падал свет. Дал ей обнюхать свои руки. Запах жеребца, кажется, не вызывает у нее отрицательных эмоций.

— Если судить по чашкам на зубах, господин ветврач, шесть уже есть, семи еще нет.

— Вздор! Погляди как следует на забелины.

Нет, комиссар, там, где дело идет о лошадях, такого, как Рёдер, с толку не собьешь. После шести лет у лошади чашки стираются на нижних резцах. После семи — на малых коренных. Это происходит в определенном порядке до одиннадцати лет. После одиннадцати определить возраст труднее. Тогда забелины на зубах исчезают окончательно. Тогда надо быть очень опытным лошадником. Вот Обжоре, к примеру, тринадцать, если судить по зубам. Но об этом он меня не спросит. Комиссары любят ездить на молодых лошадях.

— Правда моя, господин ветврач, от шести до семи.

— Второй экзамен выдержан. Третий. Если ты покупаешь лошадь, по каким приметам ты узнаешь молодой прикус, по каким сработавшийся?

— Если кто, к примеру, не может отличить природу от подделки, господин ветеринар, тому лучше катиться куда подальше. Верхом на тупом ноже. Хоть до Рима, коли ему хочется. Глупость надо облагать налогом, как говаривал Давид Бромбергер.

— Ну ладно, Рёдер. Экзамен сдан. Садись. Сперва мы с тобой поедим, потом отправимся в ближайшую комендатуру. А перед едой полагается что-нибудь выпить. Равно как и во время еды. Равно как и после нее. Вот за исключением этих трех случаев пить не положено. Итак, Карл Рёдер, за что мы выпьем?

— Если не побрезгуете, у меня есть стопочка.

— Оч-чень благородно. Но чтоб без уравниловки. Четвертушка — мне, восьмушка — тебе. Итак, за что же, Рёдер?

В премудрости тостов Рёдер разбирался куда хуже. Он, конечно, мог изречь: «За то, чтоб нам выдержать!» Но, но его мнению, это был не тост, а жизненный принцип. Такие вещи надо уметь различать. Большая разница даже в том, как ты выразишься, то ли «в утренних сумерках», то ли «когда светало». Правда, все тосты начинаются предлогом «за». Но как их примут, заранее предсказать трудно. За вашу специальность, господин ветврач? Нет, это чистый подхалимаж. Это не годится. Чтобы у наших детей шея была подлинней? Это обычно говорят в трактире. С чего у них вдруг станет длинная шея? Зачем? Почему? В трактире таких вопросов никто не задает. А я где? Рёдер вздрогнул и торопливо с облегчением сказал: «За жизнь!»

Он был доволен собой. Ему пришла в голову неплохая мысль.

А главное — своевременная. Он был убежден, что достойно держал себя в обществе комиссара, который строит из себя образованного. Кроме того, у него и на самом деле было, по меньшей мере, две новых уважительных причины выпить за жизнь. Если бы Мария могла сейчас его видеть, она бы им гордилась. Но офицер скорчил почему-то кислую гримасу. Тост не мог ему не понравиться. Просто по лицу комиссара никогда не угадаешь правды.

— Как прикажешь понимать, Рёдер Карл, как понимать: за жизнь? Клоп ведь тоже радуется, что живет. Особенно когда укусит тебя и напьется твоей крови.

— Но я-то ведь не клоп, господин ветеринарный врач, я ведь человек.

— Ах, Рёдер Карл, ты, оказывается, человек?

Это одна из составных частей его тактики выматывания: он каждую минуту обращается ко мне по имени, так и чудится, будто я — это вовсе не я, а мой подлый братец.

— Давай лучше выпьем за ненависть. За ненависть человека, который действительно человек, за ненависть, которая поддерживает чистоту жизни. А впрочем, пей за что хочешь, это не приказ.

Изображает прямодушие. Держи ухо востро. Рёдер Карл!

— Ну ешь же! Налетай! Ты — мой гость. А мы — гостеприимный народ. В нашей стране ты получишь еще много уроков. И не таких приятных. Я очень на это надеюсь. Ты чего это подавился? Хлебом и правдой человек не должен давиться. Давай лучше расскажем друг другу что-нибудь. Побеседуем, так сказать, за едой. Пункт первый: кто ты? Пункт второй. Как ты, будучи военнопленным, оказался в этом сарае, да еще с лошадью, да еще совсем один посреди степи? По первому пункту я бы тоже хотел выступить. Рассказать тебе, кто я по происхождению? По происхождению и мало ли еще по чему. Да не торопись же ты. Кто торопится за едой, у того вырастают длинные уши.

— А у нас говорят: что у тебя в животе, того никто больше не отнимет.

— Но ведь то, что у тебя в животе, полагалось бы сперва заработать честным трудом. Не так ли?

— Хорошо говорить тому, у кого уже живот полный. Тоже истина, господин врач.

— Рёдер Карл! Скажи по чести и по совести, если только они у тебя еще остались, ты небось сейчас подумал: ну и отбрил же я его. Верно?

— Не стану спорить, господин ветврач.

— Вот видишь, человек словно раскрытая книга. Самое важное, как обычно, следует читать между строк. А теперь слушай внимательно. Я расскажу тебе, кто я по происхождению и по всему прочему.

По происхождению: буржуазный элемент.

По месту и дате рождения: Одесса, одна тысяча девятьсот девятый.

По темпераменту: холерик.

По натуре: миролюбив. Физиономия не для оплеух, прошу заметить.

По 1922 (с 1919) — эмигрантский сынок в Вене.

По отношениям с советской властью: снова приглашен на родину.