Один из “тюленей”, рослый крепыш в форме с погонами старшего лейтенанта, остановился у борта, чтобы прикурить. Что-то знакомое привиделось Куолену в его фигуре, движениях, густых темно-русых волосах.

– А я думал, в США за курение введены чуть ли не репрессивные меры, – сказал он, просто чтобы парень обернулся и хотя бы приподнял очки-“хамелеоны”.

Спецназовец с наслаждением затянулся, прежде чем ответить.

– СМИ как всегда все преувеличивают, – сказал он. – Не одобряют, это верно, но у нас по-прежнему свободная страна, где все виды притеснения – вне закона.

“И голос знакомый. Вот наваждение. Я впервые вижу этого парня. Ему не больше 25 лет, в 1992-м году он еще пешком под стол ходил, или вообще лежал в колыбельке. Как Никки. Никки. Черт, я о нем совсем забыл, даже не задавался вопросом, как сложилась его жизнь!”.

– Приятель, брось зажигалку, моя “сдохла”, – Куолену курить не хотелось, но надо было заставить парня обернуться. – Что, пригнали на край света?

– Служба такая, – парень перебросил ему зажигалку и наконец-то повернулся лицом.

Куолен чуть не проглотил сигарету, узнав… самого себя, только вдвое моложе, без седины, залысин и 20 фунтов лишнего веса. А потом прочел бирку на форменной куртке “тюленя”: “SEAL. Старший лейтенант Н. Э. Пинкстон”.

– Эй, мистер, с вами все о-кей? – парень заметил его изменившееся лицо и приподнял очки. Глаза у него оказались зеленые, материнские.

– О-кей, – голос прозвучал хрипловато от изумления. Было от чего оторопеть, увидев взрослым мальчишку, которого он в последний раз видел полугодовалым, помещающимся у него на одной руке. Никки. Это Никки. Николас Эрик Пинкстон.

***

_Воспоминания Эрика Куолена_

Ему было полгода, когда они отправились в Колорадо. Никки, их сын. Кристель вернулась к работе, едва выйдя из родильного дома; с мальчиком сидела няня. Привыкшие к походной жизни, рейдам и заданиям, Кристель и Куолен не могли отойти от дел, пока у них нет достаточной для безбедной жизни втроем суммы. Они хотели обеспечить достойную жизнь своему сыну и усиленно готовились к “бенефису”. Рождение его первого, позднего, сына растрогало Куолена, и, когда мальчику было четыре месяца, Эрик отвез Кристель в Лас-Вегас, где их обвенчали. Кристель, единственная из его женщин, решила родить от него, она работала почти до самых родов, не требуя к себе особого отношения и не жалуясь. Куолен все больше ценил эту самоотверженную верную женщину и решил, что она заслужила достойную награду, поэтому и женился на ней. После “бенефиса” он собирался увезти Кристель и Никки в какой-нибудь симпатичный уголок Земли и зажить как мирный отец семейства. Но все пошло под откос. Деньги и самолет они потеряли да еще оказались в будущем. Кристель видит в нем врага. А Никки носит фамилию матери. Кристель перед отъездом в Денвер отвезла сына к родителям. Итак, адмирал Пинкстон с женой вырастили внука, и мальчик пошел по стопам родителей, выбрав военную карьеру. “Двадцать четыре года, и уже старший лейтенант, – с гордостью подумал Куолен, – это наши гены! Я в его возрасте уже получил первое повышение в Лэнгли, да и Кристель в 27 лет капитанские погоны носила…”.

Он вспомнил малыша в голубых ползунках и чепчике. Мальчик уже вовсю лепетал, улыбался и пытался садиться в кроватке. Кристель долго не отпускала малыша, давая матери бесконечные указания – как кормить, купать и одевать Никки, целовала пухлые щечки сынишки и шептала: “Ничего, сынок… Мама и папа скоро вернутся за тобой. Больше мы не расстанемся… Мама очень тебя любит, солнышко!”. У него самого защипало в глазах, когда он взял на руки маленького теплого человечка с круглым румяным личиком и забавными пухлыми ладошками: “Ну, бывай, парень. Скоро и папа все время будет с тобой. Не скучай, и мы вернемся…”. Мать Кристель, красавица Натали, всхлипнула, обнимая дочь так же надолго, как Кристель – Никки. “Обычный полет, мама, – успокаивала ее девушка, – не волнуйся!”. “А мне неспокойно, Кристи, – ответила мать, – береги себя, ради меня, ради ребенка! Я буду молиться за вас!”.

Ночью накануне вылета Куолен проснулся от того, что Кристель тихо плакала в подушку. Когда он открыл глаза, жена сделала вид, что спит. Эрик неловко погладил ее по голове: “Всего неделя, Кристель, и мы больше не расстанемся с Никки. Ты, я, наш сын и сто миллионов долларов. Ты мне веришь?”. Интересно, что рассказывали Нику бабушка и дедушка о родителях? Наверное, мальчик многого не знает, или, напротив, знает слишком много. И о том, как отец виноват перед матерью.

_”Исида“_

Ник тоже во все глаза смотрел на этого крупного немолодого человека в черном и видел собственное лицо, только старше. Он вспомнил, что ему рассказывали о лавине, которая накрыла его родителей в Скалистых горах Колорадо. Но с возрастом Ник начал подозревать, что на самом деле все было по-другому. Но для доступа к более детальной информации нужен был более высокий уровень, и парень поставил себе целью во что бы то ни стало узнать, куда исчезли его отец и мать.

– А что вы бросили в воду, когда мы заходили на посадку? – спросил он. – Я успел заметить.

– Хорошее зрение, сынок, – Эрик заставил себя усмехнуться, не отводя глаза.

– Наследственное. Моя мать была летчицей. Ее называли Орлицей. И все-таки, что вы бросили?

– Пачку из-под сигарет, – быстро нашелся Куолен. (“Не веришь? Милости прошу, скафандры для глубоководного погружения тут есть, ныряй, прочесывай дно. Если нашаришь шкатулку, возьми с полки пирожок. Но если ты умный парень, ты сделаешь вид, что веришь мне на слово”).

– Океаны засоряете? – хмыкнул Ник. Значит, умный.

– Дурная привычка. Орлица?.. Я знал в прежние годы в Америке одну летчицу, которую называли так. Вот только не знаю, что с ней случилось…

– Вопрос не по адресу, мистер, – парень надел очки. – Сам задаюсь этим вопросом.

– Все чисто! – крикнул один из пограничников, выходя из салона.

– Ничего, – поднялся из трюма его коллега.

Остальные тоже не обнаружили на борту ничего противозаконного.

– А теперь, – спокойно посмотрела на командира патруля Келлар, – надеюсь, вы объясните, чем вызван этот внезапный интерес к нашему кораблю, чтобы я знала, как доложить своему руководителю о причинах срыва рабочей поездки?

О том, чья она дочь и кто протежирует УБРИ в государственных службах все хорошо знали. И офицер стушевался. Недовольство патронов УБРИ могло навлечь на них серьезные неприятности.

– Поступил звонок, – ответил он, – что на вашем корабле провозят крупную партию оружия массового поражения.

– Я правильно поняла? – изысканно вежливо спросила Келлар, и офицер попятился, явно желая провалиться поглубже. – Оружие массового поражения на нашем корабле? Кто вам это сообщил?

– Звонок был анонимным. Мы приносим вам извинения, мэм.

Келлар молчала и смотрела так, что пограничнику легче было бы оказаться под огнем в “горячей точке”.

– Тяжело вам с ней работать? – сочувственно спросил Ник, который тоже ощутил дискомфорт от взгляда и интонаций черноволосой молодой женщины. “Я думал, что хуже нашего майора никого нет. А эта дамочка его на сто очков опережает!”.

– И не говори, – притворно посетовал Куолен, – трудная женщина. Терпеть не может осложнений на работе, готова размазать виновников по стенке. Мне-то что, я вольнонаемный, а уж те, кто на постоянной службе…

***

– Итак, вам позвонил неизвестно кто, и вы задерживаете наш корабль, срываете нам работу, – подытожила Келлар все тем же ледяным вежливым голосом, – ставите нас под автоматы спецназа, мы потеряли много времени, пока нас трясли, как рыночных воришек, и неизвестно, с кого за это взыскивать. Я правильно поняла?

Куолен давился смехом. Линда играла блестяще. Теперь этот солдафон уже пробормотал тысячу извинений и боится, что потеряет погоны за то, что задержал “Исиду”, да еще и причинил неприятность дочери сенатора Келлара. Ричи, помнится, и в 20 лет имел крутой нрав, а дочка вся в него выросла.