«Райдер? Ты уверен?» — спросил я.

Кай покачал головой.

— Он не крыса. У него нет семьи, кроме нас. Лучший всадник из всех наших. Кого не спроси, всегда зашивает нас после разборок, работает со мной над сделками, не пропускает ни одного выезда, не задаёт дерьмовых вопросов. Он не заслуживает наших подозрений только потому, что он молодой или потому, что ведёт себя тихо. Тебе только двадцать шесть, брат, тебе двадцать пять было, когда ты Презом стал. Никто не спрашивает, сколько тебе лет или, почему ты не разговариваешь. Брату только двадцать четыре, но его завербовали ещё и двадцати не было, и он всё равно стал одним из очень ценных для нас.

Я кивнул.

Гол засчитан.

Кай продолжил:

— Смайлер — на пожизненном. Бык — верный гад. Остаётся только Флейм, и то мы все знаем, что он чёртов псих. Единственное, что сдерживает его от убийства, так это пачка печенек по субботам и его любовь к клубу. Из новых есть только Пит. К нему вообще придирок нет. Нечего даже добавить. Братья отлично контактируют с Питом, хотят даже пришить его к нам. — Он покачал головой и начал биться о спинку стула. — БЛ*ДЬ! Да, кто это может быть? Может, замешаны федералы и какая-то киска — передавала, что услышала или использовали скрытые устройства.

Впервые, мне вообще похрен было о чём речь. Мои мысли остались в моей комнате вместе с Джейн Доу.

Рука с силой хлопнула по столу.

— Стикс! Да твою ж мать, мужик. Соберись ты, бл*дь! — Кай разозлено смотрел на меня.

Мои глаза сузились, а он постарался не вздрогнуть.

«Не надо. Первое и единственное гребаное предупреждение».

Знаками показал я.

Он оттолкнулся ладонями и отошёл от греха подальше.

— Окей. Смотри, твои мысли вертятся сейчас вокруг сучки. Тогда дай мне прощупать почву, проверить территорию. Оставим это между нами.

Я вздохнул.

Да. Нужно узнать, что нового происходит в Техасе.

Вставая, я вышел за дверь и повернулся, обращаясь жестами.

«Я пошёл к себе. Красотка уже должна закончить. Не буду ждать всё грёбаную ночь».

Проходя через гостиную, через заднюю пристройку, я поднялся по лестнице и постучал в свою дверь. Открывая ее, я увидел, что Красотка была в ванной, мыла руки. Она обернулась, когда я вошёл.

«Закончила?» — спросил я.

— Теперь она чистая. Я занесу одежду завтра, после моей смены в магазине, а на сейчас у неё есть халат, — подходя к кровати, она посмотрела на меня и покачала головой. — Она худая, Стикс. Почти тощая, если на то пошло. Судя по ней, девчонка совсем не ест.

Я наконец-то позволил себе осмотреть сучку на кровати. Чёрт. Она вздохнула. Красивый цвет лица, вымытые и высушенные черные волосы без крови и грязи.

Ад. Это должна оказаться она…

Красотка собрала свои вещи. Со слабой улыбкой она остановилась, чтобы сказать:

— Она выглядит как Белоснежка, Стикс. Темные волосы, бледная кожа, красные губы. Она чертовски красива, ей даже макияж не нужен. Дерьмо. Это нечестно! Не удивительно, что клубные шлюхи только и трещат о том, что ты забрал её себе. Они, бл*дь, зеленеют от зависти.

Я вздохнул, не сдержавшись.

Бело. Мать. Её. Снежка.

Я чувствовал, как Красотка сморит на меня с усмешкой, сложив руки вместе, пока я, как в долбанном трансе, не отрывал глаз от кровати. Её взгляд опустился, от неё шёл поток нервозности.

Застыв, я спросил:

«Что?»

Красотка быстро закрыла глаза и на выдохе открыла.

— У неё множество шрамов по всему телу, Стикс.

Я оцепенел, сердце загудело, ярость начала разгораться, и я спросил:

«Где?»

Но глаза Красотки были сосредоточены на кровати. Дёрнув её за руку, я повторил:

«Где?»

— Почти все на спине. Расположены, как веером. Они ложатся один на другой, как будто её кто-то с силой отхлестал. Но… кто, к чертям, станет делать такое? Кто практикует такое в наши-то дни?

Я приподнял бровь, когда взгляд Красотки потух.

— Ещё немного есть на внутренней стороне бёдер. Похожие на царапины, следы от порезов… или... чего похуже.

Она не стала продолжать, позволяя собственным выводам зависнуть в воздухе.

Бл*дь.

Красотка прошла к двери и, дотронувшись до меня рукой, сказала:

— Я надеюсь, она справится с этим, Стикс. Похоже, она заслуживает жизни получше чем та, которая у неё была.

Я не мог ответить. Не мог думать нормально. Шрамы, бл*дь, на внутренней стороне бёдер…

Я сел на стул около кровати и смотрел, как грудь сучки подымается и опадает. Я склонился над ней, сделал глубокой вздох, из кожи вон лез, чтобы заработали связки и прошептал:

— Есл-ли т-ты м-м-меня с-с-слышишь, то в-в-выби-р-райся. П-п-проснись. Я-я ж-ждал т-тебя ц-ц-целых п-п-пятнадцать г-г-грёбаных лет. Н-не у-уми-рай с-с-сейчас, с-с-слышишь м-м-меня? 

Саломея

Длинное белое платье без рукавов пялилось на меня, пока я сидела на холодном полу своей комнаты и, облокотившись на стену, прижала коленки к своей груди.

Свадебное платье. Белое свадебное платье издевалось надо мной, мучало меня, говорило мне о том, что сегодня ещё до захода солнца я выйду замуж. Седьмая жена пророка Давида. Жена, данная ему Господом. Я буду той самой, которая сможет дать вечное благословение каждому из членов Ордена — их избранная. Я буду помогать в искуплении статуса Окаянных, освобождать нас от наших грехов.

Откинув голову на серую кирпичную стену около моего матраса, я закрыла глаза и представила: что это значит — быть свободной. Какова жизнь снаружи, за забором? На самом ли деле люди там были воплощением зла? Правда, что каждый человек на земле хотел навлечь на нас беду? Неужели мужчины желают только владеть и разрушать женщин?

Я не знала. Иногда я не верила учениям пророка Давида, но никогда бы не осмелилась высказаться вслух. Никто не оспаривал учения, по крайней мере, те, кто не хотел получить наказание. Я не знаю ничего о жизни за пределами этих стен, и после того, что случится сегодня, мой долг будет быть прилежной женой. У меня никогда не появится шанса уйти.

Пока я терла дрожащими руками своё лицо, мой желудок не мог успокоиться. Я не могу это сделать. И что ещё хуже, я не имела никакого представления, где находилась моя старшая сестра. Моя кровная сестра, Белла, пропала неделю назад — никаких знаков или признаков, просто пропала. Никто не мог сказать мне, куда она делась. После длительного промежутка тишины, я начала бояться самого страшного. Брат Гавриил что-то знал. То, как он на неё смотрел, со злобной ухмылкой, не отрываясь. Он был одержим Беллой на протяжении многих лет, но она не отвечала взаимностью. В его глазах можно было увидеть, как сильно он хотел, чтобы она поплатилась за своё безразличие к нему.

Резкий стук вырвал меня из моих непокорных мыслей. Сестра Ева вошла ко мне в комнату, держа в руках гирлянду из свежих белых цветов в морщинистых руках. Она увидела, что я сижу на полу, и остановилась около меня.

— Вставай, ты, нахальное дитя. Почему ты не в глубокой молитве? Ты хоть осознаешь значение этой ночи, твоего брака, значения этого для всех нас?

Я дернулась, когда она схватила меня за руку и поставила на ноги. Сестра Ева, одна из двенадцати Истинных и женщина, которую я одновременно опасалась и не любила больше всех, пришла ко мне, чтобы помочь собраться. Отвращение было взаимным. Зависть, сочившаяся из её крупного, старого тела была настолько ощутимой, что между нами уплотнился воздух.

Я была одной из четырёх Окаянных. Одна из четырёх женщин, которых классифицировали, как слишком соблазнительных для мужчин. Одной из тех, кто был отделён от общей коммуны, потому что по верованиям сам дьявол приложил руку к нашему созданию.

Четверо — это мои кровные сестры Белла и Мэдди, наша подруга Лила и я.