Никакой таинственности, просто поначалу мне нечего было толком сказать, а теперь, по прошествии времени, действительно, кое-что накопилось. И все же каждый вечер уходя ты думаешь: «Господи, моя жизнь так пуста и скучна по сравнению с жизнями многих моих знакомых. С какой стати обо мне писать книгу?»

Знаю, я должен рассказывать подробности своей личной жизни. Мне нравится с вами беседовать, но мне… мне не кажется , что я сумею открыто затрагивать эти темы в будущих интервью. Поскольку это никого не должно интересовать. Кому какое дело в сущности? К черту публику. Я не хочу, чтобы обо мне всё знали.

Думаю, я вроде пришельца. В детстве я часто воображал себя приемным ребенком. Меня нашли родители, усыновили. А вообще-то меня доставили сюда с другой планеты. Мне хотелось думать, что я инопланетянин. Каждую ночь я связывался со своими настоящими родителями там наверху. Я знал, на свете тысячи других инопланетных подкидышей. Они повсюду. Я встретил пару-тройку таковых. Меня всегда забавляла эта мысль если честно. Удивительно приятно делать вид, что ты тут не просто так, скучать по воображаемому дому, как и все остальные пришельцы. За всю жизнь мне доведется встретить лишь горстку сородичей, но в один прекрасный день я пойму, каково наше предназначение.

Абердин

До восьми лет у меня было счастливое детство, по-настоящему хорошее. Мать была умной и понимающей. Она меня поддерживала, развивала мою склонность к искусству. Я только и делал, что читал и рисовал. Она была в восторге. И мне было хорошо. Это было счастливое время, я был собран и сосредоточен, знал совершенно точно, кем стану как и то, что меня не остановишь. Мне казалось, что за что я ни возьмусь, во всем добьюсь успеха. Мир не велик, мне просто обязано повезти. Вот такие дела. Передо мной в то время были открыты все дороги.

Я не был хулиганом, но иногда пошаливал. Например, брал банки от 7up? Наполнял их камешками и швырял их в машины из-за забора. Еще у меня была какая-то навязчивая идея насчет полицейских. Я кричал: «Легавые идут, они нас убьют!» В общем, я швырял в полицейские машины этими жестяными баночками, а если видел полицейского, начинал петь и указывать на него. Я обзывал их злыднями.

Моя тетя Мэри – её можно назвать музыкантом-любителем. Она постоянно выступала в барах Абердина. В общем-то, она сыграла большую роль в моем становлении, как музыканта. Тогда мне было восемь лет. Она мне подарила электрогитару с усилителем. А еще все альбомы «Битлз». Потом она подарила мне еще и барабаны. Я носился с ними по округе в кепке и теннисных туфлях отца и распевал песни «Битлз», аккомпанируя себе на барабане. В том юном возрасте я был уверен, что без труда стану рок-звездой. Я был деятельным мальчишкой. Я все знал, все понимал, все мог. Я был уверен, захочу – стану президентом. Хотя это было глупо. Рок-звезда куда интереснее. Я не понимал, конечно, что меня ожидает, в каком положении я окажусь подростком. Мне казалось, что Абердин – обычный город. Я все города считал одинаковыми, всех людей милыми и добрыми. А еще я думал, что насилия куда меньше, чем на самом деле. Я думал, что ничего легче нет. Соединенные штаты были вроде моей песочницы во дворе. Так какие проблемы? Можно сразу приниматься за гастроли в составе знаменитой рок-группы, украшать собой обложки журналов и всё такое. В общем, на ранней стадии я все видел в розовом свете. Однако в девять лет появился маниакально-депрессивный синдром, взгляд на вещи резко поменялся.

Я считаю последним невинным поколением свое собственное. Понимаете о чем я? Телепрограммы ещё как-то обходились без насилия, никакого кабельного телевидения, «Улицы сезам», Speedracer, XR, puffy staff. Чистая фантазия, всё очень просто. По сравнению с нынешним положением вещей, каменный век. Теперь молодежь очень искушенная и опытная. Собственно, этого от них и ждут.

Я часто получал по заднице. Стоило мне пролить стакан воды в людном месте, скажем, в ресторане, как отец хватал меня и давал затрещину или пощечину. До сих пор не пойму, отчего отец так был озабочен тем, что подумают о нем в ресторане лишь потому, что его отпрыск что-то там случайно пролил. Он обязан был меня наказать. Странный психологический момент – вымещать неловкость на ребенке. Честно говоря, я до сих пор проклинаю себя за неуклюжесть, едва что-то уроню. Ужасно на себя злюсь. Меня запрограммировали ничего не ронять, не проливать, не допускать оплошностей. Совершенство во всём. Черт бы его подрал за это!

Он был заведующим лесопилкой «Братья Мэйр». Такая работа – целый день считать бревна. Он считал, что отец с сыном должны развлекаться так – он брал меня на работу по субботам и воскресеньям и я сидел у него в кабинете, пока он считал бревна. Страсть, как занимательно. Ну и я там постоянно рисовал.

А ещё я устраивал телефонные розыгрыши. А потом, бывало, шел на склад, где хранились штабеля бревен и представлял, что меня преследуют, а я скрываюсь. Или наоборот, что я преследую каких-то преступников. Иногда играл в супермена или других супергероев. Ничего другого не оставалось.

А потом я отправлялся прикорнуть в машину под «Queen», «News of the World» на кассетном магнитофоне. Разряжал аккумулятор машины. Пару раз мы застревали по пути домой из-за разряженного аккумулятора. А всё моя любовь к «Queen».

Я не чувствовал, что у меня есть отец. Не было человека, которому можно было довериться. Я мало что помню до семилетнего возраста. А это как раз тот период, когда он жил с нами вместе, когда у меня были мать и отец. После этого я пожил у него какое-то время, а потом он женился и я оказался в самом хвосте списка его приоритетов.

Если бы со мной такое случилось, если бы мы с Кортни и Фрэнсис оказались в подобной ситуации, я бы все же пытался как-то наладить контакт с Фрэнсис, установить какие-то отношения, а он попросту махнул на меня рукой. Полагаю я уже на него не зол, но общаться с ним я бы не захотел. Нам не о чем говорить. Уверен, это разозлило бы его, но будем смотреть правде в лицо.

Многие дети моих лет ловили себя на мысли: «Почему, черт возьми, мои родители разводятся? Родители всех моих друзей тоже. Что-то не так». Наверное, наших родителей как-то не так воспитывали. Зачем они занимались самообманом? Пары разводились, давали себе волю после развода, как мама. Вдруг начинали пить в тридцать лет. Совершенно терялись, снова совершали те же ошибки, воспитывали своих детей. Они не понимали, что необходимо детям. Насколько я помню, все мои друзья задавались такими вопросами в семилетнем возрасте, а это рановато, знаете ли? Какая-то эпидемия. Паровое поветрие.

Моя история похожа на девяносто процентов историй сверстников, потому что проблемы у нас были общие: курение травки в школе, жизнь в тени пресловутой коммунистической угрозы, постоянный страх ядерной войны, все больше насилия в разных слоях общества. Все реагировали одинаково, даже не знаю. Не думаю, что наше музыкальное видение чем-то кардинально отличается от видения групп наших ровесников. Я не считаю нас какими-то особенными. Всем нам в конце концов довелось пережить тоже самое. Но мы привлекли больше внимания. Песни оказались доступными и запоминающимися.

На уроке физкультуры в восьмом классе у меня вдруг прихватило спину. Меня отвезли в больницу, я не мог дышать. Я думал, позвоночник сломался. На самом деле диск сдвинулся. Пошел на той же неделе к костоправу, оказалось искривление позвоночника. Мне надо было ходить в корсете, но я не хотел, а занятия музыкой только усугубили дело. Позвоночник искривился еще больше. Вес гитары, падающей на левую сторону тела, он заставлял меня наклоняться, и это лишь ухудшало положение. Я все время страдал от боли. Это не досужие вымыслы. Всё время что-то болело. Вероятно, как-то психологически заменил боль в спине резью в животе. Когда у меня начинал болеть живот, это было куда хуже, чем спина. По крайней мере о спине я уже и думать забыл. Я знал, что смогу стать настоящим шизофреником. Я все время нервничал, у меня были всякие странные привычки, практически навязчивые идеи: щелкать пальцами, теребить волосы, а потом стало ещё хуже. Я стал ненавидеть окружающих за то, что они не оправдывали моих ожиданий. Мне опостылело общество одних и тех же идиотов. Они были похожи друг на друга как две капли воды. У меня на лице было написано, да и по реакциям понятно, что я их терпеть не могу. Я люто ненавидел их. Они были тупыми неотесанными мужланами. Потом я осознал, что люди не оставили мое к ним отношение без внимания, и обо мне сложилось такое мнение, что я, мол, всех вокруг ненавижу. Я все время переживал, стал едва ли не невротиком, в каком-то смысле параноиком. Все понимали, что я всё время на грани. Очевидно, думали, что я из тех ребят, которые способны притащить в школу автомат и всех перестрелять.