РИСУНКИ А. ХАЙЛОВА
9 мая 1945 года в столице нашей Родины Москве торжественно прогремел Салют Победы. Закончилась Великая Отечественная война. Фашизм был разгромлен.
Тридцать лет прошло с тех пор. Тридцать лет на нашей родной земле парит мир, завоёванный Советским солдатом в жестокой битве с ненавистным врагом.
Никогда не померкнет в памяти народной подвиг Солдата-Победителя. О нём помнят не только те, кто с оружием в руках прошёл по дорогам войны, кто самоотверженно работал в тылу, помогая фронту, но и те, кого война не коснулась, кто родился много лет спустя после Салюта Победы.
Вот о таких людях — героях Великой войны и о тех, кто наследует их доблесть и славу, дорожит светлой памятью отцов и дедов, павших в боях за Советскую Родину, и рассказывается в повести Владимира Лукьяновича Разумневича «Письма без марок».
В этой повести, в подлинных письмах и дневниках, живёт правда о войне, живёт великая любовь к солдату, который не вернулся с войны, который отдал свою жизнь ради нашей Победы, ради твоего счастья, ради мира на земле.
«Письма без марок» — это салют воину Советской Армии, который сражался за нашу Победу, салют и в твою честь, мой юный друг, если ты дорожишь славой отцов и старших товарищей, если сам мечтаешь быть таким же, как они, — храбрым и честным, верным гражданином Советской Отчизны.
Всей душой желаю тебе, дорогой друг, быть таким!
Герой Советского Союза ВАСИЛИЙ ЕМЕЛЬЯНЕНКО
Давно хранятся у меня в красной папке фронтовые письма. Нет у этих писем ни конвертов, ни марок. Сложены они в виде треугольников. На одной стороне бумажного треугольника — адрес нашего дома, на другой — печать солдатской почты.
Если развернуть треугольник, то получится тетрадный лист в клетку.
Вся страница исписана химическим карандашом. Исписана торопливо, кое-как. Ведь письма писались в перерывах между боями, при тусклом свете блиндажной коптилки. В любую минуту фашисты могли пойти в атаку, и надо было спешить закончить письмо, отправить его семье. Там фронтовую весточку ждали как самую великую радость. Когда же письма долго не было, то семья тревожилась: «Уж не погиб ли солдат?..»
Письма пожелтели от времени, фиолетовые строчки расползлись по листу, и не сразу удаётся прочесть, что написано. С большим трудом разбираю названия городов и сёл, откуда присылались письма: подмосковное Бородино, города Калинин и Старица, неведомая деревенька Старшевицы…
Оттуда, из далёкой приволжской деревушки, прислал солдат своё последнее письмо.
Оттуда же пришло и извещение о его гибели…
Снова и снова перечитываю я старые письма. И всякий раз будто слышу родной, незабываемый голос. Голос этот, тихий и добрый, рассказывает мне о войне, о солдатском подвиге, учит, как надо жить.
— Откуда эти письма, папа? — спрашивает Наташа, заглядывая в красную папку.
— С войны, — отвечаю я дочери.
— Войны давно нет, а ты всё читаешь и читаешь.
— Нельзя, Наташа, забывать тех, кто за наше счастье сражался, кто в бою погиб. Эти письма написал мой отец, твой дедушка. Он был солдатом Великой войны. Фашисты тогда к Москве рвались. А дедушка, как и другие советские воины, не пускал их. Под городом Ржевом, в деревне Старшевицы, погиб он.
— Теперь там дедушкина могилка?
— Писал я в Старшевицы. Справлялся об отце, мне ответили: нет его могилки в деревне, и где она — никто не знает. А я-то хотел побывать там, поклониться отцовской могилке.
— Наверное, она где-нибудь в лесу, — предполагает Наташа. — Поедем туда и поищем.
— Я и сам, Наташа, об этом частенько думаю. Да вот всё ждал, когда ты подрастёшь, чтобы нам вместе в поиск отправиться.
— Я уже подросла, — серьёзно сказала Наташа.
— Раз такое дело, нынешним летом, как только тебя отпустят на каникулы, а меня в отпуск, двинемся в путь. Пройдём по военным дорогам, по которым дедушка когда-то ходил…
— Разве узнаешь, по каким он дорогам ходил…
— А фронтовые письма? Они укажут, куда нам идти. Будем останавливаться в тех местах, откуда дедушка посылал эти письма.
— Мы их в портфель положим. Потом, когда по дедушкиной дороге пойдём, будем доставать и читать вслух.
— Согласен. А ещё возьмём вот эту старенькую тетрадь с моими детскими каракулями, — показываю дочери свой школьный дневник.
Первая запись в дневнике сделана в тот самый день, когда мы с мамой получили два горестных письма с фронта.
«Как ни тягостно будет для Вас моё сообщение, но я Вам должен написать, что Ваш муж погиб смертью храбрых 6 мая 19 42 года.
Мы, товарищи по оружию, похоронили его с воинскими почестями и поклялись отомстить врагу.
Клянёмся Вам и Вашему сыну — мы отомстим за его смерть проклятым фашистам!
Политрук роты связи 227-го стрелкового полка Н. Я. Будённый».
*
«Привет с фронта!
Получив Ваше письмо, товарищ Вова, где Вы желаете своему папе много боевых успехов и просите его, чтобы он чаще писал письма, мы сообщаем Вам, уважаемый Вова, что Ваш папа геройски погиб при исполнение служебных обязанностей под городом Ржевом, в деревне Старшевицы, где и похоронен.
С приветом к Вам — лейтенант Короушкин».
*
«…От папы нет писем.
Почему он не пишет?
На душе тревожно.
Я сижу у окна, отложив учебники.
Весна. Солнечно.
На молодую травку, что протянулась вдоль тропинки, пересекающей двор, ложится тень облака.
Я смотрю, как медленно движется она по земле, подбираясь всё ближе к нашему дому.
Сердце колотится всё беспокойнее, и страшные мысли лезут в голову.
Хочется заплакать.
Успокаиваю сам себя — зачем понапрасну расстраиваться, когда ничего ещё неизвестно?..
Может, папе просто некогда писать?..
На Калининском фронте, как пишут газеты, тяжёлые бои идут. До писем ли ему сейчас!
Хлопнула калитка.
Послышались шаги на крыльце, потом встревоженный мамин голос:
— Вова, где ты там? Скорее сюда…
Я отскакиваю от окна. Выбегаю на крыльцо.
Рядом с мамой стоит бабушка Катя. Она смотрит на меня с тревогой.
Мама протягивает мне письмо:
— Только что почтальон принёс… Читай скорее… Я не могу… Видишь, не отцовской рукой написано…
Беру из дрожащих маминых рук письмо.
Осторожно надрываю конверт.
Начинаю читать.
„Как ни тягостно будет для Вас…“
Строки письма сливаются перед глазами в одну чёрную линию.
Ничего не могу разобрать.
А мама с бабушкой ждут. У них слёзы на глазах.
И я с трудом пересиливаю себя, дочитываю до конца…
Мне сразу становится не по себе. Дрожу весь, словно на лютом морозе…
Хочется крикнуть: „Папа! Папочка! Неужели тебя больше нет? Не верю! Не верю! Ты жив, жив, жив!“