— Значит, вычеркнуть Тортилу? — печально спросила Наташка. Она опустила голову, и ее роскошная коса соскользнула на капот, закрыла наши листки. Я отодвинул косу рукой и ощутил при этом, какая она шелковистая и тяжелая. Мне стало так жалко Наташку, что даже выигрывать у нее расхотелось.

— Ладно уж, оставь Тортилу, — разрешил я.

— Да нет, играть надо по правилам, — вздохнула Наташка. Ей не нужны были поблажки.

Когда мы закончили сверку, у нее осталось совсем мало слов. Но некоторые из них были довольно-таки заковыристые. Даже я не додумался до них: ранет, ратин, стеарин, минарет, манто, метеор, лабиринт, лорнет, берет, ореол, орбита… На букву «Е» я вообще не смог придумать ни одного слова, как ни бился, а она написала «енот». Все же почти сто моих слов остались невычеркнутыми. Победа была разгромной. Но Наташка недолго горевала.

— Погоди, я еще проверю твои слова, — погрозилась она. — Может быть, ты жулик, обманываешь меня. — Наташка взяла мой листок, повела по нему смуглым пальцем с перламутровым ноготком. — Стой! Вот — марс. Ты же сам говорил, что имена собственные писать нельзя. А это название планеты.

— Не только планеты! Да, Марсом называется и планета, и бог войны. Если написано с большой буквы. Но марс — это еще и площадка на верху мачты, — запротестовал я. — С марса матросы высматривают китов, неприятеля, землю. Не читала, что ли? Да почти в каждом морском романе, особенно старинном, найдешь это слово.

— Верно, вспомнила, — согласилась Наташка. — А вот это что за «аортит»?

— Название болезни.

— Ой, врешь ты, Дикий Кот, пользуешься моей темнотой, — подозрительно сощурилась Черная Молния.

— Лопни мои глаза! — поклялся я. — Да вот хоть папу спроси.

— И спрошу, будь уверен. Дядя Володя, вас можно на минуточку?

Папа подтвердил, что аортит — воспаление аорты, отолит — мельчайшее зернышко в слуховых органах человека и животного, а ментол — название лекарства. Все эти слова были в моем списке. Но, как человек справедливый, тут же добавил, что в подобной игре сын врача не имеет права употреблять медицинскую терминологию.

— Этак ты, братец-кролик, много кой-чего понапишешь: остит, остеома, неврома… Откуда ж Наташе знать такие слова? Нет уж, изволь играть на равных. Пиши только общеупотребительные слова.

— Я же говорю, что он жулик! — воспрянула духом Наташка. — Смотрите, дядя Володя, чего он тут настрочил: ли, сет, сабо… Ведь нет же таких слов, правда?

— Тут я тебя вынужден огорчить, — ласково улыбаясь, сказал папа. — Ли — китайская мера длины, чуть побольше полукилометра; сет — партия игры в теннис; сабо — башмаки на деревянной подошве. Надо тебе сказать, Алик в этой игре никогда не обманывает. Ему ведь интересна только честная победа.

— Зря ты переживаешь, — попытался я утешить Наташку. — Для первого раза ты просто замечательно сыграла. Вон какие сложные слова придумала. А будь у тебя мой опыт…

— Дикий Кот правильно говорит, — поддержал меня папа и потрепал Наташку по плечу. — Хочешь знать, он нас всех запросто кладет на лопатки в этой игре. Вундеркинд. Эрудит. Гигант мысли. Мало того, что молодая память, так еще и необъятный словарный запас. Почти как у Пушкина.

Папа шутил, но я видел, что он и вправду чуточку гордится своим сыном.

— Зато я быстрее бегаю! — неожиданно сказала Наташка. Ее мысль сработала внезапно совсем в другом направлении. — Не верите, дядя Володя? Давайте нам старт. Финиш вон у того столба.

Все-таки первое призовое место, как всегда, осталось за Тобиком. Он с легкостью обошел нас обоих. Второй, правда, пришла Наташка. Я показал третий результат. Плохо? Но в переводе на олимпийский язык это означало бы бронзовую медаль. А я удовольствовался всего лишь добавочным ломтем арбуза.

Тихо-мирно отдыхали мы в Скадовске, очень довольные, что сделали такой удачный выбор, не отправились в Крым или на Кавказ, как это было в прошлые годы.

Но стихия положила конец нашему благоденствию.

С вечера подул сильный южный ветер. Такой сильный, что вся наша палатка вздулась тугим парусом. Пришлось вбить в землю прочный кол и привязать к нему дополнительную растяжку — парашютную стропу неимоверной прочности. Говорят, на таких стропах с самолетов сбрасывают на грузовых парашютах даже десантные танки.

Папа и мама устроились в палатке, а я и дедушка, как всегда, забрались в «Волгу». В ней как-то по-особенному уютно: не заползет змея, не ворвется ветер, не промочит никакой ливень. На толстом поролоновом матрасике спится лучше, чем дома. Даже пахнет в машине приятно: лаком, резиной, бензином.

Однако в эту ночь нам не суждено было проспать спокойно.

На рассвете нас разбудил какой-то грохот. Я привскочил, стукнулся головой о крышу машины и только тогда полностью очнулся от крепкого сна. За стеклом смутно маячила фигура папы. Он колотил в запертую изнутри дверь. Дедушка уже тянулся через меня, торопясь нажать на ручку, но я опередил его.

— Вставайте! — тревожно сказал папа, всунув голову в машину. — Надо срочно уезжать. Море наступает!

Выбравшись из машины, я увидел, что наша палатка рухнула, накрыв собою вещи. Штормовой ветер не смог оборвать крепчайшую парашютную стропу, но зато вытащил толстый кол, который мы так надежно вогнали в землю вечером. Море покрылось пенными валами. Один за другим они неудержимо шли на приступ, с грозным шумом заливая низкий песчаный берег. Вода уже затопила наш холодильник в яме и подбиралась к «Волге». Тут и там мелькали огни фонариков, слышались возбужденные голоса застигнутых врасплох немногочисленных автотуристов, где-то плакали дети, лаяли собаки. Лагерь спешно сворачивался. Николаевы уже бросали в «Победу» свои вещи.

Пенящаяся вода поднималась с пугающей быстротой. Ветер достиг почти ураганной силы. В этой равнинной низменной местности ему было где разгуляться. Он валил с ног, забивал дыхание. Вдвоем с дедушкой папа ухитрился-таки взвалить на решетку крыши «Волги» бесформенный ком парусины, в который превратилась наша палатка, и намертво прихватить его все той же чудодейственной парашютной стропой. Мама в страшной спешке бросала в машину чемоданы, сумки и рюкзаки. Я грузил в багажник посуду, шлепая босиком по холодной воде.

Наконец дедушка сел за руль и включил стартер. Море лизало уже все четыре колеса нашего автомобиля. Тут только я вспомнил, что под ним сидят еще три курицы. В суматохе аварийных сборов о них совсем позабыли.

— Ку-уры! — неистово закричал я и бросился под машину. Дедушка едва успел выжать сцепление, чтоб не задавить меня вместе с курами.

Будь под колесами «Волги» не песок, а глина, нам пришлось бы совсем худо. Автомобиль весом чуть не в полторы тонны на руках не вытащишь. Это не «Жигули». Но твердый грунт выручил. Наша машина выскочила на травяной бугор. Хуже пришлось Николаевым. Их «Победа» безнадежно забуксовала и накренилась набок. Дедушка, не раздумывая, сдал «Волгу» назад, папа молниеносно набросил буксирный трос, «Мышка» с силой рванула и выручила «соседку» из беды.

На бугре собралось около десятка машин, облепленных взволнованными грязными автотуристами. Остальным повезло — они уехали из Скадовска еще накануне. Я решил, что опасность миновала, и начал переодеваться во все сухое. Но море готовило нам новый сюрприз.

— Вода-а! — донесся издалека чей-то крик. — Вода обходит нас!

Несколько человек вместе с папой, бросились на встревоженный голос. Солнце еще не выглянуло из-за горизонта, но мгла уже рассеялась. Пробежав немного, мы увидели человека, призывно махавшего руками. Изгибаясь тусклым оловянным полумесяцем, вода у его ног заливала единственную дорогу, по которой мы приехали к морю. Волны затекли в низинку, и мы очутились в ловушке…

Не стану врать, в этот момент я здорово-таки перетрусил. Не за себя, конечно. Всем нам ничего не стоило прошлепать босиком до первых домов Скадовска, куда море никак не могло дотянуться. Но «Мышка»… Что будет с нею? Неужели мы оставим ее на произвол судьбы? Шторм не стихал, и вода продолжала наступать.