Зеленый травяной бугор, на котором сгрудились легковушки, вода окружила с трех сторон. Море надвигалось прямо по фронту, а его предательский язык забежал сбоку и позади бугра. С четвертой стороны, которая оставалась еще сухой, высилась капитальная ограда пионерского лагеря. Положение казалось безвыходным.

— Мужчины, ко мне! — услышал я решительный голос папы.

Четыре крепких парня подошли к папе.

— Беритесь за это звено, приподнимайте его, чтобы снять с крючьев, — распорядился папа, хватаясь за раму металлического звена ограды пионерского лагеря. И, видя, что парни мнутся в нерешительности, добавил: — Под мою личную ответственность.

Парни все еще медлили, но тут подбежал дядя Вася и один приподнял край звена. Все вместе мужчины подняли тяжелое звено, висевшее на крючьях бетонных столбов, бережно отставили его в сторону. Так же было снято и второе звено. Зазвенели лопаты. Через несколько минут средний бетонный столб был выкопан и оттащен. Перед машинами открылся въезд на территорию пионерского лагеря, погруженного в сладкий предутренний сон.

Первым в проделанную брешь въехал дедушка. На самой малой скорости он искусно обогнул цветочную клумбу и поехал по пешеходной дорожке, усыпанной морским песком, окаймленной бордюром из половинок красного кирпича. За нашей «Волгой» потихоньку, словно крадучись, потянулись остальные машины.

Честно говоря, я в эти минуты приготовился к самому худшему. Ждал, что вот-вот сейчас откуда-нибудь выскочит сторож или начальник пионерского лагеря, загородит нам дорогу, начнет кричать, свистеть, поднимет тревогу — и всех нас заберут в милицию за грубое нарушение порядка. Ведь мы самочинно вторглись на заповедную территорию, куда въезд не только чужим, а вообще всяким автомобилям строго запрещен. Да вдобавок заявились не через ворота, — это б еще куда ни шло! — а разобрав ограду! И уж, конечно, первый кнут, как говорится, будет зачинщику, моему папе. Ведь это он предложил снять звенья ограды под его личную ответственность. Пусть даже в безвыходном для автотуристов положении…

Но все обошлось благополучно.

Не знаю, то ли сторож крепко спал, то ли, на наше счастье, отлучился куда-то на эту ночь, то ли, что вернее всего, шум ветра заглушил звук моторов, работавших на малом газу, но не прошло и получаса, как все автомобили выбрались за ворота лагеря. Мы ускользнули из ловушки, подстроенной нам морем! Сияющие туристы поздравляли друг друга с избавлением от беды, благодарили папу за находчивость и смелость. Но папа оборвал преждевременные восторги:

Не шумите, товарищи, тихо! Идемте восстановим ограду. А женщины пускай заметут следы от колес на песке аллейки. Так сказать, следы нашего кошмарного преступления. Чтоб комар носа не подточил. Вроде и духу нашего в лагере не было.

Вскоре, действительно, никто бы не смог догадаться, что совсем недавно чуть не десяток легковых автомобилей тайно прокрались через запретную для них территорию лагеря. Вкопан был на прежнее место бетонный столб. Снова повисли на крючьях звенья ограды из металлической сетки. Женщины старательно подмели дорожку, поправили несколько кирпичей, сбитых машинами.

Мы с Наташкой не утерпели, побежали взглянуть на бугор. Его уже не было, он полностью скрылся под водой. Из интереса я прошлепал на макушку бугра, замерил глубину. По всему выходило, что не сумей мы прорвать блокаду, морская вода неминуемо залила бы автомобили по самые сиденья. А может быть, и выше.

Словом, беды мы избежали серьезной. Ведь морская соленая вода — страшный враг металла. А замкни она клеммы аккумулятора, мы и после наводнения не смогли бы тронуться с места. Об испорченных вещах я уж не говорю.

— А твой папа молодец! — уважительно сказала Наташка. — Не растерялся, всех выручил. Если б не дядя Володя, купаться бы нашим машинам в море.

Коса у Наташки растрепалась, и пышные черные волосы рассыпались по плечам, ко лбу прилип комок грязи, но синие глаза сияли такой радостью, что я невольно залюбовался ею. То есть не залюбовался, конечно, но смотрел так пристально, можно сказать, уставился на нее, что она даже спросила:

— Что ты глаза вытаращил? Смотришь, что я вся в грязи? Так и ты не чище. Вон комок прилип. И вот еще… Дай сотру.

Наташка провела по моему лицу мягкой ладонью, а я только улыбался. Почему-то ее заботливость была мне очень приятна…

К полудню шторм прекратился, море начало отступать. Не прошло и двух часов, как оно снова смиренно плескалось у кромки низкого песчаного берега. Будто это вовсе и не оно буйствовало ночью, заставило нас бежать с обжитой стоянки.

После шторма экипажи почти всех машин предпочли уехать из богатого сюрпризами Скадовска. Большинство устремилось к Азовскому морю, в Кирилловку, звезда которой всходила на автомобильном горизонте все выше. Николаевы и мы остались в одиночестве. Но никого из нас это не смутило.

Возвращаться на старое место никто не захотел. Вдруг снова задует штормовой ветер? К тому же дорога туда вела через солончаковую низинку. Пока было жарко и сухо, ее слабый грунт хоть и продавливался колесами, но все же выдерживал нагрузку. Теперь же, после шторма, солончак окончательно раскис. Решено было в низинку не соваться, стать на новом месте, неподалеку от пионерского лагеря. Но сначала папа дал мне важное задание:

— Тебе, Дикий Кот, поручается отыскать на старой стоянке наш холодильник. Во избежание дистрофии или даже голодной смерти всего нашего доблестного экипажа. В помощь возьми Тобнка.

Папа говорил так серьезно, что, не знающий его, вполне мог бы поверить каждому слову. И насчет дистрофии, и даже насчет голодной смерти. Но я-то отлично знал, что речь идет всего-навсего о десятке банок с говяжьей тушенкой, зарытых в сырую яму для предохранения от порчи на жаре. Как обычно, папа шутил.

— Дядя Володя, можно, я Алику помогу? — вызвалась Наташка.

Конечно, папа не возражал. Я вытащил из багажника штыковую лопату, длинный вороток, свистнул Тобика — и мы зашагали к берегу.

У места нашей прежней стоянки я долго осматривался, прикидывал на глаз расстояния, пока не сориентировался хоть приблизительно. Задача оказалась куда труднее, чем я предполагал. Штормовой прилив размыл выступы, затянул песком впадины, неузнаваемо изменив рельеф берега.

— Давай отсюда начнем искать, — предложил я, втыкая лопату в песок.

Пока я копал, Наташка протыкала песок воротком. Наудачу, уже почти не надеясь на успех, мы изрыли порядочный кусок берега, словно бобры. Думаю, в конце-концов мы так и ушли бы с пустыми руками, но Тобик выручил нас. Как будто поняв, что именно мы ищем, он пробежал, принюхиваясь, вдоль берега, потом начал в одном месте рыть песок лапами. И точно, здесь, под слоем мокрого песка, лежали наши драгоценные консервы. Видимо, тонкий нюх Тобика позволил ему учуять слабый запах смазки, которой покрывают снаружи консервные банки против ржавления.

— Ай да Тоба! — восхищалась Наташка, поглаживая спинку смышленного песика.

К машине мы вернулись с видом победителей, ожидая почестей. Однако на нас никто не обратил внимания.

Прислонясь к крылу «Победы», какой-то мужчина, как мы поняли вскоре, сторож пионерского лагеря, сердито приказывал папе и дяде Васе:

— Уезжайте немедленно! Не разводите тут антисанитарию. Вы б еще на территорию пионерлагеря въехали. Если до вечера не уберетесь, вызову милиционера. Пусть оштрафует. Или номера поснимает. Вот так!

Я сразу приуныл. Вот напасть-то! Беды валятся на нас как из мешка.

Сердитый сторож ушел, уводя с собой на коротком поводке серую овчарку, и Тобик выполз из-под «Волги», куда он предусмотрительно спрятался.

— Нда-а… Похоже, придется нам и отсюда уезжать, — печально сказал Василий Михайлович, почесывая себя за ухом.

— Не ждать же, пока номера снимут, — поддержала мужа Вера Сергеевна.

— Давайте, друзья, возьмем курс на Одессу, — предложила мама.

— А еще лучше — в Прибалтику, — сказал дедушка. — Какие там дюны, сосновый лес! Лето нынче жаркое, небось, вода и в Балтийском море прогрелась.