сон. Пьеса очень несовершенна в драматическом отношении.
Неизвестная дама с кольцом напоминает разрушенную роль
баронессы, но она не является здесь двигателем действия, точно
так же, как и кольцо, — основная нить — не связывает две ли-
нии в общий узел, потому что Владимир — ревнивый муж еще
до завязки. Многие вплетающиеся сюда мотивы напоминают
драму Лермонтова. Маскарад, как фон, мотив картежной игры
в лице мошенника — Двойкина, фигура матери, обрамляющая
всю драму, подобно Неизвестному в „Маскараде", и исполняю-
щая в ней роль судьбы. Пьеса написана также стихами и со-
состоит из 4-х действий, делящихся на сцены.
Тот же сюжет находим у популярного в эту эпоху Дюма-
отца, которого переводил для русской сцены Каратыгин,
в драме „Генрих III и его двор" В политическую интригу
вплетена драма ревности. Для осуществления своих диплома-
тических планов Екатерина Медичи стремится поссорить гер-
цога Гиза с Сен-Мегреном, влюбленным в его жену 1). С этой
целью она возбуждает подозрения герцога, приводит его на
место свидания, где он находит платок, потерянный герцоги-
ней, убеждается в ее измене и жаждет отомстить Сен-Мегрену.
Сцена обвинения совершенно аналогична рассмотренным выше:
„Генрих, во имя неба, я невинна, я вас умоляю"... „это будет
ужасное преступление" (герцог хочет ее отравить).
Г е р ц о г (смеясь): „Игра"! Г е р ц о г и н я : „Нет... о, ваша
улыбка мне все сказала". Здесь в восходящей линии действия
динамическая роль принадлежит, как и в „Маскараде", второ-
степенным лицам. Катерина Медичи, — виновница интриги,—
подобно баронессе, Герцог — как и Арбенин — выступает
активно лишь в роли мстителя.
Сходные мотивы — в ряде иных пьес той же эпохй.
В „Кине" Дюма, которого в сезон 1834 — 35 г. для Алексан-
дринского театра перевел Каратыгин 2): основанием ревности
является веер, забытый женой графа в уборной Кина;
в драме Строева „Безыменное письмо" (поставленной в 1834 г.
и в 1840 г. напечатанной в „Репертуаре и Пантеоне"), чей сюжет
„заимствован из повести Арну": ревность Юлия вызвана предо-
стерегающим письмом и пропажей у Фанни к о л ь ц а , подарен-
ного ей Юлием. Анонимное письмо подослано интриганткой, ку-
зиной Юлия, а сцена обвинения построена по шаблону, указан-
ному выше. В драме Беклемишева „Жизнь за жизнь" (репертуар
Александринского театра 1841 г., июнь) доказательством из-
мены жены является м е д а л ь о н с портретом ее возлюблен-
ного, найденный обманутым мужем Жоржем Треланом. Таким
образом, романтическая „драма ревности" имеет традиционныё
мотивы 3). Возбудителем ревности служит какая нибудь ин-
трига, складывающаяся во второй плоскости у второстепенных
действующих лиц, обычно у женщины. Доказательством служит
какой нибудь случайно найденный предмет 4). Муж или влюб-
ленный мстит действительному или предполагае мому сопернику
и жене. Сцены обвинения построены по одному типу. Конец
различен, иногда честь жены восстановлена, но поздно. У Лер-
„Henri III et sa cour", поставленная 11 февраля 1829 г. на Парижской
сцене и имевшая колоссальный успех. В истории романтической драмы это было
первое сценическое осуществление теоретических предпосылок знаменитого
предисловия к „Кромвелю" Гюго, не попавшему на сцену в свое время
и оставшемуся „драмой для чтения".
2) Вольф. „Хроника", т. II, 68.
3) Мы найдем их и в повествовательной литературе, напр., хотя-бы в сти-
хотворной повести Е. Н. Шаховой „Гусар Затворник" (1839, см. ее „Повести
в стихах" СПБ 1842), где популярному романтическому сюжету придана раз-
вязка в стиле чувствительной эпохи.
4) Таким образом, оба эти приема нельзя считать „типично Шиллеров-
скими". См. Яковлев, стр. 253 — 4.
монтова роль мстителя получила особую центральную разра-
ботку. Мотив ревности слабо намечен и в драме Дюканжа,
которая является вообще конгломератом всех популярных
в это время тем: Жорж, найдя в комнате Амалии шпагу,
которую забыл его коварный друг;—Вернер, обвиняет ее в из-
мене (д. II).
Арбенин выступает в о б р а з е з л о д е я , раскрывающемся
постепенно и достигающем своего апогея в последней сцене
IV действия. Этот мотив, являющийся основным слагаемым
сюжетного целого „Маскарада", сообщающий ему своеобраз-
ный колорит, всецело должен быть отнесен к традиции совре-
менной Лермонтову. Воцарился он на сцене вместе с „ужас-
ным жанром" после добродетельных персонажей Коцебу. Уто-
мление „Коцебятиной" чувствуется уже в 1812 году, периоди-
ческая печать в виде „Аглаи" отмечает ее „одностороннюю
чувствительность". Зритель менял свою физиономию и явля-
лась потребность в новом репертуаре Мелодраматический зло-
дей является особенно ярко на сцене Большого Театра в Пе-
тербурге в пьесе: „30 лет или Жизнь Игрока", в образе
Вернера — этого „адского духа", искушающего Жоржа и тол-
кающего его к целому ряду преступлений. (Лермонтов видел
ее в 1829 году, о чем пишет Шан-Гирей). Он развивает
у Жоржа страсть к игре, намеренно ведя его к гибели. Через
15. лет, явившись снова на пути бедного, униженного героя, он
советует ему убить путешественника, пришедшего в его хи-
жину и овладеть его деньгами. Жорж восклицает: „Замолчи,
адский дух, пришедший искушать меня в бедности и отчаянии.
Твой голос распаляет в сердце моем пламя злости: адский
огонь разлился по жилам моим" (III д.). Арбенин, конечно,
менее мелодраматичен, чем Вернер, у которого нет ни одной
положительной черты, но, зато у Лермонтова этот мотив раз-
двоился, и образ другого, правда, неясно намеченного, мел-
кого злодея, выступил в лице Казарина, который во 2-й сц.
II акта является в роли Вернера—искусителя, соблазняющего
героя картинами прошлого, в результате чего Арбенин воскли-
цает: „Прочь добродетель, я тебя не знаю... и краткий наш
союз отныне разрыве ю", а Казарин заключает: „Теперь он
мой". Это напоминает сцены искушения у Дюканжа (в I д.,
в д. II и ^).Скоплением злодейств является главный герой
в драме „ У ж а с н ы й Э б е р г а р д т или хижина в л е с у",
сочинение М. Д., 1833 г. Он совершает ряд преступлений:
убивает свою сестру, предварительно обесчестив ее; для сво-
его спокойствия он хочет убить собственного сына. Он ста-
рается заглушить голос совести: „совесть, для чего ты дана
1) Игнатов, „Театр и Зрители", стр. 133.
человеку? О, змея грызет мое сердце! Кровь, кровь... уда-
лись"!.. „Что делать... я непременно должен умертвить своего
сына для спокойствия и благоденствия собственного. Но ах,
совесть, совесть, о, адская фурия"! и т. д.
Такой же злодей Гуго в трагедии Мюльнера: „Преступле-
ние" (перев. Хотянцевой 1833 г.), представленной на Алексан-
дринском театре 26 июля 1833 г. Он характеризует себя так:
„я смесь противных двух стихий, земля и небо, Бог и дьявол".
Он всегда мрачен, единственная его привязанность — жена
Эльвира: „она моя навеки, я братнею кровью купил ее у ада"
(V д.). Эльвира говорит о нем: „не правда ли, Гуго мой с днем
каждым все дичей, угрюмей... я, содрагаясь, упадаю к нему на
грудь, когда меня он с диким взглядом обнимает. Подчас
ужасен взгляд его, и мною избранный супруг, как хищный
зверь (I д.)". Все это еще раз очень напоминает Арбенина.