— Да?

— Немного. Пятьдесят миллионов или около того. В английских фунтах, — сказал Сней, поднося зажженную спичку к кончику желтой сигареты с его монограммой.

— Ну и?

— Я, конечно, не думаю, что вы ищете инвесторов — на таком уровне, я имею в виду, но все же…

— Честно говоря, да, я не ищу инвесторов, дорогой бин Вазир, — сказал аль-Нассар.

— Извините. Извините, если мой вопрос оскорбил вас, господин аль-Нассар.

— Мудрый человек никогда не жалеет о заданных им вопросах. Зато жалеет о тех, которые он не задал.

— Это хороший совет.

Аль-Нассар указал на свой висок указательным пальцем и сказал:

— Мои боги проживают здесь, Сней бин Вазир. Сейчас мои божества находятся в тумане. Непритязательные винные пары затмевают их обычно мудрые суждения. Сейчас уже поздний вечер. Не мог бы ты дать мне хотя бы день на то, чтобы рассмотреть твою просьбу?

— Конечно.

— В твоей основе лежит хороший материал для обработки, Сней. Ты словно надежный и прочный камень. Не прочь заняться и грязными делишками, если я правильно расслышал. Мне это нравится. Немного отполировать тебя для соответствующего внешнего вида, и я вполне мог бы воспользоваться твоими услугами.

— Я удостоился бы большой чести, господин аль-Нассар.

— Хорошо. Думаю, все же приступим к работе. Забудь про слоновую кость. Слишком заметно. К тому же грязно. Вот что я посоветую тебе, Сней — цветы.

— Цветы?

— Цветы.

— Господин аль-Нассар, извините, я не совсем понимаю, на что вы намекаете. Не могли бы вы объяснить подробнее?

— Гладиолусы.

— Ах, конечно. Гладиолусы.

— Точно. Это только начало. Ты покупаешь гладиолусы в Южной Африке по два доллара за цветок, а на следующий день продаешь их богатым российским туристам в Дубае по сто долларов за цветок. За один рейс можно перевозить двадцать тонн. Это выгоднее, чем печатать деньги.

— Звучит заманчиво.

— У меня есть один вопрос к тебе, и если я его не задам, то буду весьма сожалеть впоследствии, — сказал аль-Нассар, пробегая пальцами по отвороту черного костюма Снея.

— Что вам угодно, Аттар.

— Где ты раздобыл такой костюм?

Двигатель «Паккард-Мерлин 266» сначала что-то невнятно затарахтел, затем резко взревел. Именно этот двигатель, примерно 1942 года производства, был установлен на одном из самолетов «Супермарин Спитфайр Марк XVI», рабочей лошадке мощной эскадрильи истребительной авиации, которая в конечном счете одержала победу над «Люфтваффе» в небе над Великобританией. Модифицированный и доработанный двигатель «Спитфайра» был установлен в длинном носу гладкого серебристого гидроплана Хока.

Это был самолет, явно не соответствующий современным представлениям об авиации. Алекс спроектировал машину лично. Испытывая недостаток общепринятых знаний в области авиапроектирования, он сконструировал гидросамолет, руководствуясь конструкцией одной из его любимых детских игрушек. Его теория была проста. Если машина выглядит достаточно красивой и быстроходной, то оба этих качества должны быть ей присущи. В кормовом трюме яхты «Блэкхок» хранилась коллекция гоночных автомобилей, которую Алекс собрал за эти годы. Там не было ни одного старинного гоночного автомобиля или быстроходного катера, который не был бы красивым и скоростным одновременно.

А особенно этот небольшой гидроплан «Киттихок», названный так в честь матери Алекса, американской кинозвезды. Одна из множества афиш с изображением его матери была нарисована на правом борту фюзеляжа. Кэтрин Колдвелл взяла сценический псевдоним Китти Хок, когда вышла замуж за отца Алекса, лорда Александра Хока. Китти Хок была известной актрисой, выдвинутой на «Оскар» за роль в классической саге о гражданской войне «Южная красавица». Последняя картина с ее участием.

В конце 70-х лорд и леди Хок были убиты на Экзумских островах. Кубинские наркоторговцы захватили их яхту «Морской сокол» и убили всю семью. Но остался свидетель. Их семилетний сын, Алекс. Отец спрятал его в рундуке в носу яхты, и мальчик видел собственными глазами ужасную смерть родителей. Впоследствии Алекс Хок, будучи у берегов Кубы, разыскал убийц и отомстил; но детские воспоминания о той кошмарной ночи преследовали его всю жизнь.

— Все в порядке, констебль? — спросил Хок, надевая наушники.

— Только, ради бога, никакого высшего пилотажа, я тебя умоляю, Алекс, — потребовал Конгрив. — Я знаю, как ты любишь издеваться над беспомощными пассажирами.

— Неужели я слышу отголосок простуды в твоем голосе, Эмброуз? Я, видимо, не без основания порекомендовал тебе воздержаться от третьего «Драмбьюи» вчера вечером в баре. Особенно после обширных возлияний «Шато ля Тур». Откровенно говоря, я думал, что ты зарекся пить французские вина. Ну, чувство патриотизма, и все такое.

— Пожалуйста, Алекс, — продолжал Конгрив, придав ледяную жесткость интонации. — Неужели только потому, что ты был идеальным образцом воздержания в течение прошедших суток, я должен быть подвергнут…

— Извини, старина. Это ведь твоя печень в конце концов. Не моя.

— Да спасет нас Господь, — вздохнул Эмброуз и откинулся на сиденье, пытаясь справиться с проклятым ремнем безопасности, длина которого едва соответствовала размеру его живота. Конгрив не хотел признавать этого, но что и говорить — он и на самом деле чувствовал себя не очень. Алекс отжал рычаг от себя, и гидроплан, разрезая небесно-голубую воду залива Нантукет, взмыл в розовое рассветное небо Новой Англии.

Пропустив накануне вечером по стаканчику спиртного в баре «21 Федеральный», Алекс Хок и Эмброуз Конгрив решили лететь в Дарк Харбор, что в штате Мэн, прямо с рассветом.

— Дела обстоят совсем плохо, Алекс, — сказал ему Джек Паттерсон вчера по телефону. — Я сейчас на подлете к Дарк Харбор. Жена Эвана Слейда и двое их детей были убиты вчера вечером. Заколоты ножом. Мы должны остановить эту волну убийств. Причем быстро, прежде чем начнется паника. Иначе в ближайшей перспективе мне видится полный крах дипломатического корпуса США. Это будет настоящая катастрофа.

— Этого они и добиваются, — сказал Алекс. — Паники.

— Да. Именно поэтому мы должны пресечь все это как можно быстрее.

— Я буду там, Текс. Первым делом туда.

— Не хватило духу попросить у тебя открытым текстом. Спасибо, Хок. Извини, что прервал твой ужин. Я знаю, у тебя трудные времена и…

— Увидимся в восемь, ладно? Я вылечу на гидроплане. Как там, можно пришвартоваться?

— У дома есть длинная пристань, глубина в том месте приличная. Посмотри на карты, приятель. Увидишь большой Лесистый Остров к юго-западу от Дарк Харбор. Сосновый Остров находится чуть восточнее. Дом прямо на острове. Пристань в южной оконечности, так мне сказала начальница местной полиции, женщина по имени Эйнсли.

— Обманул смерть еще раз, а, констебль? — пошутил Хок, когда они пришвартовались к причалу у дома Слейдов. Конгрив ничего не ответил.

— Я вижу, местные полицейские приветствуют нас, — сказал Конгрив. Молодой офицер в полицейской форме озадаченно стоял в конце причала с намотанной на руку веревкой, словно не зная, что ему с ней делать.

— Паттерсон, видно, послал его помочь нам, — предположил Хок.

Алекс заглушил двигатель, отстегнул ремень безопасности, открыл дверцу кабины и спустился на понтон по правому борту. Он подождал несколько секунд, ожидая, когда парень бросит ему конец каната.

— Эй, там, на пристани! — крикнул он, наконец, молодому полицейскому. — Бросьте мне канат, если не трудно! Его относит ветер!

С третьей попытки офицер Никос Савалас все же ухитрился забросить канат так, чтобы Алекс смог его подобрать.

— Великолепно! — крикнул Алекс смущенному молодому человеку, когда привязал конец к понтону самолета. Как только «Киттихок» был закреплен швартовыми, два англичанина поднялись на берег по крутым ступеням, вырезанным в скале. Лестница вела к старому, обшитому вагонкой, дому, имеющему множество пристроек. На крыше виднелись многочисленные кирпичные дымовые трубы.