— Дамам положено льстить.
— А отвечать? Я вам вопрос задала.
Тот, кажется, сейчас лопнет от ярости. Не будь он вампиром, покраснел бы, как помидор.
— У вас всё равно ничего не получится. Такое удаётся только раз.
— Но вы принимаете моё условие? Или я иду сразу к императору. Ему будет интересно узнать... правда, наверное, не как я обошла ИСБ, а что я вообще смогла это сделать.
Тот нехотя протягивает мне руку, и я жму её. Правда, радоваться по-настоящему пока что рано: мне предстоит увидеть мужа и объясняться с ним, а я, между прочим, успела устать и чертовски хочу спать.
— Ладислав?
— Что ещё?
— Можно, я не пойду до гаража?
— Что?
— Можно, меня туда отнесут? У меня ноги гудят, и голова.
— Хорошо же вы погуляли.
— Угу.
— Сколько километров?
— Сколько надо.
— В любом случае, у меня в штате нет ни одного носильщика. Вам придётся идти самой.
— Вы бессердечны, — я сползаю в кресле немного вниз.
— Зато формально прав, совсем как вы.
— Угу, — теперь я разворачиваюсь так, чтобы голова легла на подлокотник, а второй подлокотник оказался под коленями. Оба подлокотника — очень широкие и мягкие, и сиденье им под стать, так что я уже чувствую, как на этом плюшевом великолепии начинаю погружаться в дремоту.
— Что вы делаете?
— Угу… Ой. Сплю.
— Даже не пытайтесь…
— Да я уже.
— … не пытайтесь вызвать к жизни во мне джентльмена. Я асексуален, мне безразличны бабьи штучки. Я вас никуда не понесу.
— Угу.
— И безжалостен. Как всякий упырь.
— Угу. Свет не выключите?
Я слышу, как Ладислав топчется где-то в районе двери. Потом он подходит… и укрывает меня своим знаменитым чёрным плащом, как одеялом. Выключает свет и уходит.
Что бы Тот ни говорил, но он — внук Ловаша, и я это знаю. «Узы крови» бывают не только волшебными.
***
Меня будит стук в дверь «переговорной». Едва я успеваю разлепить веки, как она открывается, пропуская незнакомую мне девушку в форме «безопасников» и с подносом в руках.
— Доброе утро, госпожа гвардии голова. Господин Тот велел принести вам кофе и завтрак.
Я благодарю девушку вялым мычанием. Кресло всё же не кровать, и у меня основательно затекло во время сна тело, а я к тому же не могу толком пошевелиться, разбитая утренней «волчьей» слабостью. Ну, почему у вампиров она длится минуты, а у нас...
— Не поможете мне сесть?
— Конечно, госпожа гвардии голова. Одну минутку.
Девушка возится где-то со стороны моих ног, очевидно сервируя стол (или тайно готовя помещение к операции по удалению у меня поджелудочной, кто знает, мне не видно). Потолок в «переговорной» такой же кремовый, как стены.
Обычно моё настроение идёт вверх вслед за уровнем кофеина в крови, но не в этот раз. Чем чище становится в мозгах, тем яснее я предвижу реакцию Кристо на моё исчезновение. От него, как от Тота, не отвертишься.
Может быть, я просто воскресенье пересижу у «безопасников», а в понедельник явлюсь на службу, как ни в чём не бывало? Не будет же Кристо на меня на службе вопить?
Ох, вечером же всё равно надо будет пойти домой.
Не хочу домой. Чертовски не хочу домой.
— Я — не — хочу — домой.
Ну да, я сказала это в трубку принесённого мне девушкой телефона: каким-то образом Кристо догадался искать меня именно в ИСБ. Каким-то образом у него есть ещё и их телефоны, хотя я могу поклясться, что никогда не записывала ни одного. Вот Кристо позвонил, а девушка принесла трубку мне. А я сказала: «янехочудомой».
После паузы голос мужа в трубке уточняет:
— В каком смысле?
Я гляжу на картину на стене — чудесный морской пейзаж в золочёной рамке — подбирая слова. Не нахожу ничего элегантного и брякаю как есть:
— Ты злишься и начнёшь кричать. Я не могу, когда на меня кричат. У меня сразу рвота. Серьёзно.
— Когда это я на тебя кричал?
— Никогда.
— Ну и всё.
— Но я тебя раньше так не злила.
Мы молчим друг другу в трубку. Не знаю, что он разглядывает со своей стороны. Наверное, улицу за окном. Кристо почти всегда отходит к окну, когда звонит с мобильного. Даже если ловит отлично.
— Лиляна, я не буду на тебя кричать. Так когда ты приедешь?
— Не знаю, я проснулась только что. Через час, наверное.
— Ладно. Я сделаю чаю, и мы поговорим. От разговоров тебя не рвёт?
— Нет. Но ты там себя не накручивай, пожалуйста.
— Кто ещё накручивает. Приезжай. Я жду.
Губы у него сжаты так плотно, что кажется — склеены. Или вырезаны на лице, как в дереве. Он принимает меня буквально с рук на руки — всю дорогу до квартиры один из дуболомов Тота цепко держит меня чуть выше локтя и отпускает, когда Кристо берёт меня за ладонь, сверкнув в безопасника синим из-под ресниц. О, я знаю, как трудно бывает выдержать его прямой взгляд. Безопасник буквально отшатывается от меня.
В квартире тихо. Все двери закрыты. Кристо ведёт меня в спальню, где уже стоит накрытый столик на колёсиках: только чайники и две чашки. Пахнет чаем, ошпаренной земляникой и мятой. Как я люблю. Меня всегда поражала способность Кристо то ли точно отслеживать, то ли метко угадывать вещи и блюда, которые мне нравятся. Промахнулся он только с рестораном, и то совсем не потому, что мне не нравится венгерская кухня. Просто мой муж с трудом представляет себе, что можно хотеть разнообразия. Он чувствует себя спокойно только тогда, когда хорошее повторяется раз за разом.
У него горячее твёрдое тело; мне очень нравится, как он прижимает меня к себе.
— Не будем начинать разговор, как враги, да? — шепчет он. — Я на твоей стороне, помнишь?
Не уверена, что именно сейчас тоже. Игра, которую я начала, ему чертовски не понравится. Но я киваю, проводя щекой по тонкой ткани рубашки, просто чтобы успокоить его. Он вздыхает, отпуская меня. Я вдруг замечаю, что на подоконнике в стеклянной банке стоят охристо-жёлтые листья каштана — как растопыренные пятерни.
— Если в тебе и есть что-то постоянное, так это осеннее безумие, — говорит муж, беря ту чашку, что потяжелее: с пейзажем старой Буды, одной синей линией на матово-белых боках.
— В каком смысле? — моя чашка поменьше, покруглей и без рисунков; из-за тонких стенок она обжигает мне пальцы.
— Каждую осень ты вляпываешься в приключения. В позапрошлом году ты в одиночку переходила линию фронта ради дурацкого обряда. В прошлом — бегала по литовским лесам в поисках дурацких могил. Теперь опять что-то такое же дурацкое. Я только надеюсь, обойдётся без сопутствующего бродяжничества.
— Ну, Кристо!
— Я не кричу. Но я же могу немного... пожаловаться на жизнь? И напомнить, что я просил тебя о чём-то. Не злить Тота, например. Я молчу о том, что ты меня напугала. Это не очень честно, тебе не кажется?
— Я не злю. Он первый начал. Устроил на ровном месте борьбу за власть.
Кристо выпускает воздух сквозь зубы.
— То есть это ещё и борьба за власть?
— Нет, это не борьба за власть! Это борьба за меня. Я человек, а не кукла, и он это должен понять.
— Конечно, не кукла, но если ты вляпалась в борьбу за власть...
— Кристо, прекрати. Ты меня вообще представляешь одержимой идеей получения власти? Ну, и вообще, ты на чьей стороне? Только что говорил, что на моей.
Он взглядывает на меня прямо и твёрдо:
— На твоей. Но именно поэтому я имею право знать, что ты не в опасности, и иметь представление, что происходит.
— Имеешь, но... всё, что будешь знать ты, будет знать и Тот. Или он сейчас подслушает. Или он найдёт способ из тебя вытянуть. И тогда я проигрываю. Он просто втаптывает меня в грязь. Послушай, я знаю, что я делаю. Я вовсе не намерена причинять себе вред. Я... увидела безопасный способ выходить из-под наблюдения ИСБ. Нашла у них «дырку». Подумай, то, что я её нашла, означает, что хоть кто-то за ней сейчас следит. А ведь прежде за ней не следил никто. И что безопасней?