сошел к реке, освежил голову и лицо.

Занималась заря...

На рассвете Дмитрий вернулся в село.

Без фуражки, весь мокрый, в грязи. Прошел

в волостное земство. Потребовал предсе-

дателя.

— Я из контр-разведки. Вчера с парохода

убежал большевик, я его преследовал. Не-

медленно лошадь мне, он далеко не уйдет.

Вынул бумажник, показал документы.

Председатель не стал смотреть.

— Я знаю. Вы с парохода вчера прыг-

нули.

Дмитрий улыбнулся, широко развел ру-

ками.

— Видите, весь мокрый. Надо переменить

одежду, пока седлают лошадь.

Через десять минут Дмитрий, переоде-

тый в сухое платье, вышел из волости.

Распрощался за руку с председателем.

— Может, вам людей дать?

— Нет, не надо. Один справлюсь.

Вскочил на оседланную лошадь. Взмахнул

плетью.

— Вперед!

ГЛАВА XIII.

У ПОВСТАНЦЕВ.

Выехав за поскотину, Дмитрий повернул

назад. Лесом объехал село, выехал на до-

рогу далеко позади и пустил лошадь

вскачь.

Часа через два подъезжал к пристани.

Свернул в лес. На всякий случай спутал

лошади ноги, пошел к пристани пешком.

— Скоро пароход сверху?

— Завтра к утру, надо быть.

Решил так: спуститься до следующей при-

стани по течению, переправиться на тот берег

и ехать на лошадях. Куда ехать, — решит до-

рогой. Обстоятельства покажут.

Пароход пришел на рассвете.

На пристани садились мобилизованные.

Голосят бабы, кричат ребятишки. Громкой

матершиной перекликаются мужики. Малень-

кая, сухонькая старушка прилипла к русому

вихрастому парню, — не оторвется.

— А и на кого ты меня спокидаешь, и

да когда же я тебя, моего сыночка, уви-

даю...

Убирают сходни. Пароход отчаливает.

Парни сгрудились на борту, машут фураж-

ками, кричат последние слова. Громко ры-

дают бабы...

Мобилизованных окружают пассажиры.

— Обилизация? Куды гонют?

— Кто знат, будто на Омск. Куда пого-

нят, туда и пойдем.

— Дело понятное. Солдат — не свой чело-

век, казенный.

— Правда, што ли, Омск-то взяли, назад

бы вернули и нас.

Русый вихрастый вздыхает.

— Конечно, вернули бы, делать больше

нечего, если Омск взяли.

— В городе сказывали; Челяба взята.

Наверно, правда, что Омск взят. Тьма-тьму-

щая красных идет.

Гулом по палубе:

— Идут. Идут. Идут.

На лицах или смутное беспокойство или

нескрытая радость. И скрыл бы, да не умеешь,

так и прет наружу.

— Эх, скорей бы, скорей!

— Да не удержатся, что говорить.

— Не удержатся?

— Нет, не удержатся.

— Что так?

— Свихнулись все, ось свою потеряли.

Нельзя без нее. Каждый человек должен

иметь свою ось. Нет оси —и твердости в жизни

у этого человека нет, шатается он из стороны

в сторону, потому— опоры под ногами нет.

А который нашел ось-то. шутя тому человеку,

его и встречный ветер не сшибет с дороги,

потому держаться ему есть за что. ловко за

ось свою держаться.

— А как думаешь, у Колчака есть

ось?

Мужик опасливо взглядывает, потом успо-

каивается, машет рукой.

— Есть, только чужая, на чужих осях

вертится.

— Это как же понимать?

— А как хошь, понимай, милачок.

— Так, значит, не продержится?

— Обязательно. На чужих осях не про-

держишься.

— Ну, и дела! Вот жизнь пришла.

Справа чуть голубеют горы. Впереди, сзади,

слева— степь. Сонный ямщик показывает кну-

товищем на горы.

— Пошаливать начали.

— Что?

— Так-то тихо было, никогда ничего не

слыхали, а теперь вышло. Деревня тут в горах,

вон между той, вишь, вострозубая-то, и вон

той, что поправее, как малахай киргизский

стоит. Заехали в деревню с десяток партизан

из анненковцев, — анненковцы тут у нас

по губернии воюют, — безобразничать на-

чали. Целую неделю ни проходу, ни проезду.

Мужиков в нагайки. Ну, их и того... при-

шибли. Через три дня в деревню целая ар-

мия. —Давай виноватых! — Ну, конечно, где ж

виноватых сыскать, все виноваты. Все били,

все и в ответе. Так на своем и стоят:

— Нет виноватых!

— Нет?

— Нет!

— Ладно.

Выстроили всю деревню на улице, поста-

вили пулемет.

— Нет виноватых?

— Нет!

_ И давай пощелкивать... Мало которые

уцелели, все здесь полегли, и старые и малые...

А которые уцелели, те в горы ушли, тем

дорога одна теперь. Ну, к этим атамановец

или там белогвардеец какой не попадайся:

живого не выпустят... Купчишкам тоже спуска

не дают. Много купчишек этой дорогой

шляется в Монголию, товаром красным спе-

кулируют... Пошаливают, для че не поша-

ливать...

Ямщик замолчал, задумался. Задумался и

Дмитрий о своем.

— Теперь, вот, Сизовские бунт объявили.

Дмитрий вспомнил высокого черного

мужика, ходока из Сизовки.

— Это где Кардинское имение было?

— Вот, вот, это самое... И к соседям

послали: бунтуем, мол.

Решил ехать в Сизовку.

--------

Верстах в пяти от Сизовки Дмитрия

догнал отряд конных милиционеров.

— Стой! Что за человек?

Быстро оглянул всадников. Заметил между

ними молодого бледного попика.

— Ага, каратели!

— Человек, как человек, а еду по своему

делу.

— По какому делу, куда?

— В Сизовку мне, а по какому делу, о

том я только одному могу сказать. Кто у

вас старший?

— Я старший и есть.

Киселев вынул бумажник, протянул стар-

шему документ, взятый у человека во френче.

Старший прочитал, с уважением вернул

бумажку.

— Свой, значит. Выходит, по одному делу

едем.

Дмитрий улыбнулся.

— Должно, по одному.

Пригласил с собой попика.

— Садитесь, батюшка, неловко духовному

лицу верхом.

Поп пересел к Дмитрию, с любопыт-

ством оглядел его.

— Вы от начальства, должно быть?

Дмитрий молча кивнул головой.

— А вы, батюшка, с отрядом?

— Нет, сизовский я. Бунтуют мерзавцы!

Милиционеров арестовали, почту заняли, зем-

ство прогнали, пароход ограбили. Я почел

священным долгом осведомить.

— Может, склока одна, не бунтуют?

У Дмитрия такой спокойный вид, а

внутри сгорает от нетерпения узнать от попа

про бунт в Сизовке.

— Что вы, почтеннейший господин, бунт,

бунт! Управляющий уездом тоже сомневался.

Может, говорит, так, по пьяному делу. Бунт,

бунт! Против власти, против церкви, против

бога!

Дмитрий с многозначительным видом

улыбается, небрежно роняет:

— Я кое-что знаю, но подробных доне-

сений не имею. Там ходок этот... как его...

Попик с почтением посмотрел на Дми-

трия: должно быть, крупная птица, донесения

имеет.

— Это вы про Ивана Бодрых изволите

говорить; который насчет земли в город ездил.

— Да, кажется так зовут этого ходока.

А как вы это, отец, пробрались, как вас

бунтовщики не сцапали?

Попик улыбается.

— А я, господин, пешечком. Вышел будто

на прогулку, зашел за село да и давай бог ноги.

Дмитрий смеется. Чувствует, что поп

считает его за какое-то начальство. Прини-

мает покровительственный тон, хлопает попа

по колену.

— Молодец, батя, молодец!

Поп воодушевляется.

— Понимаете, господин, штаб, сукины

дети, выдумали!

— Да чтовы?!

— Да, да. Вот этот самый Бодрых, Лы-

скин Яков, Молодых Петр, — мужики! И пред-

ставьте — китайца выбрали!

Дмитрий искренно восторгается.

— Да что вы?

— Да, да, китайца!

— Китайца? Это интересно!

— Пришли к нам трое с мануфактурным