Каковы будут последствия реализации такого плана? Первое и наиболее очевидное последствие будет заключаться в росте издержек производства: теперь «занятость» оплачивают предприятия. Если мы допустим, что при 40-часовой рабочей неделе рабочие получали менее уровня производственных издержек, цен и возможных прибылей, то тогда они имеют возможность оплаты труда по возросшей почасовой ставке без сокращения продолжительности рабочей недели. То есть, другими словами, они могли бы работать такое же количество часов и получать каждую неделю заработную плату, возросшую на одну треть, вместо получения той же самой заработной платы за рабочую неделю, меньшую на одну треть. Но если они уже получали максимально возможную заработную плату при имеющемся уровне производственных издержек и цен (и сама по себе безработица, с которой они пытаются бороться, была признаком того, что они уже получают даже больше этого уровня — и кто-то остаётся не у дел), то тогда возрастание производственных издержек в результате роста заработной платы превысит тот уровень, который текущее состояние производства могло бы выдержать.

В таких условиях результатом роста заработной платы будет не меньшая, а наоборот — намного бóльшая, чем ранее, безработица. Как наименее эффективные фирмы будут выброшены из бизнеса, так и наименее квалифицированные рабочие потеряют свою работу. Производство сократится по всему циклу. Более высокие издержки производства и недостаточное предложение товаров при неизменном спросе на них будут вести к росту цен, и, следовательно, рабочие смогут купить меньше на ту же самую зарплату. С другой стороны, возросшая безработица снизит спрос и таким образом будет способствовать снижению цен на некоторые «ненужные» товары, которые вообще перестанут продаваться, так как «никто их не хочет». И если при этом будет проводиться политика денежной инфляции (при которой цены будут подняты настолько, чтобы можно было выплачивать повышенную почасовую ставку), то инфляция лишь скроет сокращение действительного уровня доходов: сами деньги потеряют свою покупательную способность. Так что инфляция ещё уменьшит количество продаваемых товаров.

Все подобные схемы «расширения занятости» основываются на том же виде заблуждения, которое мы уже рассматривали: люди думают только о занятости, которой они могут обеспечить отдельных людей, но не видят, каким будет воздействие на всех в долгосрочной перспективе.

Эти схемы «расширения занятости» основываются также на допущении, что объём необходимых работ чем-то ограничен. На самом деле, пока имеются неудовлетворённые потребности или желания человека, не могут существовать ограничения в необходимых объёмах работ, способствующих их удовлетворению.

Когда после великой войны намечается демобилизация вооружённых сил, всегда возникает сильное беспокойство: а хватит ли всем рабочих мест? Не станут ли бывшие военные безработными? И это понятно, поскольку после разоружения миллионов людей частному бизнесу требуется какое-то время, чтобы вновь принять их на работу, хотя в прошлом, до войны, этот процесс шёл на удивление быстро. Страх возможной безработицы возникает потому, что люди видят лишь одну сторону процесса.

Они видят бывших солдат, появляющихся на рынке труда. Откуда возьмется «покупательная способность», чтобы обеспечить их занятость? Если мы допускаем, что государственный бюджет является сбалансированным, то тогда ответ прост. Правительство прекращает финансирование армии. Налогоплательщикам будет разрешено оставить себе средства, которые ранее изымались у них в виде налога на финансирование солдат. Следовательно, у них появятся дополнительные средства для покупки товаров. Другими словами, гражданский спрос возрастёт, а это обеспечит занятость.

Если же армия финансировалась за счёт несбалансированного бюджета, то есть за счёт правительственных заимствований, то дело приняло бы несколько иной оборот. Но это влечёт за собой рассмотрение другого вопроса — последствия финансирования бюджетного дефицита, который может быть и не связан с военными расходами. Мы рассмотрим этот вопрос в одной из следующих глав.

Безработица не наступит и ещё по одной причине: солдаты, ранее финансировавшиеся гражданским населением, не становятся просто одной частью гражданского населения, поддерживаемой другой частью гражданского населения. Они становятся гражданским населением, вышедшим на работу и самостоятельно поддерживающим себя. Как только военные стали не нужны для обороны, их удержание в армии становится пустой тратой денег: они оказываются непродуктивной частью населения, а налогоплательщики, взамен их финансирования, не получают ничего. Но если налогоплательщики передают бывшим солдатам те же самые средства в обмен на товары и услуги, ими производимые, то занятость не меняется, а совокупный национальный продукт увеличивается.

Те же самые доводы справедливы и по отношению к правительственным служащим, когда их численность становится чрезмерной, а предоставляемые ими услуги — ничтожными. Но когда бы ни предпринимались попытки сократить число чиновников, каждый раз поднимаются крики: «Да разве можно лишить покупательной способности этих служащих! Пойдёте ли вы на ущемление интересов землевладельцев и торговцев, зависящих от этой покупательной способности!». Если вы против чиновников, то вы подрываете национальный доход и способствуете порождению или усилению депрессии!

Ошибка порождается тем, что рассматривается воздействие сокращения только на увольняемых чиновников и конкретно зависимых от них торговцев. Не принимается во внимание то, что в этом случае налогоплательщикам будет позволено сохранить средства, которые ранее шли на финансирование чиновников. Забывается и то, что доход налогоплательщиков и их покупательная способность увеличивается в той же степени, в какой сокращается доход и покупательная способность бывших чиновников. Если конкретные владельцы магазинов, бизнес которых держался на них, разоряются, то в других местах владельцы магазинов увеличивают свои доходы — по меньшей мере, на столько же.

Но только этим вопрос не исчерпывается. Страна будет не просто богаче без ненужных чиновников — страна станет намного богаче, ибо чиновникам не останется ничего другого, кроме как выйти на работу в частном секторе! А дополнительная покупательная способность налогоплательщиков, как было показано на примерах выше, подтолкнёт этот процесс.

Я должен подчеркнуть ещё раз, что всё сказанное выше не относится к тем государственным чиновникам, чьи услуги действительно нужны. Нам необходимы полицейские, пожарные и спасатели, работники здравоохранения, судьи, представители законодательной и исполнительной ветвей власти. Они оказывают производительные услуги, столь же необходимые, как и услуги в частном секторе. И эти доводы подтверждают сказанное выше. Оправдание их существования заключается в полезности услуг, которые они предоставляют, а не в «покупательной способности», которой они обладают благодаря несению государственной службы.

Если довод о «покупательной способности» воспринимается так серьёзно, то с таким же успехом можно было бы говорить о «покупательной способности» рэкетира или грабителя. После того как он отобрал у вас деньги, у него стало больше покупательной способности. С её помощью он финансирует бары, рестораны, ночные клубы и работников сферы услуг. На каждую невыполненную работу, которую ранее обеспечивали ваши расходы, становится больше рабочих мест, которые обеспечивает он — в одном месте занятость стала больше, но в другом месте она на столько же стала меньше, и никакого блага для общества здесь нет.

Аналогично, налогоплательщики обеспечивают тем меньшую занятость в частном секторе, чем больше средств было передано чиновникам и обеспечило занятость в государственном секторе. Когда ваши деньги отбирает грабитель, вы ничего не получаете взамен. Когда ваши деньги забираются через налоги для финансирования бесполезных бюрократов, то хорошо ещё, если бюрократы окажутся всего-навсего беззаботными бездельниками. Однако в наши дни они скорее всего будут энергичными «реформаторами», препятствующими производству.