Тарифы могут быть рассмотрены и как средство выигрыша производителя за счёт потребителя. Те, кто поддерживает тариф, имеют в виду лишь интересы производителей, сразу же выигрывающих от введения отдельных пошлин. Они забывают об интересах потребителей, которые сразу же нарушаются из-за вынужденных выплат этих пошлин. Но было бы неверным рассматривать тему тарифа как конфликт между интересами производителей в целом и интересов потребителей в целом. Это верно, что тариф бьет по всем потребителям как таковым, но ошибочно то, что от него выигрывают все производители как таковые. Наоборот, как мы только что видели, он помогает защищённым производителям за счёт всех остальных американских производителей. Проигрывают в том числе и те производители, которые имеют сравнительно большой потенциальный экспортный рынок.

Этот последний пункт будет понятнее, если мы приведём следующий пример. Предположим, мы делаем тарифные барьеры настолько высокими, что они становятся абсолютно запретительными, вследствие чего вовсе прекращаются поступления каких бы то ни было импортных товаров. Допустим, в результате этого цена на свитеры в Америке возрастает на 5 долларов, и пусть американские потребители, заплатившие на 5 долларов больше за свитер, тратят в среднем на 5 центов меньше на каждую из остальных 100 американских отраслей. Казалось бы, это не слишком много… Но из-за полной изоляции американского рынка зарубежная промышленность не получит ни доллара и потому её способность покупать американские товары исчезнет. Тариф нанесёт непоправимый ущерб экспортным отраслям. В первую очередь пострадают такие отрасли, как производители хлопка-сырца, меди, швейных машин, сельскохозяйственного оборудования, гражданских самолётов и т.д.

Каким бы ни был тариф, его воздействие заключается в изменении структуры американского производства. Он меняет занятость и относительный размер отраслей. Из-за него те отрасли, которые у нас сравнительно неэффективны, расширяются, а те, что сравнительно эффективны — сжимаются. Из-за него сокращается всё американское производство, так же, как и производство в других странах. Защищая от импорта, он разрушает экспорт. И в долгосрочной перспективе, несмотря на все доводы «за» и «против», каждый тариф ведёт к снижению реальной заработной платы.

Мы не будем отрицать, как это часто делали полные энтузиазма сторонники свободной торговли, выгодность пошлин и тарифов для определённых групп. Мы не будем делать вид, что снижение и отмена тарифов «поможет всем и не принесёт вреда никому». Чёткость и беспристрастность мышления вынуждают нас видеть и признавать правоту некоторых отраслей, представители которых утверждают, что отмена тарифа на их продукцию лишит их бизнеса и оставит их рабочих (по крайней мере, временно) без работы. А если их рабочие владели специализированной квалификацией, они могут остаться безработными надолго. Поэтому, определяя воздействие тарифов, как и в случае определения воздействия нового оборудования, мы должны стремиться учитывать все основные воздействия, как в краткосрочной, так и долгосрочной перспективе, на все группы.

В качестве послесловия к этой главе я должен добавить, что содержащиеся в ней аргументы не направлены против всех тарифов, включая пошлины, собираемые для поддержания жизнеспособности оборонных отраслей; не направлены они и против всех аргументов в пользу тарифов. Они направлены против ошибки, которая заключается в допущении, что тариф в итоге «обеспечивает занятость», «повышает заработную плату» или «защищает американский стандарт жизни». Никаких таких функций он не выполняет, а в отношении заработной платы и уровня жизни выполняет прямо противоположную функцию. А из-за барьеров со всех сторон снижается объём производства во всех странах.

Для нас нет необходимости изучать другие средства государственного вмешательства, такие, как ограничения на объёмы ввозимых товаров, занижение валютных курсов с целью поддержки экспортирующих отраслей, двусторонние соглашения между странами и тому подобное. Эти средства имеют в целом такое же воздействие, как и тарифы, а часто даже ещё худшее воздействие. Они представляют собой намного более сложные темы, но их итоговое воздействие можно определить, используя те же рассуждения, что и в отношении тарифных барьеров.

Страх перед импортом присущ всем нациям, превосходит его лишь патологическое стремление к экспорту. Трудно найти что-нибудь более противоестественное. В долгосрочной перспективе импорт и экспорт взаимно уравновешиваются (рассматриваемые оба в широком смысле, включая такие «невидимые» позиции, как расходы туристов, расходы на морские перевозки и все другие позиции в платежном балансе страны). За громкими словами о защите производителей и проникновении на внешние рынки стоит обыкновенный товарооборот.

С одной стороны, чем больше товаров мы отправляем в другие страны, тем больше товаров мы можем ввезти. Экспорт оплачивает импорт, но верно и обратное. Чем больше у нас объём экспорта, тем больший объём импорта мы должны иметь, чтобы поддерживать его — если ожидается, что наши товары когда-то будут оплачены. Без импорта мы не можем позволить себе экспорт, поскольку у иностранцев не будет средств в долларах США, чтобы покупать наши товары. Так что чем меньше наш импорт, тем меньше будет их импорт — а вместе с ним и экспорт от нас. Так что как только мы принимаем решение сократить объём нашего импорта, мы по сути принимаем решение также сократить и объём нашего экспорта. А когда мы принимаем решение увеличить объём нашего экспорта, мы в сущности принимаем решение также и об увеличении нашего импорта.

Обоснование этого элементарно. Американский экспортёр продаёт свои товары британскому импортёру и получает платёж в английских фунтах стерлингов. Но он не может использовать английские фунты, чтобы выплатить заработную плату рабочим, купить жене одежду или приобрести билеты в театр: в США требуются доллары, чтобы платить на внутреннем рынке, а долларов у него нет. Поэтому английские фунты будут бесполезны для него, пока он не использует их сам — но на что? Наиболее выгодной будет сделка с английским экспортёром и продажа ввозимых товаров на местном рынке за доллары США. Он мог бы продать свои фунты стерлингов за доллары, обменяв одну валюту на другую — но кто у него их купит? Британские фунты в США могут быть нужны только другому американскому импортёру, планирующему использовать их для приобретения английских товаров. То есть, купив у нас товар, английские производители подталкивают нас к тому, чтобы мы покупали товары у них. Что бы ни предпринимал держатель британских фунтов в США, он не получит доллары до тех пор, пока американский экспорт не будет оплачен равным объёмом американского импорта из Англии.

Нет никакого смысла обсуждать технические детали всего этого: их можно найти в любом учебнике по международным отношениям. В этом нет никаких особых таинств, да и в сущности в этом нет практически никаких различий по сравнению с расчётами при внутренней торговле. Каждый из нас, желая что-то купить, должен вначале что-то продать, даже если для большинства из нас речь идёт скорее об услугах, чем о товарах. Внутренняя торговля в основе своей осуществляется путём обмена чеками, «билетами Центрального Банка» и другими формами требований друг к другу. И за всем этим стоит обыкновенный товарооборот.

Надо отметить, что при международном золотом стандарте при несбалансированности импорта и экспорта этот вопрос нередко регулируется отгрузками золота. Но его в такой же мере можно регулировать отгрузками хлопка, стали, вина, парфюмерии или любого другого товара. Основное различие заключается в том, что пока существует золотой стандарт, спрос на золото является бесконечно растяжимым во времени — золото принимается в качестве международных денег и его можно хранить сколь угодно долго. Ни одно государство не воздвигает искусственных препятствий на получение золота, по сравнению с барьерами на получении всего остального (нежелание вывозить золото — отдельная история).