Для того чтобы представить более чётко, как это происходит, вообразим себе сообщество, в котором факты максимально упрощены арифметически. Предположим, что оно состоит из полдюжины групп рабочих и что эти группы изначально были равны друг другу по совокупной заработной плате каждой группы и рыночной ценности их продукции.

Допустим, что это следующие шесть групп: 1) фермеры; 2) рабочие розничных магазинов; 3) работники магазинов одежды; 4) шахтёры; 5) строители; 6) служащие железной дороги. Уровни заработной платы в этих группах вряд ли будут одинаковыми. Однако, каковы бы они ни были, присвоим каждой группе изначальный индекс, равный 100, в качестве базового. Теперь предположим, что каждая группа создаёт общенациональный профсоюз и способна силой добиваться выполнения своих требований не только пропорционально своей экономической производительности, но и своей политической власти и стратегическому положению. Допустим, исходя из этого, что фермеры не смогли добиться повышения своей заработной платы, зато рабочие розничных магазинов добиваются её повышения на 10%; магазинов одежды — на 20%; шахтёры — на 30%; строители — на 40%; и наконец, служащие железной дороги — на 50%.

Если условия не меняются, это будет означать, что произошёл рост заработной платы в среднем на 25%. Теперь предположим, опять же для арифметического упрощения, что цена на продукт, производимый каждой группой, вырастает в процентах на столько же, на сколько в той группе выросла заработная плата (в жизни этого не произошло бы — в том числе и потому, что затраты на труд не представляют собой все затраты, но в данном случае это не важно). Итак, стоимость средств к существованию становится в среднем на 25% выше.

Теперь фермеры, хоть их заработная плата в денежном выражении и не сокращалась, смогут купить на неё значительно меньше. Рабочие розничных магазинов, хотя их заработная плата повысилась на 10%, станут беднее в сравнении с тем периодом, когда цены не росли. Рабочие магазинов одежды, добившиеся роста заработной платы на 20%, окажутся в небольшом проигрыше по сравнению со своим прежним положением. Шахтёры с ростом заработной платы на 30% будут иметь лишь слегка увеличившуюся покупательную способность. Строители и железнодорожники будут в выигрыше, но реально он окажется меньше, чем ожидалось.

Наши подсчёты основываются на предположении, что рост заработной платы не вызвал безработицу. Это может быть, но только в случае, если рост заработной платы сопровождался соответствующим ростом объёма бумажных денег в стране, для чего требуется рост банковского кредита. Безработица возникнет там, где заработная плата выросла сильнее всего — но не потому, что рабочие стали больше получать, а потому, что железные дороги не смогли столько платить. Так что группы с максимальным ростом заработной платы, при учёте имеющейся в них средней величины безработных, могут стать беднее, чем раньше.

Исправить подобную ситуацию, обеспечивая выплату пособия по безработице, невозможно, так как пособия в основном прямо или косвенно выплачиваются из заработных плат работающих. Поэтому, как только мы начнём платить их, мы начнём сокращать заработную плату. Более того, «полноценные» выплаты пособий, как мы уже видели, ещё увеличивают безработицу. Они стимулируют некоторых людей вообще не искать работу — а тех, кто работает, полагать, что фактически их просят работать не за предлагаемую заработную плату, а лишь за разницу между заработной платой и выплачиваемым пособием.

Сторонники спасения путём тред-юнионизма иногда пытаются дать другой ответ по проблеме, которую я только что описал. Возможно, это и верно, признают они, что члены профсоюзов получают деньги за счёт рабочих, не входящих в профсоюзы, но решение очевидно: пусть все вступают в профсоюз. Предположим, что так и случилось, что все рабочие добились повышения своей денежной заработной платы на одинаковый процент. В долгосрочной перспективе никто не станет богаче. Производится ровно столько же товаров и услуг, сколько их производилось бы и в случае, если бы заработная плата вообще не повышалась.

Это подводит нас к сути вопроса. Почему-то считается, что рост заработной платы может быть достигнут за счёт прибыли работодателей. Это может, конечно же, происходить при некоторых обстоятельствах: а именно, если заработная плата поднимается на отдельной фирме, которая в силу конкуренции с другими фирмами не имеет возможности повысить свои цены — тогда рост действительно происходит за счёт её прибыли. Но если отрасль не сталкивается с иностранной конкуренцией, то предприятия в ней будут повышать цены до тех пор, пока у них останется хоть какая-то возможность переложить свои издержки на потребителей. А поскольку последние в большинстве своём являются теми же рабочими, то их реальная заработная плата будет сокращена за счёт того, что им придётся платить больше за каждый товар. Затем в результате возросших цен объёмы продаж товаров в одной из отраслей должны будут упасть, и так как объём прибыли в этой отрасли снизится, то вместе с ним снизятся и занятость и фонд заработной платы.

Вне сомнений, можно представить себе случай, когда прибыль по всей стране сокращается, но соответствующего снижения занятости не происходит, — другими словами, это случай, когда рост уровня заработной платы сопровождается ростом фонда заработной платы, а затраты на всё это идут из такого источника, что ни одно из предприятий не замечает этого и никто не выходит из бизнеса. Такой результат, однако, маловероятен в реальной жизни. В качестве примера можно рассмотреть железнодорожную отрасль, которая не сможет бесконечно перекладывать рост заработной платы на народ в форме более высоких цен.

Итак, у инвесторов в своё время были ликвидные средства, и они вложили их, скажем, в железнодорожный бизнес. Они превратили деньги в рельсы, дорожное полотно, грузовые вагоны и локомотивы. Тогда капитал инвесторов мог быть обращён в одну из тысяч форм, но сегодня он связан, и его нельзя превратить обратно в деньги. Профсоюз железнодорожников прекрасно знает об этом. Он сделает всё для того, чтобы заставить инвесторов согласиться с более низким возвратом на вложенный капитал. Они согласятся даже в случае, если железные дороги приносят им всего лишь 0.1% на капитал.

Но если вложенные в железные дороги деньги приносят меньший доход, чем можно было бы получить в другой отрасли, куда инвесторы точно так же могут вложить средства, они больше не вложат ни цента в железные дороги. Они будут производить замену части оборудования, чтобы обеспечить хотя бы небольшой доход на капитал, но в долгосрочной перспективе они даже не подумают заменить устаревающие или разрушающиеся детали. Если капитал, инвестированный внутри страны, приносит им меньше, чем вложенный за рубежом, они вообще выведут деньги из страны. Если же инвесторы не смогут обеспечить себе значительную отдачу нигде, то они купят землю или металлы и прекратят инвестирование.

Таким образом, профсоюзы лишь ненадолго смогут запустить свои лапы в их карманы, и высокие зарплаты быстро сойдут на нет. Это произойдёт путём полного выбрасывания из дела всех малорентабельных фирм, роста безработицы и падения уровня жизни до точки, в которой перспективы хоть какой-то прибыли приведут к возобновлению производства. Даже несмотря на то, что рабочие будут временно получать бóльшую часть национального дохода (по сравнению с тем, что они получали раньше), последний в конце концов упадёт. И достижения профсоюзов в течение коротких периодов будут пирровой победой.

Так мы приходим к выводу о том, что профсоюзы, хоть и способны в течение определённого времени обеспечивать повышение заработных плат в денежном выражении для своих членов (главным образом за счёт работодателей и не входящих в профсоюзы рабочих) не способны в долгосрочной перспективе повысить реальные заработные платы для всех рабочих вообще. Заблуждение, что они могут это делать, основывается на целой серии ошибок.