пробасил:

— Пока твоя голова не слетела с плеч, пока цел и невредим, убирайся отсюда!

— Я хочу получить обещанное золото. Проводи меня к хану! — смело и твердо потребовал

тот парень.

Заметив это, удивился караульный и провел его к хану.

Невзрачный парень перешагнул порог дворца и увидел хана, развалившегося на восьми

разноцветных тюфяках. В тот день он был очень сердитым и молчаливым. Хану принесли на

золотых блюдах вкусную еду, в серебряных сосудах сладкие напитки и поставили перед ним на

стол. Хан не дотронулся ни до одного блюда. Не попробовал ни капли арзы и хорзы, велел

убрать. У старшего из слуг на лице ни кровинки, стоит он, дрожит от страха.

— Что тебе нужно? — крикнул, трясясь от злобы, хан с ложа.

— Великий хан, соблюдающий законы (древние) Тибета, я хотел бы рассказать вам

семьдесят небылиц, — говорит парень.

Хан был удивлен смелостью парня, сердито глянул на него, и, замахнувшись своей тростью

с украшением из алмаза с десятью гранями, прикрикнул:

— Ах ты, паршивец, хочешь, чтобы голову с тебя снесли!

— Великий хан, соблюдающий тибетские законы, издавна говорится: «Когда забивают скот,

берут у него кровь, перед казнью человека, ему дают слово». Слушайте меня, прежде чем

отрубить мне голову. А потом прикажете выдать мне столько золота, сколько можно нагрузить

на одного верблюда.

Хан, удивленный спокойной и мудрой речью парня, на миг потерял дар речи. Когда же

пришел в себя, то, сдерживая свой гнев, сказал:

— Ну, говори! Я слушаю!

И неказистый парень, стоя перед ханом, начал рассказывать семьдесят небылиц:

— О великий хан, соблюдающий законы Тибета! То, что я хочу рассказать, произошло

давным-давно, вчера. Небо в то время было не больше потника из-под седла. Обширная наша

земля была не больше верблюжьего следа. Я в то время, хотя еще не родился на белый свет, но,

достигнув десяти лет, пас табуны своего внука, тем и кормился.

В то время, в один прекрасный день, в жару, когда дышать было трудно, я погнал табун с

жеребцом на водопой. Когда пригнал, то увидел, что река замерзла. Решил продолбить лунку на

льду, взял в руки топор и начал долбить. Долбил, долбил, только притупил лезвие топора, ни на

палец не прорубил. «Как же мне продолбить прорубь?» — думал я день и ночь и придумал один

интересный способ: я сорвал голову с плеч, схватился крепко за шею, размахнулся и со всей

силой ударил (по льду).

Великий хан, соблюдающий законы Тибета! Как думаете, что было? Как только я ударил,

получилась на льду большая прорубь. Из нее сто моих лошадей сразу напились воды, а за ними

сто других. После этого они пошли пастись по льду. Присмотрелся я к табуну и увидел, что там

нет моей любимой пегой кобылы. Снял я дэгэл из козьих шкур, воткнул в него свою

камышовую трость, забрался на нее, гляжу, а кобылы нет. В трость воткнул нож с костяной

рукояткой, взобрался туда, смотрю, но ничего не вижу. Запечалился я и воткнул в нож иголку,

которую носил у сердца. Опять с трудом влез на иголку, посмотрел через ее ушко и увидел мою

любимую пегую кобылу, стоящую на скале среди Черного моря. Сивый жеребенок скачет

вокруг по волнам, поднимая пену морскую.

Я быстро продолбил трость, получилась лодка, сделал из ножа весла и поплыл в сторону

острова. Хорошо плыл, но вдруг лодка наткнулась на пену и начала тонуть. Тогда я вынужден

был сесть на нож с костяной рукояткой, а из трости сделал весла и за какой-то миг благополучно

добрался до острова.

Еле-еле поймал пегую кобылу, сделал из веревки уздечку и сел на неё. Взял на руки

жеребенка и пустился рысью по морю так, что море взволновалось.

Сижу я на пегой кобыле и пою от радости. Вдруг она споткнулась о волну и начала тонуть.

«Что же мне делать», — подумал я и вмиг сел на жеребенка, взял на руки пегую кобылу и

быстро домчался до другого берега.

Ехал, ехал и добрался до своих пасущихся коней. Кони мои паслисуъ среди боярышника.

Когда я привязывал свою кобылу за только что распустившийся боярышник, из-под моих ног

выскочил десятиногий заяц. Я помчался за ним. Никак не мог догнать: так быстро бежал.

Натянул тетиву и пустил стрелу. Стрела оперением ударилась прямо в грудь зайцу и вернулась

обратно. Тогда я стрелу направил оперением вперед, а наконечником назад. И что вы думаете?

Тогда моя стрела насквозь пронзила зайца.

Снял шкуру с зайца, отделил жир от мяса и начал собирать в подол кизяк. Смотрю — моя

пегая кобыла вроде испугалась чего-то и, копытами ударяя о землю, фыркает. Вдруг ее кто-то

потащил на гору. Оказывается, я привязал кобылу не за боярышник, а за гурана с тридцатью

ветвистыми рогами. Об этом я узнал позже. Еле догнал я кобылу и отвязал ее. Вернулся, а

собранный мною сухой кизяк вдруг разлетелся врассыпную, чуть ниже облаков. Оказывается,

рябчиков я принял за кизяк.

Опять мне пришлось собирать сухой кизяк. Я нагрузил его на свою семидесятилетнюю

собаку и еле приволок. Наконец-то я разжег костер. Поставил новый котел и стал растапливать

заячий жир. Вдруг вижу — жир весь вытекает. Что делать? Я быстро перелил жир в котел без

донышка и так растопил. Ни капли жира, все растопилось. Весь жир влил в кишки бычка.

Потом принялся за мясо, хотел наесться досыта, открываю рот, а рта нет. Оказывается, я забыл

свою голову там, где выдолбил прорубь. От досады я чуть не заплакал. Долго не думая, начал

толкать мясо руками прямо в горло, а оттуда в желудок. Я наелся так, что не мог встать, вытер

руки о голенище одного гутула, а о другом забыл.

Лег отдыхать. Ночью проснулся я, потому что замерзли ноги. Слышу шум, крики, идет

драка. Вижу — два моих гутула дерутся. Один гутул говорит другому: «Ешь, вот это ешь!

Отведай! Вот на за то, что ел жир с рук хозяина, а это от меня, про которого забыли!» — и

кулаками бьет того, которому достался жир. Встал я и еле разнял свои гутулы. «Перестань

сердиться, сейчас ты ничего не сделаешь. Видимо, ты родился на этот свет несчастным», —

сказал я обиженному, лег между ними и заснул в тепле.

Я проснулся оттого, что начало холодать. Нет гутула, которого я нечаянно обидел. Обиделся

он на меня и убежал. Натянул я один гутул на обе ноги и помчался за беглецом. Бегу, бегу за

ним. Бежал целый день без отдыха. А гутула-беглеца не могу догнать. Целый месяц бежал за

ним. Никто не видел его. Целый год бежал без отдыха, а его так и нет.

В поисках гутула я зашел в один дом. А там большой праздник, люди веселятся. Много

людей прислуживает гостям. Я неожиданно оказался в самой середине пирующих. Перед

гостями полные блюда мяса и архи. Присмотрелся внимательно... Пускай вытекут мои глаза! О

великий хан, соблюдающий законы Тибета! Кто, вы думаете, попался мне на глаза? Мой гутул

— весь в жиру и в поту. Я от удивления сказал: «Попадись мне!» Гутул повернулся в мою

сторону и от страха чуть не выронил поднос с мясом. Испугался он, что я начну его бить, и,

стараясь мне угодить, подносит мясо. «Ты пожалел для меня жир на руках. Ешь же, мой жадный

хозяин, ешь все, что на подносе!» — приговаривает он.

Расставил он вокруг меня мяса целую гору, ел я мясо доотвала, а потом отправил гутул за

своей головой. Прнес он мою голову, поставил на место. Зубы от длительного отдыха стали

очень острыми, поэтому я перемолол ими всю гору мяса.

Одел я свои гутулы и вернулся к коням. От мяса и от сильной жары захотелось пить, и я

отправился на речку. Спустился вниз по берегу, просунул голову в прорубь и начал пить воду

так, что мой лоб распух и плечи распрямились. Хотел встать, но не смог. «Почему же мое тело

стало таким тяжелым, как камень?» — подумал я. Оказалось, когда я пил воду, моя длинная и