— Это почему? - поразился я. - И позиции у них были сильные, и резидентура по всем краям… вы как такое упускаете?

— А повлиять не можем. У них теперь на Диких островах острый дефицит населения, поэтому вся “диаспора” быстро откочевывает туда. И второе: нет им теперь смысла держать сеть по всему населенному пространству. Они на своей земле теперь, задачи другие. Ну и нарабатывать и дальше репутацию бандитов они не хотят. Так что… сам понимаешь. Ну и руководство наше настаивать не будет.

— Они еще и неплохие деньги там поднимали, - сказал я, и сам же себя поправил: - Хотя все верно, такие деньги на репутацию влияют плохо. И это что, они просто там все побросали и смылись?

— Нет, но активной деятельности уже не ведут и распродают собственность.. это если про Нью-Рино говорить. Да и Орден намекнул, что будет к ним с особым пристрастием относится. Одно дело, когда просто бандиты, и другое — когда они еще на сторону, участвовавшую в недавнем конфликте, работают.

Это верно, такой момент я как-то упустил из внимания. Кубинцам и вправду теперь на своих островах лучше сидеть и экономику поднимать.

— Вот еще что…, - продолжил Барабанов, - есть для твоей жены задание…

— Не-не-не, - поднял я руки. - Все, она к заданиям не пригодна.

1 число 3 месяца 23 года, четверг. Протекторат Русской Армии, ППД, 21.00.

Весь день, что я провел на службе, Бонита посвятила хозяйству. Скаталась по магазинам, заполнив холодильник, и весь дом убрала, аж блестел.

— С ума сошла? Тебе же нельзя!

— Это ты с ума сошел, - сказала она решительно и вполне откровенно. - Ты что, думаешь, что я весь срок буду на каталке передвигаться? Я лучше знаю, что мне можно, а ты себе купи пособие для беременных, и почитай. А то иногда кажется, что ты бредишь. Кофе хочешь?

— Хочу. Я…

— Я сварю!

Меня бесцеремонно вытолкали из-за стойки, Бонита отвоевала свою законную территорию. И вправду, может я просто психую? От темноты в этом вопросе и… ну и потому что люблю ее? Скорее всего. Надо как-то сдерживаться, если получится.

— Надолго мы здесь? - спросила она, включив кофемолку.

— Не знаю… несколько дней, - ответил я, снимая кобуру с ремня и откладывая на стойку. Кобура у меня тоже неуставная, открытая кайдексовая, косились, но ничего никто не сказал. - Барабанову согласовать кое-что надо. Как порешают, так и полетим дальше.

— Дальше — это куда?

— Пока в Аламо, а потом… потом черт его знает, как раз сейчас и выяснится. И надо будет на Беляеву поработать.

Бонита задумалась, а затем спросила:

— Это обязательно?

— А сама как ты думаешь? - я начал расстегивать форменную рубашку.

— Я думать не умею, ты мне скажи, - заняла она самую выгодную из всех возможных позиций.

— Обязательно. И ты это прекрасно знаешь, - попытался я ее убедить.

— Я много что знаю, - повернулась она ко мне. - Но это не значит, что мне все это нравится. К тому же я беременная и мне нельзя волноваться.

— Тебе и убирать нельзя, - попытался парировать я. - Сейчас перельется.

— Что перельется? - не поняла она.

— Кофе. Через край чашки.

— Не перельется, - уверенно ответила она, даже не взглянув в ту сторону. - Так что ты задумал?

Кофе потек в поддон кофеварки.

— Льется, - показал я.

— Черт, - выругалась она, вытащила чашку, поставила на блюдце, расплескав еще больше и протянула ее мне. - Давай это ты выпьешь, я не люблю, когда переливается. Только не обляпайся, а то ты вечно…

Я принял чашку аккуратно, а то там и в блюдце было под край. Добрался до раковины, вылил излишки.

— Ты про то, что мне нельзя волноваться, слышал?

— Ага. Поэтому ты не волнуйся, тебе нельзя.

Бонита фыркнула как рассерженная кошка, поставила в кофеварку еще чашку. Моторчик зажужжал, темная струя густо полилась на белый фарфор.

— Что ты собираешься с ней делать? - снова обернулась она ко мне.

— С Беляевой? А не знаю. Я, вообще-то там тоже служу и есть обязанности. Ты ведь тоже, кстати.

— Я в отпуске по беременности, - решительно ответила она. - Без меня обойдутся. И без тебя тоже, кстати.

— А у меня по поводу чего отпуск? - полюбопытствовал я и отпил кофе из чашки. Тьфу, гадство, все же капнул с донца прямо на белую майку. Отстирается хоть?

— А у тебя по моей беременности, по уходу за мной. Мне ни убирать, ни волноваться нельзя. Слушай, а можно не свинячить? Теперь может не отстираться. Не можешь как я пить, не пачкаясь?

Убедившись, что ее чашка наполнилась, Бонита вытащила ее из кофеварки. Усевшись на высокий стул, отпила кофе и снова повернулась ко мне:

— Давай, докажи мне, что тебе нужно бросить меня и уехать к Беляевой.

Доказать не получилось, да я и не пытался в сущности, зная полную бесполезность такого занятия. Но, в общем, получилось объяснить, хоть для этого я вынужден был поделиться закрытой информацией. Впрочем, никто не докажет мне, что она и от Бониты закрыта. Бонита вообще-то не только красавица карибских кровей, но еще сотрудник кубинской разведки. Да и со мной она тоже не только в роли жены.

Когда рассказал, она, наконец, задумалась всерьез. Затем спросила:

— Ты как думаешь, она сама знает, кто у них там главный?

— Исключено, - сразу ответил я. - Когда она лишь попыталась узнать, кому Родман переводил деньги, что, в сущности, основа любого расследования, на нее чуть не бюрократическая лавина сошла.

— А по самому Родману что ты тогда накопал?

— Некоторые его контакты. Юридическая компания, которая явно представляла его, так сказать, теневого партнера, какая-то непонятная женщина, вдруг оказавшаяся на самом верху английского высшего общества… В сущности, не много, но есть ощущение, что этот Партнер где-то там.

— За “ленточкой”?

— И там, и здесь, на Нью-Хэвене, в Частных владениях, помнишь такие?

— Помню, естественно, - кивнула она. - Так что ты хочешь сделать?

— Хочу мотивировать Светлану сделать несколько резких шагов и посмотреть за реакцией окружающих.

— Хм, - задумалась она. - Извини, а как ты собираешься ее “мотивировать”? Можно чуть подробней об этом?

— Ну…, - вроде как задумался я. - У женщины несколько основных эрогенных зон…

— Мне легко дотянуться, - сказала Бонита, показав на кобуру с “хеклером”, так и лежащую на стойке. - Заново попробуй.

— Пока не знаю, если честно. Прошлый год закончился… на полуслове, что ли. Помнишь историю со стрельбой в Порто-Франко?

— Нет, забыла. Я тогда чуть не умерла, когда узнала. Что об этом?

— Поскольку покушение было не на меня, а на того, кого я из себя изображал, то есть Яковенко, то думаю, что метились и в Беляеву тем самым. И еще думаю, что она что-то зацепила случайно, когда интересовалась делами Родмана. Но ни она, ни я пока этого не поняли. Так что буду давить на то, что ситуация требует немедленного разрешения.

— Тебя убить могут, - сказала она тихо. - Ты снова влезешь в это и они снова ударят.

Я просто развел руками и ничего не сказал. Как раз с этим все понятно, мы сами выбирали тот путь, по которому пойдем. Она — женщина, и только поэтому, из за своей способности нести в себе еще одну жизнь, она смогла остановиться. У меня такого выбора нет. Я это знаю, и она это знает.

— Что я могу сделать?

— Ты можешь кое что мне пообещать, - сказала Бонита, чуть подумав. - Пообещай, что если у тебя получится, и ты все сделаешь как надо… то… то потом ты уволишься.

— Уволюсь?

— Да. С военной службы. И будешь жить с семьей, заниматься магазинами, встречаться с друзьями, и так мы доживем до глубокой старости. И умрем в один день, окруженные детьми и внуками. А я… я уволюсь уже сейчас, у меня все равно нет выбора.

Она сказала это всерьез. А значит и отвечать надо всерьез, обдумав свои слова.

— Это не так просто, ты же понимаешь. То есть совсем не просто.

— Я понимаю, - кивнула она и прядь волос упала ей на глаза. Она небрежно смахнула ее назад ладонью с тонкими, изящными пальцами, и повторила: - Я все понимаю. Но я хочу, чтобы ты попытался это сделать. Мне все равно, жить потом в Аламо, или переехать сюда, но я хочу, чтобы мой муж был больше с семьей и меньше в разъездах, и чтобы в него реже стреляли. Все, ты уже не один, ты женат и у тебя скоро будет ребенок. Думай о нас.