Другому эти слова могли бы показаться обидными, хотя доктор Саха и старался говорить как можно тактичнее.

Но профессор Казан ответил ему достаточно мягко:

— Сомнений нет. Спросите Кейта.

— Это точно, — подтвердил доктор Кейт. — Я, разумеется, перевожу с дельфиньего хуже, чем профессор, но тут я готов поставить на карту свою репутацию.

— Во всяком случае, — продолжал профессор Казан, — следующий пункт моего выступления покажет, что я не такой уж безоглядный сторонник дельфинов, как бы я их ни любил. Я не зоолог, но знаю кое-что о равновесии в природе. Даже если мы в состоянии им помочь, должны ли мы это делать? Доктор Гирш, что вы думаете?

Доктор Гирш ответил не сразу. Он не совсем проснулся.

— Вы сунули нам в ладони горячую картошку, — проворчал он. — И сомневаюсь, чтоб вы подумали обо всех осложнениях. На воле все животные имеют врагов-хищников, а если б не имели, это обернулось бы для них катастрофой. Взгляните, например, на Африку, где в одной местности обитают львы и антилопы. Предположим, что вы перестреляете всех львов, — что из этого получится? Я скажу вам: антилопы размножатся настолько, что уничтожат весь растительный покров, им не хватит пищи и они перемрут с голоду. Что бы ни думали по этому поводу антилопы, львы для них очень полезны: не дают им перерасходовать запасы продовольствия и поддерживают поголовье на нормальном уровне, устраняя наиболее слабых. Так действует природа — жестоко, с нашей точки зрения, но эффективно.

— В данном случае подобную аналогию провести нельзя, — запротестовал профессор Казан. — Мы имеем дело не с дикими животными, а с разумными существами. Это не народ в человеческом понимании слова, но тем не менее народ. Поэтому, чтобы аналогия была правильной, этот народ следовало бы сравнить, скажем, с племенем мирных земледельцев, постоянно подвергающихся опустошительным набегам людоедов. Возьметесь ли вы утверждать, что людоеды полезны земледельцам, или попытаетесь перевоспитать их?

Гирш засмеялся.

— Сказано недурно, хотя я не представляю себе, как вы намерены перевоспитать косаток.

— Постойте, — вмешался доктор Абдаллах. — Вы вторглись в область, лежащую за пределами моих знаний. Скажите, насколько сообразительны косатки? Если они не столь же умны, как дельфины, аналогия с людскими племенами повисает в воздухе и никакой моральной проблемы тут существовать не может.

— О, они достаточно умны, — горестно ответил профессор Казан. — Те немногие исследования, которые я произвел, убедили, что они разумны ничуть не меньше, чем другие дельфины.

— Вы слышали знаменитую историю о косатках, пытавшихся настичь полярников в Антарктике? — спросил доктор Гирш. И, так как остальные участники совещания сознались в своем полном неведении, принялся рассказывать.

Это случилось еще в начале прошлого столетия, во время одной из первых экспедиций к Южному полюсу, кажется, под командованием Скотта. Несколько исследователей стояли на краю ледяного поля и наблюдали за поведением косаток в воде. Им и в голову не приходила мысль об опасности. И вдруг лед под ними затрещал. Животные таранили его снизу, и, когда в конце концов он проломился, полярники едва успели перебежать на безопасное место. Кстати, толщина льда превышала семьдесят сантиметров.

— Так что, если дать им волю, они примутся жрать людей, — сказал кто-то. — Я голосую против них.

— Существует, видите ли, мнение, что они приняли одетых в меха исследователей за пингвинов, но мне не хотелось бы проверять эту теорию на себе. Во всяком случае, достоверно известно, что они несколько раз пожирали ныряльщиков.

Наступила короткая пауза, все обдумывали услышанное. Затем доктор Саха снова прервал молчание.

— Очевидно, чтобы принять какое-либо решение, нам нужно больше фактов. Придется поймать нескольких косаток и тщательно изучить их. Как ты думаешь, Николай, удастся вам установить с ними контакт, как с дельфинами?

— Вероятно, удастся, хотя на это могут уйти целые годы.

— Мы отклоняемся от темы, — нетерпеливо сказал доктор Гирш. — Нам все еще нужно решить, что делать и как поступить. Боюсь, что существует еще один чертовски важный аргумент в пользу косаток и против наших друзей дельфинов.

— Я предвижу ваш аргумент, — заметил профессор Казан, — но продолжайте.

— Значительный процент нашей пищи мы получаем из моря — около ста миллионов тонн рыбы в год. Дельфины — наши непосредственные конкуренты; то, что они съедают, для нас потеряно. Вы говорите, что между косатками и дельфинами идет война, но война идет также между рыбаками и дельфинами, которые рвут рыбачьи сети и воруют улов. В этой войне косатки наши союзники. Если бы они не ограничивали прирост дельфиньего населения, мы могли бы остаться без рыбы.

Как ни странно, это соображение, видимо, не обескуражило профессора. Наоборот, судя по его ответу, он был даже доволен.

— Спасибо, Мордухай, — ты сыграл мне на руку, напомнив о рыбаках. Коль так, то тебе должны быть известны и другие случаи, когда дельфины загоняли целые косяки рыб в невода рыбаков и те делились с ними уловом. Так бывало с аборигенами здесь, в Квинсленде, чет двести назад.

— Да, знаю, тебе хотелось бы возродить этот обычай?

— В числе прочих мер. Благодарю вас, господа; очень признателен. Как только мне удастся провести несколько опытов, все члены комитета получат от меня докладную записку и мы соберем пленарное заседание.

— Разбудив нас так рано, вы могли бы, по крайней мере, хоть как-нибудь намекнуть о своих планах.

— Только не сейчас — если вы не возражаете. Должно пройти некоторое время, пока я узнаю, какие из моих идей совершенно безумны, а какие просто неразумны. Дайте мне недели две и, если можете, наведите справки, нет ли где-нибудь косатки, которую мне согласятся одолжить. Хорошо бы такую, которая жрет не больше полу-тонны в день.