Да Вероника предпочитала путь сталкера, вкладывая в это понятие что-то такое, что резко отличалось от классического понимания. Её подруга Ольга была уверена, что из неё может получиться хорошая сновидящая и сталкер в одном лице. Только Ольга опиралась на различные мистические бредни в стиле Кастанеды и иже с ним. А для Вероники всё это было учение деда Ивана о мистических свойствах кнута и пряника, и их применении в народном хозяйстве.

Когда Фадеева услышала это от Ольги в первый раз, что самое для нее, для Вероники подходящее занятие сновидение, то тут же сказала: «Хватит того, что и Макс сновидец. Мы с ним всегда видели одинаковые сны. Его я вижу крайне регулярно. А его книжка это сплошная чернуха, сновидения и различные вариации на тему магических практик индейцев Мексики в обработке безумного Кастанеды. Мне и без всяких там осознанных сновидений весело. И так слишком много странных снов. И сновидцев, и магов и ещё кого угодно, всем бы им осиновый кол в соответствующее отверстие, чтобы лежали смирно. Лучше, давайте как-нибудь обойдемся без этого. Мне как-то моя психика дороже». Ольга на время оставила её в покое. Да и как бы ни отмахивалась Вероника от реальности, Макс существовал. То, что происходило между ними, она не могла назвать никак, сам он называл это всего лишь иллюзией. Иллюзией нужности. Да, для него это и правда была иллюзия нужности. А для неё это стало частью жизни. Сколько раз она пыталась забыть, уничтожить все воспоминания? Сотни. Это точно. И чего она только не делала, одно только перечисление способов борьбы с прошлым заняло бы неделю, не меньше, а уж детальное объяснение и того больше, да и если бы часть из этих способов она кому-то рассказала, то этот кто-то наверняка посчитал бы её чокнутой.

Обычно она забывала о Максе, когда он исчезал. А потом, он возникал из ниоткуда, всё такой же притягательный, молодой, будто годы не меняли его, и тело подводило её, адреналин взрывал мозг. И в этот момент все благие намерения, выраженные в обещаниях самой себе никогда-никогда-никогда с ним больше не разговаривать, не встречаться и даже не отвечать на сообщения исчезали. Мозг наполнялся адреналином и почти непреодолимым влечением к холодному и безразличному по отношению к ней мужчине. Эти встречи всегда были странно-короткими, словно вырванные из книги листы, потерявшие смысл. Эти встречи были как эпилог к книге, которой не существует. Странные свидания оставляли за собой горький след неудовлетворенности, обиды, разочарования и злости на себя, на свою глупость, и готовность верить в иллюзию нужности. Эти встречи тащили за собой ужасающую, лишающую способности действовать депрессию и тяжелые тревожные сны. Мучаясь в сюрреалистических сновидениях, днём она забывала обо всём. Работа. Студенты. Клиенты. Время было забито, но каждый вечер становился в последнее время пыткой. Тишина теплых вечеров давила, убивала, лишала возможности действовать и думать. Всё чаще в голову лезли воспоминания. «Прошлое — прошло», — когда-то сказал один её знакомый. Но она знала, что прошлое всегда рядом, протянешь руку — вот оно.

Она брела от метро к дому, слушала плеер. Любимую песню Милен Фармер прервал входящий звонок. Гарнитура дело конечно удобное, но лишает возможности видеть номер входящего звонка.

— Да, я слушаю, — сказала Вероника.

— Ну, что делаешь?

— Домой иду, — ответила Фадеева. От голоса Макса мозг вывернуло, перевернуло и вернуло на место, правда, чуть мимо. — А что?

В секунды и даже быстрее в сознании возникли обрывки фраз, сказанных ей Максом когда-то давно и её ответы, ставшие чем-то вроде невысказанных мыслей: «Оставайся светлой. Оставайся светлой? Ты думаешь, это так просто? Ты опять проверяешь прочность иллюзии нужности? Или тебе снова что-то нужно? Да и что тебе может быть нужно? Что тебе вообще от меня нужно? А мне от тебя? Нужно ли мне? Почему бы тебе не оставить меня в покое?»

— Я посмотрел во сколько фильм. Есть сеанс после девяти. Пойдем?

При всем желании ему отказать, Вероника не смогла. Вместо того чтобы заявить, что у неё вечер занят, что он может позвонить ей позже, ответила:

— Давай. Во сколько? — спросила Вероника и подумала: «Я не знаю, почему не могу забыть то, что было когда-то и теперь уже не важно».

— Так, я заеду в «Кронверк», посмотрю, что там и как с билетами и снова тебе перезвоню. Хорошо?

— Отлично.

— Окэ. До вечера.

Макс первым повесил трубку.

Вероника, не веря тому, что только что согласилась с ним встретиться, подумала: «И если у меня будут силы, я буду светлой. Даже этих сил не будет, то тогда я всё равно останусьтакой, какой я могу быть».

Разговор был закончен, теперь пришлось достать телефон, снова запустить плеер. Обращаясь или к себе или к Максу, Вероника сказала: «Опять! Я же просила, хватит. Никаких звонков. Почему всегда происходит одно и то же? Кому это всё нужно? Хотя, мы же и, правда, вчера договорились. Я забыла. Или захотела забыть?» Песни уже не радовали, хотелось, чтобы день скорее закончился и наступил вечер. Вероника не могла бы назвать свое состояние восторгом, а вот называть его состоянием близким к потере сознания — могла.

Вспомнилось, как однажды они с Максом встретились совершенно случайно в центре города, и он предложил её подвезти до дома. Это было летом, кажется пару лет назад. Да, кажется, так. Было солнечно и тепло, но горизонт уже затягивала темная туча. Тогда Вероника попыталась поторопить приближающуюся грозу. Честно говоря, она не думала, что действительно может это сделать. Тучи стали темнее, а ветер усилился. И, скорее всего, это было лишь стечение обстоятельств. Но вот тогда он и произнес эту странную фразу: «Оставайся светлой». Тогда она не поняла её. Не увидела в ней магического смысла. Вероника была слишком легкомысленна, любые идеи о магии ей казались абсурдными. Она считала все эти странные мысли о магии и всём таком прочем признаками безумия, хотя, ей нравилась сама идея о возможности влиять на события или хотя бы на природные явления. И Вероника думала, что она действительно может оказывать влияние на события, ей думалось, что она может знать будущее. А может быть, так оно и было. В жизни бывает всякое, и чудеса вполне возможны. Это воспоминание уступило место другому, более свежему. В голове стали крутиться обрывки последнего разговора с Ольгой.

— А он точно нежить, сто процентов, — уверяла её Ольга. — Я точно тебе говорю. Я видела его. Слушала его песни. Чистый Зов. Музыка — это очень древнее и сильное оружие. Она и правда может быть Зовом. Она может вести за собой, она может оживлять, но она может и убивать. Это очень древнее искусство, а высшие существа обычно знают толк в красивом и изящном оружии. Просто многие, особенно вампиры, сейчас так слабы, что не могут овладеть этим древним искусством. Так, соискатели в мире магии. Пустышки.

Ольга смотрела на неё очень внимательно, и от её взгляда Веронике становилось как-то не по себе. Ольга Котова была высокой худой брюнеткой. Чаще всего Ольга носила брюки, или же длинные юбки. Но что бы Ольга ни надевала, её стиль можно было назвать «готичным», ныне модным и очень распространенным среди молодежи. Иногда Вероника думала, что раньше она и сама так одевалась, но никто не называл тогда этот стиль «готичным». Теперь всё было иначе. Ольга чем-то напоминала Веронике её, только моложе, рассудительнее и мрачнее. И ещё в Ольге было что-то очень неуловимо-странное, чем-то она напоминала Фадеевой Макса. Чем? Холодностью и странным взглядом. Или каким-то почти неуловимым проблеском зла?

— Может быть, ты же знаешь, я почти не верю во всё это. Магия? Есть ли она? Ольга, вот скажи, что такое магия? Все только о ней говорят, пишут длинные пространные книжки и что? Где она? Покажи? — требовала Вероника, хотя сомневалась, что хочет что-то увидеть, так как, несмотря на все свои сомнения, какой-то частью бессознательного разума Фадеева верила Ольге.

— Ну, это как посмотреть на этот вопрос, — вздохнула подруга-упырша. — Может быть, и есть. Всё зависит от того, как ты смотришь на этот мир. Может быть, и нет. И все мы просто чокнутые. Всё может быть. Когда я сама стала вампиром, я поняла, что магия — это просто.