И вот теперь дядюшка Клито, преодолев метель, оказался у нас, чтобы что-то поведать нам.

— Как дела? — спросил папа.

Дядюшка пожал плечами. Потом он кивнул на нас — детей, давая понять, что он хотел бы, чтобы мы покинули комнату. Мы вышли с презрением. Нам-то что! Самое большее, что мы получали от этого старого скряги — это кальсоны, носки и прочий хлам на Рождество. Мы протопали на кухню, и папа прикрыл дверь за нами. Мы тут же привалились к ней, прижавшись ушами к щели. Дядюшка Клито заговорил.

— Кто-нибудь видеть Минго последние несколько дней?

— Он не появлялся здесь, — ответил папа.

Минго был наш любимый дядя. Младший брат мамы, самый знаменитый член семьи — он играл в Денверском Симфоническом Оркестре. На Рождество он дарил нам воздушные ружья, электрические поезда, бейсбольные биты и санки.

— Очень скоро Минго станет жениться, чтобы иметь жену, — сказал Клито.

— Минго? — засомневался папа.

— Ты подожди, ты увидишь.

Через замочную скважину я видел загадочную улыбку дядюшки. Лицо его светилось самодовольством.

— На ком он женится? — спросила мама.

— На какой-нибудь путане, наверняка, — ответил дядюшка на итальянском. — Какой-нибудь шлюха или такой же.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю много вещей, — он улыбнулся. — Много, много вещей.

Мама и папа замолчали, остерегаясь его мудрости. Папа отпил вина. Слышно было, как оно булькает у него по пищеводу.

— Я рада, что Минго женится, — сказала мама. — Он так одинок, живя сам по себе в этом ужасном отеле «Рим».

— Одинок? — усмехнулся дядюшка Клито. — Живет совсем сам по себе? — он кивнул. — Минго не так совсем одинок, как вы думать. Этот отель «Рим» — она всего в полквартала от моя парикмахерская. Я вижу вещи. Я ничего не говорю, но я вижу, что куда идет.

— Что ты видишь?

— Я вижу кое-что, у нее рыжие волосы.

Мама хлопнула по столу.

— Клито, ты мне надоел уже! Ты болтун!

Клито прижал обе руки к сердцу.

— Это потому, что я болтун, я хочу, чтобы мой брат женился на путана? Потому, что я болтун, она такая женщина, которая бегать по номерам Фламинго? Ох, нет! Это потому, что я любить мой маленький брат Минго. Я — парикмахер. Они приходят для стрижки — четыре девушка, одна женщина. Я ничего не говорю, я режу волосы, они дают деньги. Но когда эта женщина хочет жениться мой маленький брат Минго, я не болтун! Я защищать Минго!

— Минго не поженится на такой женщине, — сказал папа. — У него вкус лучше.

— Минго — сумасшедший. Он большой артист.

— Не такой уж и сумасшедший, — ответил папа. — Минго просто молодой. Водится со всякими. Ну, это его дело.

Дядюшка Клито опять загадочно улыбнулся.

— Никто не покупать бриллиантовое кольцо для всяких с рыжая голова.

— Что?! — воскликнула мама.

Клито сложил свои руки на груди и сощурил глаза, как кот.

— Может быть, кольцо предназначено кому-нибудь другому, — высказал предположение папа.

Этот скептицизм задел Клито.

— Я разговаривать с Фрэнк Палладино. Он говорил все. Это кольцо, она для рыжая голова.

Этого довода нельзя было оспорить. Палладино держал ювелирный магазин в нескольких шагах от парикмахерской.

— Он не может жениться на такой женщине, — сказала мама. — Я ему не позволю!

— Слишком поздно, — улыбнулся Клито. — Птичка вылетел из клетка…

Клито покинул нас и поставил в известность остальную часть нашей родни. Весь следующий день мама сидела на телефоне. В обед она делилась с отцом деталями происходящего. Тетушка Роза, — жена Аттилио, была в прострации от огорчения. Тетушка Филомена была настолько поражена всем, что не смогла даже говорить ни о чем — факт сам по себе иронический, потому что они с мамой беседовали около часа. Тетушка Тереза желала знать, почему Минго не хочет жениться на красивой, чистокровной итальянской девушке, как все его братья. Тетушка Луиза грозилась выцарапать глаза у женщины Минго, как только ее увидит.

Следующие три дня вся наша родня пребывала в состоянии массового психоза. Тетушка Тереза приходила окропить слезами мамино плечо. Мама и тетушка Луиза ходили в церковь и молились, чтобы Господь наставил Минго на путь истинный. Тетушка Филомена тоже приходила к нам. Она завалилась на кушетку и причитала. Мама сидела рядом, взяв ее за руки, и плакала. Папа вызвался сходить в Номера Фламинго — поговорить с женщиной, которая устроила весь этот переполох, но мама схватила его за подтяжки и закричала:

— Не сметь! Только через мой труп!

Через три дня к нам снова пожаловал Клито. Он ходил в полицию и познакомился с досье рыжеголовой женщины. Стали известны ужасные факты: ее звали Джоан Каваноф; тридцать два года; несколько лет уже под наблюдением полиции; дважды содержалась под арестом. Настоящее имя — Мерседес Лопез.

— Мексиканка, что ли? — спросил папа.

— Нет, — сказал Клито. — Португалка.

— Португалка? — озадачился папа. — Хм-м. Это плохо.

— Церковь не допустит этого, — возмутилась мама. — Его заставят пожениться на протестантке.

— Если она португалка, то, возможно, она тоже католичка, — сказал папа.

— Эта женщина — католичка?! — воскликнула мама. — Никогда в жизни!

Тут папа вдруг вышел из себя. Может быть, потому, что он всегда не любил своего шурина, может быть, потому, что он ненавидел дядюшку Клито, а может быть, потому, что он очень любил дядюшку Минго, с которым они вместе рыбачили. Как бы там ни было, папа встал и, замолотив кулаками по столу так, что запрыгали тарелки, закричал в негодовании:

— Мне без разницы — мексиканка, американка, португалка, католичка, протестантка! Абсолютно без разницы! Человек должен сам строить свою судьбу! Оставьте его в покое! Может быть, он любит эту женщину! Может, ему наплевать, кто она такая! Может быть, он хочет забрать ее из Номеров Фламинго и дать ей дом. Вы не подумали об этом?!

Клито посмотрел на маму с печальной улыбкой. Наконец-то папа был разоблачен, наконец-то он выявил грязный либерализм своего кредо. Обессиленный папа сел и жадно глотнул вина. Клито задумчиво смотрел на маму, на лице его была печаль. Потом он встал со вздохом и вышел. Никто не пошелохнулся и не проронил ни слова.

Папа оставался за столом. Мама мыла тарелки, пронзительно и методично гремя ими, чтобы показать, как ей стыдно за своего мужа. Три часа папа сидел безмолвно и пил, изредка покручивая стакан в руке. Два раза он ходил в подвал, чтобы наполнить графин вином. Когда он отправился в постель, его покачивало. Но не слушались только ноги. Сам он был трезв и только сильно подавлен и грустен.

На следующий вечер Клито прискакал снова. Стоя посреди гостиной и держа шляпу в руках, он сообщил, что сегодня дядя Минго приходил к нему в парикмахерскую бриться. На лице у него была трехдневная щетина, и выглядел он очень бледным и утомленным. На вопрос, где он пропадал, он ответил: «Да там-сям…». А на вопрос, чем занимался, — «Да так — то да сё…». Когда же дядюшка Клито поинтересовался, не собирается ли он жениться, он сказал: «Да когда как». Накрыв его, чтобы пропарить щетину, горячим полотенцем, дядюшка Клито выскочил на цыпочках в подсобку и позвонил дядюшке Джулио, мяснику. Через две минуты Джулио был в парикмахерской.

— Что-то тебя не видно было давненько? — справился как бы невзначай дядюшка Джулио.

— Ну, так вот он я, — улыбнулся Минго.

— Завтра у меня юбилей свадьбы, — сказал дядюшка Джулио. — Ужин с равиоли. Придешь?

— Да, я буду, — ответил Минго и после поздравлений с юбилеем скоренько откланялся и ушел.

Таково было сообщение дядюшки Клито.

— Юбилей у Джулио не завтра, — сказала мама. — Он поженился в ноябре, через два дня после того, как Аттилио вырвал себе зуб.

— Завтра в час дня, — постановил Клито. — В доме у Джулио. Все соберутся.

Он улыбнулся загадочно и удалился.

На следующий день напудренная мама бегала из комнаты в комнату с заколками в зубах, задыхаясь в тисках перетянутого корсета. Папа, наряженный в новый костюм, сидел на кухне, потягивал кларет и кричал, что ему вовсе незачем переться в этот дурацкий поход к дядюшке Джулио. Но зачем же тогда он побрился? И напялил свой новый костюм? Несмотря на довольно бурный протест, он оделся и собрался раньше всех.