В Стратосферном комитете собралась большая группа ученых, инженеров, изобретателей-энтузиастов. В нем были организованы общественные секции: по высотному воздухоплаванию, по методам изучения стратосферы, пропагандистская, а несколько позднее — реактивной техники. Предполагалось также выпускать различные печатные издания. Вот тогда я и написал Константину Эдуардовичу письмо с просьбой о встрече по делам уже Стратосферного комитета: очень хотелось привлечь Циолковского к нашей деятельности.
Константин Эдуардович быстро ответил согласием:
— Буду рад вас видеть, как только вам будет угодно…
…Стояла поздняя осень тысяча девятьсот тридцать четвертого года. По калужским улицам ветер переметал опавшие листья. Было холодно и сыро. Старая извозчичья пролетка дребезжала по булыжной мостовой. Наконец мы добрались до улицы Брута, теперь — Циолковского.
Теперь Константин Эдуардович жил в доме № 1 по этой улице. Дом выглядел добротно. Пять окон по фасаду с резными наличниками, высокая дверь слева.
Радушно и приветливо встретил меня хозяин и повел в новый свой кабинет. Два больших окна. Перед ними тот же письменный стол и лампа с круглым зеленым абажуром на нем. Те же полумягкие кресла с круглыми спинками. Тот же шкаф с книгами и папками. Еще один стол. Несколько моделей дирижабля и ракет в углу.
В новой рабочей комнате Циолковского почти все то же и так же расставлено, как и в светелке на улице Брута. Но больше простора, воздуха. А вот сам Константин Эдуардович очень изменился. Он сильно сутулится, шаркает ногами. Лицо землистое, серое, больное. И лишь глаза светятся живой мыслью, как и два года назад.
— Садитесь и рассказывайте, — говорит он глухим голосом, указывая рукой, как и тогда, на кресло перед письменным столом. — Я вот что-то все болею. Но продолжаю работать. И жду из типографии сборник своих трудов.
Он садится в другое кресло и приставляет к уху трубку.
Я рассказываю Циолковскому о Стратосферном комитете, о конференции по изучению стратосферы и трудах ее, которые скоро должны появиться в свет. В этих трудах печатается и работа Константина Эдуардовича о стратостатах. Циолковский внимательно слушает, изредка прерывая меня коротким вопросом и что-то записывая, как всегда, карандашом на листке бумаги на дощечке, положенной на колени.
В заключение говорю о том, что хорошо было бы, чтобы он написал автобиографию, и прошу подумать над тем, какие новые свои работы он хотел бы опубликовать.
— Свою биографию я писал уже несколько раз, — усмехается Циолковский. — Первая была в девять строк. Потом еще писал жизнеописание раза два или три, по нескольку страничек машинописи. Теперь есть почти готовая, самая полная. Но дать ее вам сейчас не могу. Надо еще посмотреть, подумать.
— Может быть, пришлете, когда закончите? Я постараюсь опубликовать ее в одном из журналов.
— Хорошо. Пришлю, когда закончу. А насчет новых работ… Есть… Большая. Еще не законченная. Об основах построения стратосферных машин. Я пришлю вам план. Может быть, подойдет? Может быть, напечатаете? Если нет, я не обижусь…
И вдруг он как-то сникает и, опустив голову, некоторое время молчит. Я понимаю, что ему плохо, что страшная болезнь мучает его. Надо прощаться, уходить, хотя так хочется еще побыть с ним…
Но вот, преодолев нахлынувшую слабость, Циолковский говорит:
— Простите старика. Врачи говорят — нужна операция. А я не хочу. Это прервет мою работу надолго. — И добавляет, увидев, что я поднимаюсь с кресла: — Мне уже лучше. Если не спешите, посидите еще немного… Спешите? Ну, тогда всего вам доброго. Передайте в Москве привет от Циолковского Тихонравову, Королеву, всем товарищам энтузиастам, кто трудится над ракетами. До свидания… Может быть, еще и увидимся.
И снова в вагоне поезда, как и прошлый раз, я заново мысленно переживал встречу с великим ученым и изобретателем. Да, теперь он стал признанным. Его называли отцом начинающей свой победный путь новой отрасли техники — реактивной, и каждому, кто работал в области авиации и воздухоплавания, стало знакомо и уважаемо имя дерзновенного человека реальной мечты.
Шла, увы, последняя глава его трудной и прекрасной жизни. Мне довелось в крайний год жизни Циолковского лишь еще раз, очень недолго, буквально на несколько минут, свидеться с ним. Он уже почти не мог вести беседу. И она была краткой и тяжкой. Он понимал — конец близок — и сказал всего несколько слов: «Простите старика, разговаривать не могу… Берегу силы… Продолжаю работать. Прощайте, и всего вам доброго». Однако по письмам, которые он слал мне, можно представить себе, как проходила его жизнь в преддверии небытия. Говорят они нам и потомкам о величии духа этого человека.
К сожалению, некоторые из этих писем утрачены. Сохранилось лишь несколько[7].
Вот они с небольшими необходимыми пояснениями.
«1934 г. 22 декабря. В. А. Сытину от
К. Циолковского
(Калуга, ул. Ц-го, д. 1).
Многоуважаемый Виктор Александрович.
Вот оглавление и содержание рукописи
Основы построения стратосферных машин.
* 1. Сжатие и расширение «постоянных» газов.
* 2. Давление нормального потока на плоскость.
* 3. Трение.
4. Сопротивление среды движению плотных тел.
* 5. Вращение тел.
* 6. Плотность атмосферы.
7. Новые моторы разных типов.
8. Применение их к воздушному транспорту.
Главы, отмеченные «звездочкой», переписаны на пишущей машине, остальные частично готовы, частично пишутся.
Отмеченные звездой, после проверки, могут быть высланы скоро, если нужно. (24 + 12 + 5 + 10 + 14). Готовы 65 стр. машинописи.
Еще хорошо бы издать мою автобиографию. Она готова и составит стр. 65 машинописи. Всего 125 стр.
Остальное может быть закончено через несколько месяцев.
Очень много таблиц, но надеюсь, что все сочинение не займет более 10 печ. листов, т. е. 100 стр.
Ваш Циолковский
P. S. Не издавать ли здесь, в Калуге, под моим надзором?
Не вышел ли бюллетень РНИИ?[8]
Если мне не изменяет память, это было первое письмо Константина Эдуардовича после моего визита к нему осенью 1934 года.
Оно говорит о том, что он решил сотрудничать со Стратосферным комитетом и что не забыл о нашем тогдашнем разговоре.
Второе письмо, посланное Циолковским в первых числах января следующего года, утрачено, а вот третье сохранилось.
«1935 г. 16 января. В. А. Сытину
от Циолковского
(Калуга, ул Ц-го, 1)
Глубокоуважаемый Виктор Александрович.
Свою автобиографию я исправлю и вышлю через 15—20 дней. (Машинопись) «Стратосферный полет» состоит из двух частей:
1) Подготовительный и 2) реактивного стратоплана. Первая — может быть выслана, напр., через 2 месяца. Про вторую же не могу сказать так определенно. Но не позже, чем через 4 месяца. Послать ли сначала 1-ю часть или зараз обе, когда будут готовы?
Последнее проще.
Ваш Циолковский».
Четвертое его письмо также не сохранилось. Но мне помнится, в нем Константин Эдуардович писал о том, что приветствует создание в Стратосферном комитете секции по изучению реактивного движения, о чем я ему написал, и сообщал о скорой высылке своей автобиографии.
Пятое письмо датировано 17 февраля 1935 года.
«Глубокоуважаемый Виктор Александрович!
Спасибо за сочувствие. Трое маленьких (7—12) заболели скарлатиной.
Один (вроде ангела) умер, остальные увезены в больницу и как будто поправляются.
Имейте в виду заразит. болезни.
Настроение (помимо логики) страшное… До личных переговоров оставим все по-старому, прибавив список работ. Их теперь накопилось много, и надо составить особый список.
Статью «Свет и тени», конечно, печатать нельзя (и не окончена: тени). Я Вам хотел только показать мирное мое настроение.
Вопросов дожидаюсь, но не на все могу ответить.
Не найдется ли среди В. знакомых и выдающихся родственников лиц ответить на прилагаемую машинопись?
Вышел ли 1-й том избранных моих трудов?
Я до сих пор не получаю авт. 25 экз.
Печатаются труды Конференции из Страт. (70 печ. лист.). Там одна моя работа о стратостате.
Будут ли эти труды разосланы членам и авторам?
Хвораю и не выхожу из дома.
Ваш Циолковский.
P. S. Работаю больной и не могу без работы».
К этому письму также следует дать некоторые пояснения.
В начале февраля умер меньшой внук Константина Эдуардовича. Эта смерть потрясла ученого. Он вспоминал о смерти внука и в следующем письме (которое не сохранилось), где сетовал на несовершенство медицинской помощи. Список своих работ он предполагал приложить к автобиографии, которую вскоре мне прислал.
Что же касается статьи «Свет и тени», то это небольшое, пять страничек на машинке, философское эссе схоже по мыслям с изданными Циолковским в Калуге в двадцатых годах размышлениями «Монизм вселенной» и «Горе и гении». Мне думается, он послал неоконченную эту статью, предполагая «обкатать» ее сначала, получить замечания читателей по рукописи. Отсюда и вопрос в письме: не найдется ли кого-либо, кто прочитает и ответит «на прилагаемую машинопись»?
А сборник его трудов, о котором он беспокоится, к тому времени уже вышел из печати, да и труды Стратосферной конференции. Но издатели, как это нередко случалось, не торопились прислать их авторам.
Потом было еще письмо, с вопросами, как обстоит дело с возможностью издания нового труда — о стратосферных летательных машинах. Труд этот еще не был завершен Циолковским, но он хотел знать, кто возьмется его публиковать в соответствии с предложенным проспектом. Тем самым, который он изложил в декабрьском письме. Спрашивал он и о посланной мне автобиографии.
Стратосферный комитет рекомендовал включить новый труд ученого в план издательства ОНТИ (объединенное научно-техническое издательство). Но оно на основе только проспекта (плана) не решилось. Автобиографию Циолковского я предлагал нескольким журналам и получил ответы: «Рекомендуем поместить в специальном издании». Поэтому и не мог я ответить Константину Эдуардовичу на его вопросы в этом письме.