Первый консул имеет совершенно конкретные планы относительно Нея, человека, столь же неуверенного в городе, сколь решительного на поле битвы. Удалять надо резонёров из Рейнской армии — Бернадот, например, должен был быть отправлен в Америку — но не таких политически безобидных генералов, как Ней, его репутация храбреца могла стать полезной Бонапарту. По мере продвижения своей карьеры Ней, терявший голову в определённые моменты, мог допустить ошибки, поддаться влиянию оппозиционеров, которые изощрялись, чтобы воспользоваться славными именами военачальников в своей борьбе с тем, кого они называли узурпатором. Ещё довольно слабый, будущий князь Москворецкий интуитивно отстранился от фрондёров Моро, Лекурба, Бернадота, Дельма, Монье с тем, чтобы примкнуть к более сильному.
Январь 1802 года. Тот, кого с волнением ожидают в замке Гриньон, расположенном в 18 километрах от Версаля, не имеет ничего общего с придворным, обласканным королями. Это не больше, чем эрзац, которым следует удовлетвориться. Внешность генерала Нея разочаровывает прекрасную двадцатилетнюю брюнетку. Это эфирное и возвышенное создание рисовало своё будущее, предвкушая неземные чувства и мечтая об идеальном избраннике, об ангельской любви. Несмотря на обоюдный интерес и любезность сторон, после представления и принятых формул вежливости очень быстро повисла тяжёлая тишина. Ни она, ни он не позволяли себе даже улыбки. Смущённость Нея оказалась полной противоположностью его ораторским порывам, обращенным к войскам перед сражением. Признанный вожак, он чувствовал себя неловко в замке XVII века, где его принимают Пьер-Сезар Огийе, чиновник высокого ранга, «как всегда воплощение хорошего тона, изысканных и немного загадочных манер»,{94} и его грациозная дочь Аглая — Эгле для близких, которую Гортензия де Богарне одарила своей дружбой. Девушки познакомились в пансионе в Сен-Жермен-ан-Лэ. Пансион принадлежал знаменитой мадам Кампан, бывшей первой горничной Марии-Антуанетты. Мсьё Огийе рассказывает генералу Нею, что его супруга Аделаида Жене — королева прозвала её львицей, — приходившаяся сестрой мадам Кампан, была настолько привязана к королевской семье, что покончила с собой во время Террора.
Из пышной гостиной Эгле и её отец ведут гостя в парк, окружающий замок. Они прогуливаются по берегу красивой речки Галли, бродят около пруда, идут по тенистой аллее Гортензии, где высажены высокие тополя и липы. Именно здесь дочь Жозефины, как сообщили Нею, проявила свою решительность. Во время рыбной ловли она нечаянно засадила крючок в большой палец левой руки. Не дожидаясь врача, девушка без колебаний сама извлекла его из раны. Присутствовавшие сестры Огийе — Эгле, Антуанетта и Адель — рыдали.{95}
Старшая Антуанетта, самая рассудительная, крестница Людовика XVI и Марии-Антуанетты, впоследствии стала супругой Шарля Гамо, Адель вышла замуж за генерала де Брока. Что же касается Эгле, то именно Гортензия, старавшаяся использовать свое влияние, чтобы получше пристроить своих подруг, вспомнила о ней, когда в Мальмезоне зашёл разговор о подходящей невесте для генерала Нея.{96}
Большая любовь часто начинается с неприязни. Мишель Ней прекрасно почувствовал презрительные взгляды, которые девушка бросала на его рыжие вышедшие из моды бакенбарды, нелепую косичку, напудренные волосы. На второе свидание он явился свежевыбритым, с модной причёской «под Тита». Прибегнув к новым средствам, лев прикинулся агнцем.
Письма взявшей на себя роль сводни мадам Кампан, обращенные к Гортензии, позволяют нам проследить за развитием событий. 17 февраля 1802 года: «Как только появится что-нибудь конкретное, я Вам тут же сообщу; мне известно, как сильно Вы любите мою племянницу. <…> Смею надеяться, что она проявит достаточную гибкость во имя будущего счастливого супружества. Самый добрый мужчина имеет привычку командовать. <…> Полагаю, что мужья в военной форме, и к тому же носящие высшие воинские звания, ещё больше склонны командовать в семье». Через несколько дней: «Сообщите мне, встречался ли генерал Ней с Вашей дорогой матушкой. Последний раз мы виделись в Гриньоне. Огийе, на которого доброжелательность Вашей матушки и Первого консула произвели огромное впечатление, обеспокоен. <…> По моему мнению, девица, которая сразу выказывает свою готовность выйти замуж, могла бы сильно напугать претендента». Эгле, являвшаяся образцом добродетели, не спешит, отношения не развиваются, но мадам Кампан не теряет оптимизма: «Генерал Ней всё время приходит к Огийе, он ничего не говорит, но я едва ли думаю, что у него нет планов». 27 июня 1802 года почти то же самое: «Генерал Ней откровенно увлечён своей избранницей. Эгле говорит о генерале с большим интересом и, кажется, привязывается к нему».{97}
Свое согласие будущая супруга маршала даёт с трогательной непосредственностью.
— В тот день, — рассказывает невесте один из посетителей Гриньона, — под генералом Неем были убиты семь лошадей.
— Тринадцать, — тотчас поправляет девушка.
Господин Огийе удовлетворенно улыбается. Она влюбилась! Наконец-то! Эгле чувствует, что краснеет — её секрет раскрыт.
Эгле Огийе становится мадам Ней 5 августа 1802 года.{98} Её приданное невелико: четверть дома в Сан-Доминго стоимостью 5000 франков, чуть больше 50 000 франков деньгами и приданое вещами, оцениваемое в 12 000 франков. У Нея 12 000 франков ценными бумагами и имение Пети Мальгранж, за которое дают 80 000 франков. «Этот союз, — комментирует мадам Кампан, — не будет основан на страсти к богатству».
Обряд венчания в отремонтированной по такому случаю часовне замка Гриньон провёл друг семьи аббат Бертран. Эгле вызывает общее восхищение, она очень хороша под кружевной вуалью, которую удерживает венок из белых роз. Рядом — жених в генеральской форме с великолепной саблей, принадлежавшей паше, убитому при штурме форта Абукир. Незадолго до свадьбы эту саблю подарил Нею Первый консул. Свидетелями были Савари, адъютант Бонапарта, и миниатюрист Изабэ. Вечером состоялся сельский праздник, собравший блестящее общество: группа молодых людей, множество девушек, среди которых царила Гортензия. Тенистые аллеи парка украшены транспарантами, на которых представлены главные военные подвиги генерала Нея. Театральное представление, бал, фейерверк — одно событие следовало за другим. Было и совершенно неожиданное развлечение: мадам Кампан нарядилась предсказательницей. Она читала будущее по руке и всем предсказывала повыше' ния, которые легко было угадать в эпоху консульских обновлений. Через девятнадцать лет, 5 августа 1821 года, супруга маршала Нея возвратилась в Гриньон и вспомнила добрые предсказания, которые скрывали мрачные события. Она заглянула в спальню, где провела ночь после свадьбы: те же обои, та же мебель на своих местах. Слёзы навернулись сами собой…
Союз оказался счастливым. «Я подтверждаю, что даже половины качеств, которыми обладает Ней, хватает, чтобы быть образцовым супругом», — пишет мадам Кампан. Новобрачная также счастлива, первоначальный расчёт сменился искренней любовью.
Высокий белоснежный лоб, прекрасные чёрные глаза придавали лицу Эгле благородное выражение. Именно эти черты станут причиной комичной страсти посла персидского шаха. Ней не сможет скрыть свою ревность, это чувство будет генерала преследовать всякий раз, когда война заставит его надолго покидать супружеское гнездо.{99} Они оба были музыкально одарёнными людьми. Флейта Мишеля и голос Эгле услаждали слух. Будущая герцогиня Эльхин-генская станет фрейлиной Жозефины и будет оказывать большое влияние на мужа, если верить мадам Кампан. В 1811 году последняя посоветовала Аннет де Маско, одной из своих протеже, которая хотела добиться расположения Нея: «Дитя моё, не медля напиши супруге маршала. Я знаю, о чём говорю. Она сильно на него влияет, без её участия от маршала ничего не добьёшься».{100}