Глава первая

1

В синем и теплом небе над заводом грудились густые

белые дымы, медленно сваливаясь в сторону, за Москву-

реку. Молодые липы вдоль улицы зеленели свежо и дерз¬

ко, — осень запаздывала.

Но вот октябрьские ночи дохнули обжигающим холо¬

дом, и деревья, точно факелы, зажглись текучим оранже¬

вым огнем. Налетавший ветер изредка встряхивал их, и

тогда в воздухе тихо шелестел листопад.

Желтый лист, влетев в окно, скользнул по крашеным

половицам и застыл в квадрате солнечного света, напо¬

миная о золотом осеннем полдне.

— Скоро день кончится, Гришоня, а ты все возишь¬

ся, — с упреком проговорил Антон Карнилин. Он стоял

перед зеркалом — одна нога в ботинке, другая — на га¬

зете, в носке — и с озабоченным видом примерял новую

шляпу, то прямо ее посадит, то накренит на правый бок,

то надвинет на брови, а широкие поля то опустит, то

загнет: видеть себя в шляпе было непривычно и немного

смешно — он надевал ее впервые.

— Ты, смотри, долго не разгуливай, — услышал он в

ответ. — Фома Прохорович наказывал, чтобы мы за во-

скресенье отдохнули вдосталь: завтрашний день потянет

из нас силенок, а в особенности из тебя...

...— Эх, ты! Да у меня ее, силы-то, на троих, а если

разозлить, так и на пятерых наберется, честное слово. Мы

такое выдадим, что все ахнут, — только успевай подсчи¬

тывать!

Утвердив, наконец, шляпу, Антон порывисто, на одной

ноге, повернулся и нетерпеливо воскликнул:

— Долго ты еще будешь возиться? Эх, сапожник! За

это время новые сапоги можно сшить.

Гришоня Курёнков, узкоплечий и смешливый парень

с длинным птичьим носом, яркосиними младенческими

глазами, окруженными игольчато-острыми белесыми рес¬

ницами, сидел на поваленном табурете и, зажав между

коленями полуботинок, привинчивал к каблуку железную

подковку. Приподняв голову, он взглянул на Антона, и

лицо его удивленно вытянулось, брови цвета спелого ко¬

лоса поползли вверх, рот приоткрылся, а молоток, зане¬

сенный для удара, застыл на уровне виска.

— Эх, да ты красивый, Антошка! — вымолвил он со¬

крушенным шопотом. — Гляди-ка... А я-то считал, что ты

вроде меня, вахлак вахлаком. Подумать только, что мо¬

жет сделать с портретом хорошая рама! Ай-яй-яй! — И

вдруг, откинувшись, тоненько засмеялся. — Теперь тебя

можно выставить за стекло для обозрения. Оч-чень инте¬

ресно! Повернись-ка...

— Ну, ну, — хмуро предупредил Антон, тщетно си¬

лясь сердито свести брови; статный, в непривычно краси¬

вой одежде, смущенный замечанием товарища, он ско¬

ванно стоял посреди комнаты, и юношески чистое, немно¬

го широкоскулое лицо его выражало торжество; в улыбке

по-мужски большого рта таилось что-то простоватое и

лукавое.

— Будь другом, пройдись, — просил Гришоня, влюб¬

ленно глядя на приятеля.—Тебе все равно, а мне забава...

Все красиво, Антоша, только узел у галстука торчит под

подбородком вроде кулака — великоват; да шляпу надо

вот так, на бровь.

— Ладно, отдай ботинок! — Антон рассердился и

шагнул к Гришоне, по-балетному ступая необутой но¬

гой.— Тебя, видно, не дождешься. Прохожу без под¬

ковы...

— Еще один шуруп.

Гришоня схватил ботинок, ловко наколол шилом дыр¬

ку в каблуке, наставил шуруп, пристукнул молотком, за¬

вернул отверткой, и ботинок был готов.

— Будьте любезны, поднимите ножку...

Завязав шнурки, Антон выпрямился и с беспокойст¬

вом взглянул на часы.

— Где вы встретитесь? — полюбопытствовал Гришо¬

ня, словно коня, ласково поглаживая и похлопывая Ан¬

тона по спине. '

— В Александровском саду.

т— Уютное местечко, — похвалил Гришоня. — Она те¬

бя, пожалуй, и не узнает, Люся-то твоя.

Антону приятно было слышать слово «твоя», и чтобы

скрыть появившийся румянец, он заторопился:

— Пойду пройдусь пешочком...

— Как пешочком? — испуганно спросил Гришоня и с

серьезным видом пошарил у Антона за плечами. — А где

же твои крылья? Я слышал, влюбленные на свидание на

крыльях летяг.— И заключил: — А теперь, если отгада¬

ешь загадку — все сбудется: сидят три кошки, против

каждой кошки — две кошки, сколько всех кошек? Ско¬

рей!

— Три, — ответил Антон.

— Правильно! — радостно воскликнул Гришоня.—

Можешь следовать!

Антон рассмеялся и двинулся к выходу, наказав:

— Комнату прибери, дверь не запирай.

— Будет исполнено. Адью! Помахай мне ручкой на

прощанье, — изысканно раскланиваясь, провожал Гришо¬

ня друга, и брови его блестели в солнечном луче, как

серебряные. •— Куда пойдете — на случай, если придется

разыскивать?

— Москва большая, не найдешь, — ответил Антон

уклончиво.

Он спустился по лестнице, минуту постоял у подъезда,

потрогал шляпу, как бы проверяя, на месте ли она, и

направился к метро. Идти было легко, шаги против его

воли убыстрялись, полы плаща разлетались в стороны, а

в груди, нарастая с каждой минутой, что-то ликующе

пело, смеялось...

Молодые липы роняли листву, от мотылькового трепе¬

танья листьев перед глазами день казался сказочно-пест¬

рым, шелестящим. Вдалеке вставала над крышами зда-

иий батарея труб; из одного ствола вытекала жиденькая

струя дыма, розовая на фоне предзакатного солнца, а

еще дальше, за трубами, клубились, бродили по-весенне¬

му грозовые облака.

Антону было жарко, хотелось снять шляпу, непривыч¬

но сковывавшую лоб, сбросить плащ и развязать галстук.

Но он терпел. Вспомнив вопрос Гришони: «Куда пойде¬

те?», он усмехнулся: не все ли равно — куда, лишь бы

быть рядом с ней, смотреть на нее, не отрываясь, и ви¬

деть, как она медленно и смущенно опускает ресницы

под его пристальным взглядом. Можно опять прокатиться

на пароходе по Москве-реке до Парка культуры и отды¬

ха, побродить по Нескучному саду, забраться в кабину

«чортова колеса». Люся наверняка трусиха, как все жен¬

щины, и будет визжать и хвататься за его плечо, когда

они начнут взлетать вверх...

Спустившись в метро, Антон доехал до площади Рево¬

люции, взбежал по эскалатору, прошел мимо Музея

Ленина, ловко лавируя среди скатывающихся с Красной

площади машин, задевая полами плаща за их лакирован¬

ные крылья, пересек улицу и с радостно бьющимся серд¬

цем прошел сквозь тяжелые чугунные ворота сада.

Но как только он, очутившись за оградой, взглянул в

сумрачную глубину на старые липы, на покорно падаю¬

щие листья, 'на запутавшиеся в ветвях крупные шары

фонарей, уже налитые белым светом, на серый гранитный

обелиск, на осенние цветы в клумбах и на одинокую не¬

смелую звезду в зеленоватом высоком небе, его вдруг

насквозь прожгла острая и беспощадная мысль: Люся не

придет, хотя шести еще не было. Сердце его как будто

на минуту остановилось. Он крепко зажмурил глаза, как

от внезапной боли, потом, повернувшись к обелиску, стал

машинально читать высеченные на нем имена, — прочи¬

тывал и начинал сызнова.

Сквозь ветви и переплетения ограды видно было, как

проносились мимо манежа, вылетая на площадь, легковые

автомобили, троллейбусы с освещенными окнами...