Над циклом «Страстей Господних» в углах восьмерика переходного яруса помещены горельефные фигуры пророков. Пророческий чин представлен шестью фигурами.

Слева от «Распятия» показан царь Давид в короне, со скипетром и гуслями. Ему соответствует на противоположной стене фигура царя Соломона – в короне и со скипетром, символом власти. Другая пара пророков- Моисей на северной стене и Илия на южной. Моисей в правой руке держит скрижали с заповедями (левая не сохранилась). У Илии в левой руке пояс.

Наконец на западной стене изображены две рельефные фигуры первосвященников. Ближе к Илие – Захария со свитком, а ближе к Моисею – Аарон с кадилом в правой руке.

Ярус столпа над «Распятием» заполнен композицией «Воскресение Христово». Скульптор как бы продолжает здесь тему «Страстей Господних». Христос встает из гробницы, облаченный в пелену, и держит в правой руке крест. В православной традиции вообще не допускалось изображение восстающего из гроба Христа, и здесь мы снова сталкиваемся с несомненными католическими веяниями.

Еще более неожиданными кажутся рельефные фигуры предстоящих перед гробницей. Это чрезвычайно реалистически выполненные фигуры римского воина с коротким мечом и щитом, французского или испанского дворянина в панцире, латах, коротких штанах и ноговицах, а по другую сторону – турка в чалме с кривой саблей. В простенках между окнами этого яруса находятся лепные фигуры ангелов, держащие полотенца с евангельскими надписями.

Над «Воскресением» находятся рельефные композиции «Коронование Богоматери» и «Отечество». И снова – сюжет непривычный для русской иконографии. Ведь православная церковь в отличие от католической не признает истинности акта коронования Девы Марии.

Богоматерь на этом рельефе походит скорее на некую мадонну с картины эпохи Возрождения. Ее руки сложены в молящий жест. Коленопреклоненная, она как бы стоит на облаках в окружении херувимов. Голова Богородицы покрыта мафорием, но так кокетливо, что видны прорисованные в камне волосы, что категорически запрещалось изображать православным художникам.

Над Богоматерью тяжелая корона, которую поддерживают парящие в небесах Христос с крестом и Бог Саваоф с державой. Вверху над короной – изображение Святого Духа в виде голубя. Грани восьмерика заполнены на этом уровне фигурами ангелов, несущих орудия «страстей». Слева от голубя ангел держит в руках копье, которым пронзили распятого Христа; далее ангелы несут столб, плеть, терновый венец, молот, гвозди, и, наконец, последний ангел держит «губу», то есть смоченную в уксусе губку, которую, согласно евангельскому рассказу, подносили на копье ко рту распятого и умирающего от жажды Христа, чтобы увеличить его страдания.

Верхнюю часть восьмигранного столпа над изображением голубя занимает рельефная фигура Бога Саваофа, поддерживаемая двумя ангелами. В левой руке Саваофа – держава, символ владычества над миром. Вокруг восьмилепестковых окошек-люкарн пущены пышные лепные гирлянды экзотических плодов и растений. Здесь и лимоны, и хурма, и гранат, бутоны роз, подсолнухи. В самом куполе церкви, где крепилась цепь для паникадила, вылеплены четыре пухлых херувима, похожих скорее на резвящихся купидонов с полотен итальянских художников барокко.

Не раз высказывалось предположение, что внутренние рельефы дубровицкого храма созданы на несколько лет позже, чем наружная белокаменная скульптура. Догадка эта казалась чрезвычайно привлекательной. Она позволяла обосновать гипотезу об участии в работах артели итальянских скульпторов, приехавших в Москву вместе с архитектором Доменико Трезини 31 августа 1703 года. «Мастера резного дела италианцы Петр Джеми, Галене Квадро, Карп Филари, Доменико Руско и Иван Марио Фонтана,- привел имена известный историк начала XIX века А. Ф. Малиновский.- Их работу можно видеть в летней церкви Богоявленского монастыря, а также снаружи и внутри Меншиковой башни и Дубровицкой церкви».

Приняв эту гипотезу, следовало бы считать, что все работы по созданию интерьера Знаменского храма артель выполнила всего за полгода, которые оставались до освящения храма. Бывали, правда, случаи, когда отделка храмов прерывалась для церемонии освящения и потом снова возобновлялась. Но в данном случае этот вариант представляется маловероятным. Очевидно, что лепнина дубровицкой церкви была выполнена раньше, еще до приезда Джеми, Квадро, Филари, Руско и Фонтаны в Москву. Но кем?

Последние открытия реставраторов интерьера церкви позволяют утверждать, что рельефы были выполнены одновременно с возведением храма и наружным убранством, то есть еще до наступления XVIII столетия. Если так, то следует вспомнить уже забытую порядком гипотезу, высказанную большим знатоком русской скульптуры Н. Н. Врангелем в начале нашего столетия. Он считал автором дубровицких рельефов не итальянцев, а работавшего в России с 1697 года южнонемецкого скульптора Конрада Оснера (1669-1747). О его раннем, московском, периоде творчества известно мало, но в Петербурге сохранилась бесспорная работа этого мастера – рельеф на Петровских воротах Петропавловской крепости, выполненный в 1708 году. Врангель приписывал Оснеру и чрезвычайно близкие к дубровицким рельефы монастырского Богоявленского собора в Москве.

Но чем объяснить долгий разрыв между завершением строительства и освящением храма в Дубровицах? Возможно, задержка была вызвана не медлительностью мастеров, а намерениями самого заказчика. Очевидно, что Б. А. Голицын упорно добивался приезда в Дубровицы самого Петра I. Поводом для этого могло быть в то время только освящение необычного храма. Но прежде надо было получить разрешение на это патриарха Адриана. Добиться этого Б. А. Голицыну не удалось при всей его огромной власти. Адриан, ярый противник петровских реформ, был непримирим и ко всем проявлениям католицизма.

Последние свои дни патриарх провел в фактической ссылке в захудалом Перервинском монастыре, где и умер в 1700 году. После его смерти Петр реформировал управление церковью. Патриарший сан был упразднен, а вместо него учреждена должность местоблюстителя патриаршего престола, на которую царь мог назначать наиболее преданных церковных иерархов. После долгих колебаний Петр I утвердил местоблюстителем рязанского митрополита Стефана Яворского, человека, который был в близких отношениях с Б. А. Голицыным.

Стефан получил образование в Киевской духовной академии, где позднее преподавал богословие. Петр, услышав одну из его проповедей, пригласил Яворского заведовать Московской духовной академией. Он содействовал избранию Стефана в митрополиты, а всего два года спустя поставил его во главе русской церкви. Б. А. Голицын, несомненно, находил общий язык со Стефаном в религиозных вопросах. По-европейски образованного церковного владыку не удивляли мировоззрение вельможи, его тяга к иноземцам. Стефан, судя по его богословским трудам, и сам был склонен к католической трактовке некоторых библейских сюжетов, и потому не могли его удивить архитектурные причуды Голицына, вызывавшие порицание покойного Адриана.

Сразу после утверждения Стефана Яворского местоблюстителем Петр не имел возможности выехать в Дубровицы. В 1702 и 1703 годах он почти не бывал в Москве. До октября 1702 года шла усиленная подготовка к штурму шведской крепости Нотебург (переименованной после того в «ключ-город» Шлиссельбург), а 1 мая была взята другая шведская крепость Ниешанц. 16 мая в устье Невы заложили Петропавловскую крепость, и все лето Петр провел на ее строительстве. Осенью на земляных бастионах установили орудия, и Петр I отправился в Москву.

Зимой 1704 года Б. А. Голицын, Петр I в сопровождении свиты и Стефан Яворский отправились в Дубровицы. Итак, новый храм «таким образом приведенный к концу и от толь именитого созидателя всяким благолепием и утварью снабденный, 1704 года, февраля 11 дня, в пятницу, при высочайшем присутствии государя Петра Великого и благоверного государя царевича и великого князя Алексея Петровича, знатнейших духовных и светских особ, освящен первосвященней* шнм митрополитом Стефаном Яворским».