— Я видел ее несколько недель назад на пляже, она гуляла с другой собакой, здоровенной, и чуть не утонула, — прошептал Космо. — Слушай.

Садовая калитка распахнулась, раздался быстрый топот вверх по лестнице, потом по коридору. Хлопнула дверь соседней комнаты.

— Я вот эти купила. Чудесные, правда? — радостно затараторила девочка. — Я купила все ведро… — И потом: — А что случилось?

— Твоя мать меня уволила. Я завтра уезжаю. Я ввожу ее в ненужные расходы.

— О, — изумленно произнесла девочка. — О…

Космо и Бланко отпрянули, услышав, как французское окно соседней комнаты с треском распахнулось. Они увидели, как Флора вышла на балкон, развела руки, и нарциссы каскадом полетели в сад.

В обеденном зале воцарилась атмосфера ожидания. Центральный стол, обычно уставленный закусками, сырами, фруктами, накрыт на семь персон. Семьи англичан, входя в зал, украдкой бросали на него взгляд. На столе лежали многочисленные ножи, вилки, неправдоподобно белые салфетки, искрилось стекло бокалов. Английские подростки, уже начинавшие узнавать друг друга, удивленно поднимали брови и обменивались многозначительными взглядами.

— Это для семьи голландцев, — сказала вдова, мать троих детей. — Я слышала, там пять дочерей. А что…

— Она баронесса, их мать, звучит…

— И все девочки будут баронессами. Так принято на континенте.

— Но чем больше осколков, тем меньше блеска, — заметила вдова.

— Да, но почему-то семь мест, — сосчитала ее приятельница.

— Может, дочерей шесть, а не пять? — предположила вдова.

— Не говори так громко, мама, — прошептала дочь вдовы, перехватив взгляд Космо.

Космо отвел глаза: у девочки были белесые ресницы, неровные зубы, и ей только четырнадцать.

— Не смеши, седьмое место для ее мужа, отца…

— Для барона.

— Что? А? Ну конечно, для барона.

Космо и Бланко вели себя за ужином настороженно, ели не спуская глаз с двери. Они вежливо слушали, как Ангус Лей объясняет своей жене положение британской нации. Космо и так знал, что думает отец о мистере Болдуине, и втайне надеялся, что слова отца выведут Бланко из терпения и тот начнет перечить ему и скажет что-то очень смелое. Ну, например, про замечательного Рамсея Макдональда. Но Бланко молчал, его сердце смягчилось от попыток миссис Лей называть его Хьюбертом, но она все время путалась и у нее выходило то Блюберд, то Блинко; Космо понимал, что голова матери забита магазинами, в которые она, видимо, поведет его сестру Мэбс, если та, конечно, снизойдет до провинциальных магазинов после парижских прелестей.

Оба мальчика на ужин приходили в костюмах, их прилизанные волосы зачесаны назад. Время от времени они перехватывали взгляд кого-нибудь из подростков из других английских семей, подмигивали и отводили глаза. Вечером, позднее, они соберутся где-нибудь — в гостиной или в саду перед отелем, в сумерках разделятся по четверо для игры в теннис или отправятся в Динан или Мон-Сен-Мишель, где есть ресторан, известный своими омлетами, и где прилив несется скорее, чем лошадь в галопе. Космо вообще-то не слишком всем этим интересовался, проведя в Динаре два месяца с матерью, пока лечил колено. Он вполуха слушал отца, исподтишка оглядывал комнату и грезил о пяти изящных голландочках: они длинноногие, в прозрачных платьицах, и через материю можно будет увидеть их таинственные груди. Его мать сказала:

— Нет, Ангус, дорогой. Я этого не вынесу. Если ты поедешь домой, то и я с тобой. Я не останусь здесь одна. — Ее голос почти дрожал. — Что мне здесь делать?

— Ну еще походишь по магазинам. Съездишь в Париж. Заберешь Мэбс из школы. — Ангус жевал мясо. Ему нравилось, когда женщины начинали суетиться, волноваться, он знал, что его жена делает это исключительно для того, чтобы доставить ему удовольствие. Он выпил немного вина.

— Запасись обувью, пока здесь. Если я поеду, то я поеду один. Ситуация не ясна.

— Тогда за твое дезертирство тебе придется расплачиваться платьями и шляпками. Я закидаю тебя огромными счетами за всякие безделушки.

— Ну и что, — просиял Ангус, распушив роскошные усы. — А как с перчатками?

За их спиной, за столиком в углублении сидели Денис и Вита Тревельян и молча ели. Между ними, уткнувшись в свою тарелку, сгорбилась Флора.

Центральный стол все еще пустовал.

Денис Тревельян чистил яблоко. Ангус Лей потягивал вино. Космо грезил.

Двери столовой широко распахнулись, и управляющий, кланяясь, ввел баронессу Хэбенинг, за которой следовали Элизабет, Энн, Мэри, Дотти и Долли. Их появление заметили все.

— Ну… — пробормотал Космо, — ни одной в возрасте для брака.

— Три самые младшие — с обручальными кольцами, — сказал Бланко, который был весьма наблюдательным.

— И нисколько не хорошенькие, — прошептал Космо.

— Домашние, — сказал Бланко.

— Они так и останутся с такой внешностью.

— О чем вы шепчетесь, Космо? — спросила мать. — Манеры, дорогой, манеры.

— Ничего такого, ма. Извини, ма.

— Уэльские шахтеры — хуже нет, — проговорил Ангус Лей, чьи мысли были заняты волнениями в Англии, — но северные могут оказаться еще страшнее. Вот почему я жду…

— В защиту шахтеров можно сказать немало. Я думаю, их положение…

— Не слишком ли далеко зашел Бланко? — подумал Космо. — Во что тогда превратится остаток каникул?

Но отец не слышал Бланко. Он тоже смотрел на новеньких, которые рассаживались, пытаясь разместить свои весьма пышные зады на веретенообразных ресторанных стульчиках.

— О! — воскликнул он. — Не моя ли это старинная подруга Роуз? Дорогая, пойдем и поздороваемся с Роуз. Ты, наверное, помнишь, я часто тебе рассказывал о Роуз и Джефе Хэбенингах. Я ходил с ним охотиться на дикого кабана. Помнишь? И на уток. Друзья моей молодости… — Ангус отложил в сторону салфетку и поднялся.

— Столько девочек, — проговорила миссис Лей.

— Тогда у нее не было девочек, я говорю о тех мрачных годах. Может, и были у них тогда одна-другая, но они не мешали, они сопели в своих колыбельках. Пошли, ты должна… — Ангус повел жену через зал к центральному столу. — Роуз? Ты меня помнишь?

— Ангус! — Баронесса раскинула руки. — Ангус! Конечно… — Пошли восклицания, представления, пожатия рун, вставания, усаживание на место.

— Посмотри-ка на них, — прошептал Космо. — Кошмар! Какое ужасное разочарование. А я-то…

Но Бланко был поглощен тем, о чем говорили за столиком за спиной. Он услышал…

— Такая грязная, как будто не мылась с тех пор, как я оставила тебя с ней. Обгрызенные ногти, под ними черно. Когда ты в последний раз принимала ванну? Она не удосужилась следить за твоим бельем. Оно серого цвета. Ты отвратительна, и у тебя вылезли угри. Посмотри, Денис, у нее угри.

— Отправь ее в парикмахерскую, — как-то отстраненно проговорил Денис Тревельян. — Пусть их удалят. И мне не нравятся эти косички.

— Но она еще мала для парикмахерской, Денис.

— Ну делай, что считаешь нужным. А ты почему не отвечаешь матери, Флора?

— Пожалуй, я пойду спать, — сказала Флора и встала. — Спокойной ночи. — Ее голос звучал твердо. — Спокойной ночи. — И пошла к выходу.

— Флора, — выпалила Вита. — Сядь. Вернись.

— Да пусть она идет, — сказал Денис, когда девочка проходила мимо стола Леев. — Ты не виновата, дорогая. — Он накрыл рукой руку жены. — Интересно, найдем ли мы пару, чтобы сыграть в бридж? Осмелюсь сказать, что гувернантка очень ленилась. — И он сжал руку жены.

Наблюдая за Флорой, Бланко и Космо увидели, как она пересекла зал и налетела на человека, торопливо входившего в ресторан. Он взял ее за плечи, отстранил, потом отступил в сторону и открыл ей дверь.

— Она его даже не видела. Она плакала, — сказал Космо. — Я скажу отцу, чтобы наш стол куда-нибудь передвинули, — продолжил он, не понижая голоса.

— Не бросить ли мне бридж? — сказал Бланко. — Посмотри, твой отец машет, зовет к себе.

— Наверное, это барон, ее сын, конечно, — вдова, мать девочки с неровными зубами, наклонилась к соседнему столику. — Правда, хорош собой? И такой молодой.