— Он же из Ярцева сам, наш комполка. До войны там на фабрике работал. Семья у него эвакуироваться не успела…

В праздник тяжелое вспоминать не хотелось.

— А помнишь, — обратился я к Азаренкову, — как Крупчатников свадьбу накрыл в Скачково?

— Как не помнить!

Это все там же, на ярцевском участке. Худой, испуганный мальчонка лет четырнадцати появился в расположении полка. Выяснилось, что он пришел из Скачково, занятого гитлеровцами. Какой-то дяденька Федор велел ему пробраться к своим и передать, что сегодня оккупанты будут справлять свадьбу фашистского офицера. Невеста к нему аж из Берлина приехала, тоже офицерша какая-то, в черной военной форме. Очень много фашистов соберется на свадьбу в здании сельсовета…

Скачково, растянувшееся по высокому правому берегу речки Царевич, хорошо просматривалось с НП. Вскоре наблюдатель подтвердил, что в центре села у дома с красной крышей собираются гитлеровцы. Ударить по нему выпало Крупчатникову, чей дивизион всегда отличался очень высокой точностью огня. Когда отгремели выстрелы, мальчонка захлопал в ладоши:

— Вот теперь попадет фашистам!

Им и правда попало как следует. Когда освободили Скачково, то выяснилось: более пятидесяти оккупантов прямехонько на тот свет отправились со свадьбы своего начальника.

— А помнишь, как тот же Крупчатников мотоколонну накрыл?

— А помнишь…

Вот что должен отметить, как весьма примечательное: с такой же охотой, как о боях, говорили гвардейцы артиллеристы о боевой учебе на фронте.

— Есть у меня память дорогая об одном занятии. — Азаренков достает из планшетки любительскую фотокарточку. — Отрабатывали управление огнем артиллерийской группы, командарм Константин Константинович Рокоссовский приехал, член Военного совета Алексей Андреевич Лобачев, начарт Василий Иванович Казаков. Посмотри, все тут есть, на фотокарточке! А проводил занятие полковник Лампель, вот он, второй справа, стоит — начальник штаба артиллерии армии.

— Знаю Павла Германовича Лампеля!

— Ты знаешь, что он артиллерист отменный. Это все знают, — горячится Азаренков. — Он же эту войну с тремя боевыми орденами начал. И в Испании, и на линии Маннергейма боевую практику получил. А я про другое. Как здорово он занятия проводит! Вот перед кем за парту сесть. Профессор! Сам командарм отметил то занятие как образцовое. И охотно сфотографировался с нами.

Разошлись спать далеко за полночь.

Член Военного совета армии дивизионный комиссар П. Н. Куликов еще накануне, когда ехали к Азаренкову, почувствовал себя плохо, однако крепился, чтобы не испортить гвардейцам торжество. А к утру ему стало хуже.

— Извинитесь за меня перед Ефременко, — напутствовал представителя ГлавПУРа и меня дивизионный комиссар. — Объясните, в чем дело. И вручите Знамя. Скажите, по поручению Военного совета армии.

Такой поворот не очень-то обрадовал. С Н. К. Ефременко я знаком не был, характера его не знал, но не сомневался, будет человек крепко огорчен. Он-то надеется получить Знамя из рук высокого начальства, он же наверняка считает свой полк лучшим во всей советской артиллерии. И не без оснований!

1-й гвардейский (ранее 289-й) противотанковый артиллерийский полк, как и полк Азаренкова, под Москвой сражался в составе 16-й армии, а затем был переподчинен 20-й. Его личный состав во главе с отважным Ефременко проявил в боях невиданную стойкость и выучку. Только 25 октября под Волоколамском, у Спас-Рюховского, батареи полка подбили и сожгли больше 50 фашистских танков. В том бою особо отличилась 3-я батарея старшего лейтенанта Д. К. Капацина и 5-я батарея лейтенанта А. И. Беляева, принявшие на себя основной удар врага. Они уничтожили 21 танк. Всего же в боях под Москвой гитлеровцы потеряли от огня доблестных артиллеристов полка майора Ефременко 197 танков и бронемашин. 9 ноября 289-й стал Краснознаменным, а вскоре после того — 1-м гвардейским. Да, это с него начиналась гвардия советской противотанковой артиллерии.

— Оно, конечно, ясно, что не нам с тобою надо бы вручать гвардейское Знамя такому полку, — с досадой сказал старший батальонный комиссар. — Однако поехали!

С каким трудом добирались мы до села, где стоял штаб полка! Автомашина сломалась, оставили ее в какой-то деревне, продолжили путь пешком, попеременно неся Знамя. Хорошо, догнал нас небольшой крестьянский обоз. С великой радостью пристроились на порожние сани. На занесенной снегом лесной дороге одни из саней подорвались на мине. А минутой раньше мы благополучно миновали то роковое место…

Как и предполагали, Ефременко встретил нас не очень-то радушно. Молча кивнул, когда выслушал, и отвернулся к окну. Неловкое молчание нарушил старший батальонный комиссар:

— А чего надулся, командир? Мы тебе самое дорогое для полка доставили, а ты — нос в окошко. Ну-ка, расчехлим Знамя, полюбуемся!

— Та не обижайтесь, — отозвался расстроенный Ефременко. — Какие к вам претензии?

— Тогда давай поздороваемся по-людски, познакомимся как надо.

Отошел немного комполка, пожал нам руки, заулыбался смущенно и добродушно. Спросил:

— Так кто из вас вручать будет?

— Товарищ Великолепов вручит по поручению Военного совета армии, — ответил старший батальонный и, уже обращаясь ко мне, спросил: — Ты с какого года в артиллерии, товарищ Великолепов?

— С двадцать четвертого.

— Слыхал, командир? С двадцать четвертого! Восемнадцать лет артиллерии отдано. Есть моральное право вручить полку Знамя!

— Та все в порядке, — совсем примирительно сказал Ефременко, вызвал дежурного и приказал строить полк.

Я, конечно, понимаю, это просто стечение обстоятельств, чистая случайность, что именно мне выпала честь вручать гвардейское Знамя самому первому гвардейскому полку советской артиллерии. Но пусть поверит читатель, на пути моей долгой службы то была не простая веха! Я всю жизнь оглядываюсь на нее, всю жизнь приказываю себе: «Помни 3 февраля 1942 года! С того дня на тебе особая ответственность за все помыслы твои и поступки! Ответственность перед первыми гвардейцами артиллерии!»

Вернувшись в Перхушково, я под впечатлением встреч с командирами гвардейских артиллерийских полков снова напомнил генералу Камере о своей просьбе и его обещании.

— Вот настырный! — нахмурился начарт. — Думаешь, это сахар — полком командовать? — Помолчал, меряя меня взглядом, словно впервые видел, и заключил: — Ладно, быть по-твоему, получишь полк!

Васильки. Такое поэтическое название носила деревня Уваровского района Московской области. Война стерла деревню с лица земли, и теперь она значилась только на картах. Лишь кое-где торчали из-под снега обгорелые остатки строений. Между ними, извиваясь темной лентой, тянулась дорога. Было 14 февраля 1942 года, когда я впервые проезжал Васильки, направляясь в 32-ю стрелковую дивизию на должность командира 154-го артиллерийского полка.

Всего десять дней назад эта дивизия прорвала на узком фронте позиции гитлеровцев и вышла к реке Воря на рубеж Сергеевская, Некрасово. Однако вторую полосу обороны врага преодолеть ей не удалось. Поскольку соседи отстали, линия фронта дивизии на карте напоминала продольное сечение огромной бутылки, обращенной к востоку своей узкой горловиной. В этом «сосуде» находилось большинство стрелковых частей, наблюдательных и командных пунктов, ряд огневых позиций артиллерии и КП дивизии. Через горловину шириной всего в два-три километра шел единственный путь, связывающий передовые части с другими подразделениями и тылами. По этой дороге, простреливаемой фашистами с севера и юга, в ночное время подвозились боеприпасы, продукты питания, доставлялись газеты, письма. Мне рассказали, что накануне противник пытался перехватить горловину.

13 февраля две роты немецких автоматчиков атаковали находившиеся севернее дороги огневые позиции артиллеристов. Расчетам 5-й батареи пришлось даже врукопашную драться с просочившимися к орудиям гитлеровцами. По остальным соседняя 1-я батарея ударила картечью. Подошедшие на помощь артиллеристам три танка завершили разгром неприятельского отряда.

Командира дивизии полковника В. И. Полосухина я застал на командном пункте. С ним в землянке был и начальник штаба полковник Н. Ф. Бобков и другие командиры. Докладывая о прибытии, читал на их лицах: «Интересно, что ты за человек, каким будешь комполка?»