— Рады вашему приезду, — сказал Полосухин. — Бывший командир артполка Василий Кузьмич Чевгус уже убыл к новому месту службы. Быстрее вступайте в командование. Люди в полку хорошие, и мы уверены, что наши артиллеристы всегда будут славно выполнять свои задачи.
Для первого раза столь же короткий разговор с полковым комиссаром Г. М. Мартыновым — военкомом дивизии, с начальником артиллерии подполковником А. С. Битюцким.
— Ранее полком командовали? — спросил Битюцкий.
— Нет, но всегда мечтал об этом.
— Ко мне по всем вопросам без стеснения!
— И ко мне, — добавил Мартынов.
— А я тоже человек доступный, — улыбнулся комдив. — Да мы еще поговорим, отдохните с дороги!
Отведенная мне землянка напоминала пещеру. В одном углу лежала куча еловых веток, покрытых куском брезента, — это была постель. В другом — дымила печка, сделанная из старого железного бочонка, измятая труба которой уходила в прорытую в стене дыру. У печки горкой лежали нарубленные ветки. Дверью в землянке была плащ-палатка.
Заснуть сразу не смог. Вспомнился отъезд из Перхушково. Жаль было расставаться с боевыми товарищами по штабу артиллерии фронта. И все-таки уезжал из штаба с радостным чувством: осуществлялась моя мечта командовать частью, действующей непосредственно на фронте.
Вспомнилась и дорога до Васильков. Проехав Можайск, наша машина следовала через Кукарино, Горки, Бородино.
В Егорье, куда заехал к начальнику артиллерии 5-й армии полковнику Парамонову, неожиданно встретился с командармом Л. А. Говоровым. Представился, доложил, куда следую. Генерал, задав несколько вопросов, пожелал успеха.
Из Егорья вместе с одним красноармейцем на санках-розвальнях мы добрались до дивизии. Пурга помогла нам незаметно для немцев проскочить опасную дорогу через Васильки…
Первые дни в новой должности я все время проводил на позициях, знакомился с подразделениями, командирами, политработниками. С военкомом полка старшим батальонным комиссаром Андреем Кондратьевичем Чека-новым сошлись быстро. Опытный политработник, награжденный орденом Красного Знамени еще за бои на Хасане, он оказался хорошим, душевным товарищем.
154-й артиллерийский полк состоял из двух дивизионов. В первом на вооружении одной батареи были 76-миллиметровые пушки, а в двух других — 122-миллиметровые гаубицы. Второй дивизион имел 122- и 152-миллиметровые гаубицы. Такое разное вооружение батарей объяснялось тем, что после тяжелых боев на Бородинском поле в октябре сорок первого в 32-й дивизии из ранее имевшихся двух артиллерийских полков был сформирован один.
Я так настойчиво добивался перевода на должность командира полка, что теперь просто не мог трудиться без полной отдачи сил новому делу. Признаться, и нервничал немного, боясь что-либо упустить по неопытности. Намотавшись за день по НП и огневым позициям, потом далеко за полночь, вместо того чтобы выспаться, пока есть возможность, долго сидел над своим блокнотом. Пометки, пометки. Одно-два слова, а за ними — множество впечатлений дня. «Гольфарб. Основательность». «Ерш. Лихость». «Академик!» «Огонь в свою сторону»…
Капитан Б. Э. Гольфарб — командир 1-го дивизиона. Четыре месяца назад, когда 32-я дивизия у Бородина вступила в бой с рвущимися к Москве гитлеровскими мотомеханизированными частями, он командовал батареей. По отзыву подполковника Битюцкого, командовал умело, бесстрашно. Даже короткой беседы было достаточно, чтобы убедиться: очень серьезный человек, знающий, склонный за любое дело браться основательно. Старательно и точно, по высоким нормам штабной культуры ведет необходимую документацию.
«Ерш. Лихость» — пометка о командире 2-го дивизиона капитане II. И. Куропятникове. Красив собою — с тонкими чертами лица, задорным взглядом, — строен. Новенький орден Красного Знамени на груди. Говорят, храбр до безрассудства. И ершист, вспыльчив. Это уже не «говорят» — сам убедился. Видел, как весь закипает внутри капитан при малейшем замечании. Однако эмоции сдерживает и тут же устраняет непорядок. Комиссар полка говорит: «Вот ведь и строптив, и этакая легкость в нем, а любят его артиллеристы и пехотные командиры. Думаю, потому, что в бою он безукоризненный».
«Академик» — это начальник штаба полка майор П. М. Игнатов, окончивший до войны академию имени М. В. Фрунзе, имеющий опыт и командной, и штабной работы. «Лучшего начштаба изобрести невозможно, — считает Чеканов. — Только не задержится он у нас, заберут на повышение. Так что надо нам замену ему готовить. Видимо, Гольфарб первая кандидатура, присмотритесь!»
Очень благодарен комиссару за то, что помогает разобраться в людях, за то, что очень тактично именно на это сориентировал в первую очередь. Я-то сразу материальной частью занялся, общим порядком в полку, думал над особенностями нашего положения, связанными с тем, что воевать-то из «бутыли» приходится. «Тоже первостепенной важности заботы, но главное — люди!» — убежденно говорил Чеканов.
С особенностями нашего положения связана пометка: «Огонь в свою сторону». Артиллеристы привыкли к тому, что противник находится впереди и командир батареи управляет стрельбой орудий, расположенных на позиции где-то сзади. Здесь же в ряде мест между НП и огневой позицией был противник, и командиру приходилось вести огонь по целям в свою сторону. Такая стрельба официальными наставлениями тогда не предусматривалась. Вот и надо было набросать нечто вроде дополнительных пунктов к наставлению. Когда же подумать над всем этим, как не ночью? Днем было не до того, ибо гитлеровцы не оставляли попыток перерезать дорогу, забить «бутыль» «пробкой». Вражеская пехота с танками то с севера атаковала Васильки, то наносила удар с юга на Иваники. Авиация и артиллерия противника почти ежедневно донимала налетами.
Как-то во время заполночного бдения плащ-палатка, прикрывавшая вход в мою «пещеру», откинулась — и на пороге появился комдив.
— Так и знал, что не спите!
Пристроившись на ящике из-под снарядов, согревая ладони кружкой с горячим чаем, который как раз закипел у меня на бочонке-печурке, Виктор Иванович Полосухин стал расспрашивать, где я служил до войны, где моя семья, с какого времени на фронте. Узнав, что воюю с 22 июня, оживился.
— О, стало быть, стреляный воробей! — воскликнул, окая по-сибирски, после чего уже больше сам рассказывал, чем расспрашивал.
Сказал, что сейчас ждет от полка «толковых», как он выразился, заградительных огней на самых ответственных участках обороны дивизии и более четкого взаимодействия со стрелковыми подразделениями.
— А вообще посоветую… Знаю ведь состояние человека, который впервые полк принял. Поспокойнее надо, поменьше гадайте, как вас подчиненные воспринимают, что про вас начальство думает. На войне людям редко даются ошибочные оценки… И еще очень важное! Не делайте все с самого начала. Помните, что-то и до вас добротно сделано: полк-то не беспризорный был. Хорошего под себя переделывать не надо. А где свежему глазу явные недочеты видны, туда всю свою волю! За артразведку особо спрошу, учитывая должность, с которой прибыли!
Так вот очень хорошо поговорили, мне даже передать трудно, как нуждался я в таком разговоре и как был благодарен старшему товарищу. А днем позже камнем на сердце навалилась облетевшая дивизию весть: во время боя у Иваников пулеметная очередь скосила комдива…
Полковника В. И. Полосухина похоронили на центральной площади Можайска, за который с величайшей самоотверженностью сражалась 32-я дивизия под его командованием.
Дивизию принял полковник Степан Трофимович Гладышев. Для него не только командир артполка — все командиры частей были людьми новыми, и я уже не мог рассчитывать на внимание, какое оказывается новичкам, вживался в новую должность по добрым наставлениям Виктора Ивановича.
«За артразведку особо спрошу!» Что ж, вполне резонно, поскольку совсем недавно на мне замыкалась артразведка всего фронта. Тут уж я со знанием дела все поставил. Мы круглосуточно следили за противником, тщательно изучали добытые сведения. Но воспользоваться результатами разведки самим почти не пришлось. Дивизия получила новую задачу. Сдав позиции другим частям, мы походным порядком двинулись на правый фланг 5-й армии. Там, в обычных для обороны боях, — весь март. Первая фронтовая весна доброй памяти о себе не оставила. Снега за зиму выпало много, потеплело быстро, и на дорогах образовались огромные, как озеро, лужи, непролазная грязь. Возникли большие трудности с доставкой войскам боеприпасов и продовольствия.