— Мама, — перебила я, — Моя мама.

Агния улыбнулась мне и потрепала по щеке.

— Не биологическая, — пояснила она удивлённому Артуру, который застыл наполовину выпрямившись, — Это семейный дом, вы слышали о таком?

— Нет, — он качнул головой, отчего его золотистые волосы пошевелились на плечах, — Просветите?

— Обязательно, — кивнула моя воспитательница, — Скоро будет обед, вы присоединитесь?

— Да, — сказали мы одновременно, — Я пойду к ребятам, — решила ретироваться я, и оставить Артура наедине с болтовнёй Агнии.

Время с детьми вообще летит незаметно. Вдоволь набегавшись босиком по газону и подбросив ровно по пять раз каждого из шести малышей от двух до четырёх лет, я на пару со старшими загнала их в дом. Воспитатели вместе со своими группами разбрелись по спальням; откуда доносились шорохи и короткие детские смешки, вперемешку с цыканьем и шиканьем взрослого.

Агния приготовила нам с Артуром кофе, и мы вышли на веранду, пока она укладывала детей из своей группы на дневной сон.

— Здесь здорово, — молвил мой спутник, вытягивая ноги в широком кресле–качалке, — Ты была здесь с самого детства?

— Нет, меня определили сюда, когда мне было восемь. Тогда проживание по семейному типу только внедряли, и это был эксперимент.

— Я вижу, что он оказался вполне удачным, — Артур начал медленно раскачиваться, отчего пол, покрытый старыми досками, начал поскрипывать.

— Каждому ребёнку уделяется достаточно внимания и заботы, — я сделала глоток кофе и поджала пальцы на ногах, которые начали неметь от прохладного воздуха с улицы, — Учишься жить в семье и социуме. Я росла и в обычном детском доме, поэтому прочувствовала разницу на себе.

Деревянные половицы за нашими спинами тихонько скрипнули, и мы вдвоём обернулись. В проёме двери стоял маленький Олежка, сонно потирая глаза и переминаясь с ноги на ногу. За ним показалась Агния с усталой улыбкой.

— Так всегда, когда ты здесь, — тихо сказала она, подталкивая Олега ко мне.

Он неуверенно покосился на Артура, и я протянула к нему руку:

— Иди сюда.

Олежа забрался ко мне на колени и свернулся клубочком, обхватив мою шею руками. Его голова была повёрнута на Артура, и я видела, что они смотрят друг на друга, не разрывая зрительный контакт. Я обняла тёплое хрупкое детское тельце руками, и начала поглаживать его по спине, тихо напевая старую казачью колыбельную, которую выучила специально для него:

Спи, младенец мой прекрасный,

Баюшки–баю.

Тихо смотрит месяц ясный

В колыбель твою.

Стану сказывать я сказки,

Песенку спою;

Ты ж дремли, закрывши глазки,

Баюшки–баю.

Артур выпрямился на кресле и внимательно посмотрел мне в глаза. Я не отвела взгляда, а просто уткнулась подбородком в макушку ребенка и продолжила петь.

По камням струится Терек,

Плещет мутный вал;

Злой чечен ползёт на берег,

Точит свой кинжал;

Но отец твой старый воин,

Закалён в бою:

Спи, малютка, будь спокоен,

Баюшки–баю

Дыхание ребёнка замедлилось и стало ровным. Тонкие пальчики, запутавшиеся в моих волосах, ослабли, но, когда я попыталась немного сдвинуться, снова напряглись и потянули меня за пряди. Я улыбнулась, и продолжила петь под длинный вздох Олежки и мягкий скрип половиц:

Сам узнаешь, будет время,

Бранное житьё;

Смело вденешь ногу в стремя

И возьмёшь ружьё.

Я седельце боевое

Шёлком разошью…

Спи, дитя моё родное,

Баюшки–баю

Пока я пела, я медленно раскачивала кресло–качалку одной ногой. Олег обмяк в моих руках. Но я уже знала, что это ненадолго, если не посидеть с ним ещё немного. Прикрыв глаза, я тихонько мычала мотив колыбельной.

— Он уснул, — прошептал Артур.

— Я знаю, — спокойно ответила я.

— Может, стоит положить его в кровать? — снова шёпот.

Я невольно улыбнулась и повернула голову, открыв глаза:

— Можешь не шептаться, он всё равно не услышит.

Артур коротко моргнул и нахмурился:

— В смысле?

— Олег глухой с рождения, — ответила я, отворачиваясь и снова закрывая глаза.

Я в буквальном смысле услышала, как думает Артур. Такое ощущение, что мысли в его голове метались и бились о стенки черепной коробки, а некоторые вопили от возмущения.

— А зачем ты… — начал он, видимо не справившись с любопытством.

— Пою ему? — я перебила его, — Потому что он такой же ребёнок, как любой другой. То, что он не слышит, ещё не значит, что не может чувствовать.

Ответом на это был короткий вздох и тихое:

— Понятно.

Медленно покачиваясь, я услышала шорох и увидела Агнию, которая наклонилась, чтобы что–то тихо шепнуть Артуру. Он осторожно поднялся с качалки, и вышел за ней следом, бросив на меня очередной озадаченный взгляд. Я поглаживала Олежу по спине, впитывая его неповторимый детский запах. Помните мультфильм «Умка»? «Мама говорила, что ты пахнешь дымом; а ты пахнешь молоком»: ласково сказал полярный мишка мальчику. Как же он был прав, хотя, будучи маленькой я не понимала весь смысл этих слов.

Уложив Олега, я пошла на запахи еды, доносящиеся из кухни. Там, у плиты, я нашла Агнию, которая рассказывала моему спутнику секрет приготовления мульгикапсас[1]. Я удивлённо вскинула брови, и перебросилась парой слов с воспитательницей, которая приехала сюда недавно.

— Kas see on sinu mees, Kiira[2]? — спросила меня рыжеволосая девочка.

Хотя, она наверняка чуть старше меня. Но такие вопросы взрослые люди не задают, ведь так?

— Ei, kindlasti mitte[3], — с улыбкой ответила я, косясь на Артура.

Будь я проклята, но он смотрелся очень органично на кухне, когда нарезал овощи для свежего салата. Я даже не догадывалась, что он умеет это делать. Всё–таки, человек искусства и всё такое.

— Miks? — удивлённо допытывалась Марика, — Ta on armas. Ja vдga ilus, — с придыханием продолжала она, — Ma mхtlen, et ta on rikas[4], — её глаза оживлённо вспыхнули, и меня что–то неприятно кольнуло где–то в груди.

— Marika, ta lihtsalt ei mхista sind, kui sa otsustad temaga rддkida, — резко произнесла я, не сводя взгляда с широкой спины и рук, порхающих над разделочной доской, — Ta ei ole kohalik[5].

— Kas tхesti? Kust ta on[6]? — удивилась Марика, тряхнув волосами, потому что Артур посмотрел в нашу сторону.

— Venemaa[7], — сухо бросила я.

— Hmm, — поморщилась в ответ представительница титульной нации.

— Jah, — для убедительности, я кивнула, — Lisaks, ta on patrioot. Ta kannab sдrgi Putini fotoga[8].

— Noh, rххmustav, et mitte Stalini, — скукожилась в презрительной гримасе Марика, — Ma aitan teistele[9].

Я невольно улыбнулась, а потом подошла к Артуру.

— Ты закончил? — спросила я, облокотившись на столешницу.

— Почти.

— Прости, я не думала, что тебя решат поэксплуатировать.

Он как–то странно улыбнулся и поднял голову. Скинув нарезанный помидор в салатницу, он вытер руки бумажным полотенцем, оторвав его с держателя; и повернулся ко мне.

— Мне понравилось, — ласково сказал он, откинув мои волосы с плеч.

— Пойдём, — я кивнула на выход из кухни, — Прогуляемся, пока дождь не начался. Покажу тебе нашу аллею.

Я направилась к двери, ведущей на улицу. На заднем дворе было свежо; воздух стал прохладным, но застывшим; ни малейшего дуновения и ветерка.

— Будет гроза, — вырвалось у меня, когда я вдохнула.

— Ты синоптик? — раздалось позади.

Я не стала оборачиваться, но улыбнулась. Завидев первые деревья, которые посадили около десяти лет назад, и теперь они достигали приличную высоту, я обхватила себя руками и пошла вперёд; прямо к ветвистым стволам с белой корой в чёрную крапинку.

«Mark Vainberg, 2001» про себя прочитала я табличку, которая была воткнута в землю прямо рядом с деревом.