— Фу, — поморщились мы с Наташкой одновременно.

— Оставим эту тему, — промямлила я, — Ничего личного, Джей–Джей, но слеш меня не интересует.

Он пожал плечами и запрокинул голову на спинку дивана. Потом он усмехнулся, и снова посмотрел на меня; а затем на Наташку.

— Что делать будем? Я взял краску.

— Ммм, — промычала та, подпирая подбородок указательным пальцем, — Давай красный?

— Красный? — воскликнула я.

— Да. Вырви глаз.

— Ой, замучаешься ты с ним, — поморщился Джексон, — Но сделать могу. Тащи стул, — он кивнул в мою сторону; и я послушно поднялась с кресла, чтобы пойти на кухню.

Пока Натали восседала, как статуя, на высокой барной табуретке, а Джексон наносил краску на её белоснежные локоны; я довязывала свою шапку. Закончив последний ряд, я порылась в сумочке и вытащила со дна бамбуковый крючок, чтобы закрыть петли и стянуть их на макушке.

— Неплохо получилось. Цвет убийственный, — молвила Наташка, заставив меня посмотреть на неё.

— Ага, — ответила я, пожав плечами.

Глянув на оставшийся клубок, я решила начать ещё один головной убор. Всё равно в беседе Джексона и Натали я особого участия не принимала, а занять себя чем–то нужно. Полностью погрузившись в лицевые и изнаночные петли, я связала почти половину, когда услышала:

— Пошли смывать.

Зажмурившись, я потёрла глаза и откинулась на спинку кресла. Наташка начала сыпать проклятиями на сломанную ногу; а Джексон хихикал, пока помогал ей дойти до ванной. Сквозь шум включившейся воды, я могла расслышать короткие смешки; а потом Наташка простонала:

— Боже, Джексон, ну стань натуралом. Я хочу узнать, что ещё ты можешь делать своими пальцами.

Наверное, он намыливал её волосы шампунем, делая лёгкий массаж головы. Сколько раз я сама ловила себя на этой мысли, не сосчитать; но почему–то я никогда не набиралась смелости озвучить её вслух.

Открыв глаза, я посмотрела на потолочную лепнину. Потом подняла голову и взглянула на раскрытую сумку. Вытащив сигареты, встала с кресла и пошла к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.

Пройдя мимо кровати, я открыла балконную дверь и вышла на крышу. Взяв подушку из–под навеса, я положила её на плетёное кресло и села на него, поджав под себя ноги. Мобильник в заднем кармане джинсов неудачно врезался в мою пятую точку, и я вытащила его, разглядывая задумчивым взглядом. Нажав на кнопку включения, я положила его себе на колени и вытащила из пачки сигарету. Едва я прикурила, раздался женский визг.

— Слушаю, — сказала я с улыбкой, когда ответила на вызов.

— На хрен ты телефон выключила? — прогромыхал гробовой голос.

— Захотелось, — ответила я с сарказмом.

— Кира, — выдохнул Артур, — Не делай так больше. Никогда. Ни за что.

— Ладно, — пообещала я без особого энтузиазма.

— Что делаешь?

— Курю.

— Где куришь?

— На крыше.

— На какой крыше?

— У подруги я, в гостях. У неё есть выход на крышу, — я вздохнула, закрывая глаза, — Допрос окончен?

— Да, спасибо за разъяснения, мне стало легче, — фыркнул Артур, — Как твои дела?

— Нормально. А твои?

— Тоже ничего.

Мы снова замолчали. Я продолжила затягиваться и выдыхать дым в прохладный вечерний воздух.

— Сколько тебе лет? — спросила я.

— Тридцать два. А что?

— Да, ничего.

— А тебе?

— Двадцать два.

— Ты на десять лет младше меня? — удивлённо спросил он.

— Садись, пять по математике, — я криво усмехнулась, туша сигарету в пепельнице.

— Я не думал, — Артур запнулся, — То есть, ты молодо выглядишь; но говоришь так, как будто ты старше.

— Я даже не знаю, как расценивать твои слова; как комплимент, или как оскорбление, — едко бросила я, зажмуриваясь от его голоса.

Он был такой… Не знаю. Артуров? Глубокий; с какими–то тёмными нотками; почти порочный. Без роковой хрипотцы, но, тем не менее, загадочный.

— Вот–вот, я об этом.

— Возраст — это всего лишь цифра, Артур, — вздохнула я, поёжившись от холодного ветра, долетевшего до меня из–за скошенной черепичной крыши.

— Согласен. Я увижу тебя снова?

— Странный вопрос.

— Почему?

— Я поняла, что тебе плевать на моё мнение. Какая разница, что я отвечу: да или нет? Ты всё равно сделаешь по–своему.

— Тоже верно, — хмыкнул Артур в трубке.

— Почему ты такой циник?

— Жизнь. Или люди, меня окружающие. Это сложный вопрос, — он глубоко вздохнул, и на заднем плане у него что–то зашуршало.

— Скорее всего, люди, — констатировала я.

— Ты думаешь?

— Уверена. Жизнь не откладывает на нас свой отпечаток; это делают люди, — я посмотрела на пачку сигарет, которую я бросила на столик и нахмурилась.

Может, стоит завязать с курением? Вредно, да и дорого. Я курю по пачке в день, а это почти три евро. В месяц получается сотня, плюс–минус. От этих подсчётов я чуть не присвистнула, но вспомнила, что разговариваю по телефону:

— Вовремя оказанная помощь, или, напротив, безразличие. Доброе слово в нужный момент, или брань, — договорила я.

— В мыслях этой женщины, на удивление, есть логика, — сказал он, и я буквально услышала, как он улыбается.

— А то.

— Значит, люди?

— Люди.

— И что мне делать, чтобы перестать быть циником? — серьёзно сказал он.

— Ничего не делай. Живи с этим дальше, — я пожала плечами в подтверждение своих слов; пожалуй, больше для себя, чем для него.

— Тебе же не нравится?

— Ты же не собрался жить со мной.

— А вдруг?

Я рассмеялась, и увидела краем глаза, что за стеклом показался силуэт Джексона. Махнув ему рукой, я сказала в трубку:

— Не говори глупости, Артур. Я не лучший аксессуар для твоей жизни.

— Ты не вещь; зачем ты так говоришь? — в его интонациях послышались холодные нотки, и я чуть было не заскулила от разочарования.

— Ты сам не один раз назвал меня вещью, — спокойно ответила я, разглядывая свои пальцы на ногах.

Он замолчал, наверное, обдумывая мои слова или подыскивая очередные извинения. Джексон открыл дверь и высунул голову.

— Кофе будешь? — спросил он.

Я коротко кивнула.

— Подруга? — ехидно бросил Артур в телефоне.

— Джексон, мы с ним вместе. Мне пора идти.

— Иди, — мягко сказал его голос.

— Пока.

Я отключилась, и покрутила телефон в руке, который нагрелся и стал горячим, пока мы беседовали. Таким горячим, что это напомнило мне его прикосновения.

Стряхнув с себя это странное наваждение, я натянула на себя улыбку; и спустилась вниз, чтобы насладиться обществом друзей и выкинуть Артура из головы. Выкинуть, как назло не получалось; я гадала — что это? Просто похоть; или первые зачатки глупой влюблённости в совершенно незнакомого человека? Чем всё закончится, когда он уедет: мы будем созваниваться по несколько раз на дню; пока эти звонки не начнут надоедать нам обоим и мы просто… Перестанем звонить? Что будет, если я решу сесть на поезд и приехать в Москву, к нему? Он встретит меня, мы проведём вместе неделю, или две; давая этому возможность вылиться во что–то большее; или, напротив, убивая это своей неосторожностью.

«Стоп, Кира» — подумала я. «Этого нет. Ты не можешь об этом думать, потому что это…»

Это — ничто.

18

Ставя салон на сигнализацию, я ругалась благим матом, потому что мой мобильник в сумке продолжать вопить нечеловеческим женским криком.

— Да, чтоб тебя, — в сердцах выпалила я, промазав по кнопкам в очередной раз.

Сделав глубокий вдох, я снова набрала код; и панель просигналила мне красным огоньком включённой охраны.

— Ура, — вырвалось из меня с придыханием.

Захлопнув железную дверь, я прислонилась к ней спиной и начала искать телефон. Вытащив его, я невольно закатила глаза.

Как вы думаете, кто мне звонил? Да, угадали.