- Твоим мечом я, что ли, буду их косить, - потихоньку засмеялась она.

Дорога в компании Хани пошла веселее. Северянка большую часть времени, как и прежде, молчала, но одно ее присутствие подбадривало Раша. Дождь вскорости закончился, тучи разошлись, и на сумеречное небо высыпали первые звезды. Раш не ошибся - впереди, словно серое марево, виднелась шапка деревьев, но карманник решил сделать привал у реки, в негустых зарослях терновника. Пока Хани готовила место для ночевки, Раш обошел вокруг лагеря, высматривая места, откуда, по его мнению, могла прийти беда. Шум реки надежно скрадывал их с девчонкой голоса, а лошади, уставшие за день, спокойно дремали. Северянка развела небольшой костерок, и рядом, на кустах, развесила их с Рашем плащи. Потом неуверенно потянулась к завязкам на куртке.

Когда на ней не осталось ничего, кроме коротких нижних подштаников, девчонка накинула на плечи шкуру, которую сняла со своей жеребицы. Северянка мелко дрожала, но не жаловалась. Карманник быстро разделся следом, пристроил вещи так, чтоб огонь хоть немного высушил влагу, и забрался под одну шкуру с Хани. Она пахла зимой. За несколько дней пути Раш не видел ни единого островка снега, но девушка пахла Артумскими стужами, будто те поселились в ее косах.

- Почему ты не сказал мне, что ... румиец? - Хани будто каждый раз через силу заставляла себя произносить это слово.

- Чтобы ты и меня в пепел превратила? - Карманник не шутил. После того, что видел собственными глазами, только слабоумие подтолкнуло бы его признаться северянке о своем рождении. Он и сейчас сомневался, так ли она безобидна, какой хочет казаться. - У всякого есть право на секреты, о которых говорить не стоит.

- Ты знал все мои секреты, и не выдал меня. Если бы Арэн узнал, думаю, лежать бы мне связанной с тобой рядом.

- Арэн никогда не тронет женщину и ребенка, - отмахнулся Раш. - Ну, подумаешь, стал бы глядеть на тебя, будто на коросту, что тебе за беда с того? Он бывает туп, как баран, но принципов у него по самую глотку, наверное, и в отхожее место принципами ходит. Я - предатель, обманщик. Румиец. Да он как узнал о моем рождении, сразу позабыл обо всем хорошем. Не удивлюсь, если вздумает теперь искать, с какого боку я их облапошить хотел. А ты - другое дело. Харст его знает, что твориться с твоими отметинами, но...

- Я убила их всех, - перебила северянка. Она прислонилась к его плечу, будто искала поддержки.

Раш обнял ее, притянул к себе. Странно, но холода он не чувствовал, а вот Хани постоянно дрожала. Щеки и нос северянки будто выстудили все морозы Эзершата. Карманник чувствовал, как кров в нем будто греется на неторопливом огне, ожоги налились теплом. Он все еще не мог понять, что произошло в башне фергайр, но постоянно чувствовал пламень, который оставил на нем отметины. Будто вместе с девчонкой вынес в себе часть Ярости Севера.

- Я боюсь, что так случиться снова, - продолжала Хани. Согревшись, она перестала трястись, и вывернулась так, чтобы взгляды их встретились. - Дай мне клятву, чужестранец. Если такое повториться - убей меня.

Раш отчего-то не мог долго выдерживать ее прямой взгляд. И обещания дать не мог.

- Мы придумаем что-то, - соврал он. - Есть Храм всех богов, туда приходят паломники со всего Эзершата, они молят богов послать им милость, и те слушают их, и, иногда, посылают просветление и знание. У нас столько золота, что хватит засыпать алтарь дарами по самую маковку.

Он видел, что слова его проскользнули мимо северянки, точно пустой звук, и сейчас она повторит свою просьбу снова. Раш прервал ее попытку поцелуем. С тех пор, как они разделили постель, близости меж ними не было. Они вместе спали, иногда северянка прижималась к нему, устраиваясь под мышкой, точно ласковая кошка. Но каждый раз его что-то останавливало. Желание взять ее било через край, и после, когда девчонка засыпала, он вставал и долго бродил по комнате, чтоб успокоить похоть.

От поцелуя мир в глазах карманника вспыхнул красным. Хани поддалась, прижалась к нему, обняла, точно вьюнок. Никогда он не чувствовал, чтобы женщина готова была отдаться вся, до последнего вздоха. Он имел стольких, скольких хотел. Наверное, и десятерым мужчинам не доводилось поиметь стольких баб. И все же с этой девчонкой выходило как-то иначе.

Раш опрокинул ее на спину, одной рукой торопливо стащил с нее остатки одежды, второй придерживал за затылок. Хани выгнулась, помогая. Между ее ногами было горячо и влажно. Голова закружилась. Хотелось взять ее прямо сейчас, не медлить, чтоб не опустошиться раньше срока.

"Лучше б взял ее в гостинице, - мелькала в голове карманника сиротливая мысль, - все лучше, чем на земле и грязном сеннике...".

А северянка, будто нарочно, жалась все сильнее.

Не было на ее теле такого места, где бы не побывали его пальцы и губы. Под конец Раш не мог точно сказать, то ли она горит от его ласк, то ли горит его собственная кожа. Сперва он пытался сдерживать ее крики поцелуями - еще не дело, чтоб на неожиданный шум сбрелось все дикое зверье в округе - но после позабыл об этом. Она выкрикивала его имя, цеплялась ногтями в плечи, и ее женское нутро торопилось ему навстречу. Но он ждал, распаляя Хани все сильнее. Раш не особенно старался быть нежным с большинством своих женщин. Но теперь что-то изменилось, что-то не давало попросту взять ее, несмотря на сводящее с ума желание. Хани еще не ложилась с мужчиной, и ему хотелось сделать так, чтоб этот раз северянке запомнился не болью и запахом сырой земли.

Внутри нее было узко и жарко. Она потихоньку вскрикнула. Он замер всего на мгновение, потом надавил снова. Глубже, еще и еще. Крик сменился стоном. Хани дернулась, задрожала, обхватив его ногами. Раш притих, потянул северянку на себя, сел, опираясь на одну руку, а второй придерживая ее за ягодицы. Девчонка поцеловала его снова, осторожно опустилась, полностью принимая в себя.

- Больно, - шепнула потихоньку. Зрачки ее разошлись вширь, будто у заядлого любителя хасиса.

- Так бывает, - успокоил он, стараясь не поддаваться желанию снова опрокинуть Хани на спину, и дать себе свободу. И надеялся, что она не станет просить его остановиться.

Но девушка выждала немного, а потом приподнялась, чтобы тут же вернуться. Раш двинулся навстречу. Волны огня всполохами разбегались по телу.

Хани застонала, выгнулась, потянула его за волосы, отстранилась и снова вернулась.

Она была громкой. Ее крики и стоны будто ярче разожгли звезды. Уже после, когда все закончилось, Раш подумал, что если за ними шла погоня, то теперь преследователям ничего не стоит разыскать беглецов. Выждав, пока пройдет первая сонливость, карманник отнес девушку к реке, с удивлением обнаружив румянец на ее щеках. Если странная, так во всем, подумал Раш, вспоминая, какой дикой Хани был только что.

- Еще болит? - Он осторожно внес ее в реку. Холодная вода мигом выстудила из него огонь, но близость северянки продолжала будоражить.

- Немного, - призналась она. Странно, но девчонка, казалось, вовсе не чувствовала холода в реке, а на берегу тряслась так, что земля ходила ходуном. - Теперь боги нас покарают.

- Богов с нами давно уж нет. Открою тебе тайну - им вообще до нас дела нет. Ты хоть раз видела Одноглазого или, может, своего вымороженного Скальда? Эрбата, Ашлона, Лассию Солнечную? Хоть кого?

Она не ответила, только соскользнула с его рук и взялась расплетать косы. Делал это ловко, бросая амулеты в траву на берегу. Грудь ее сделалась тугой, в частой россыпи капель отражалось звездное небо.

- Мы сами себе боги, Хани, - шепнул он северянке в самое ухо, и обхватил сзади, одной рукой лаская грудь, а пальцами другой трогая ее между ног. Девушка среагировала мгновенно, выгибаясь к нему, точно кошка по весне.

На берегу он взял ее еще раз, сзади, как самец, который покрывает завоеванную самку. Желание проснулось в нем и под утро, но Раш не стал ее будить. Хоть северянка и откликалась на его ласки, утром, скорее всего, она почувствует недомогание. Главное, чтобы могла сидеть на лошади. Раш постарался не думать о том, что если бы не любовные игрища, они бы могли выехать еще до того, как солнце отвоюет у ночи горизонт. Но глядя на сладко спящую Хани, не мог себя заставить разбудить ее.