Не дав Джейсону с Тайлером шанса возразить, Лукас проводил Сидней через комнату к выходу. Когда они проходили мимо официанта с подносом шампанского, Лукас прихватил два бокала, и вложил один в свободную руку девушки.

— Думаю, что это понадобится вам к тому времени, когда вы вернётесь к вашей семье, — сухо произнёс он, беря стул от свободного столика. Сидней молча опустилась на сидение, но она сделала один глоток. И ободок бокала не сумел скрыть лёгкой улыбки, изогнувшей её губы. Почему же этот слабая улыбка согрела его изнутри, Лукас не нашёл объяснения. Возможно, осознание того, что её родители ещё не убили в ней чувство юмора и любовь к жизни. Мужчина сел напротив.

— Мне жаль, что вам пришлось участвовать во всём этом, мистер Оливер, — пробормотала Сидней. — Мой отец имел в виду, ну, он просто…

— Не хотел, чтобы его дочь провела вечер с незнакомцем. Особенно, если она помолвлена. Он любит вас. Я понимаю, — честно сказать, он ни секунды не верил в эту чушь. Лукас сразу просёк причины, по которым Джейсон так активно и красноречиво поддерживает брак дочери с Тайлером (скорее всего, семьёй Тайлера), даже если сама Сидней этого не делала. Деньги и власть, укрепляющие финансовые империи. Счастье Сидней не было главенствующим, когда её отец задумывал этот брак. Но родственная любовь имеет тенденцию делать человека слепым по отношению к истинной природе тех, кого он любит. Как и Лукас.

Что-то мрачное мелькнуло в её взгляде до того, как девушка опустила ресницы, не дав ему времени понять это вспыхнувшее чувство.

— Да.

И всё. Всего лишь это простое, в то же время безжизненное «да». И опять, желание защитить её волной поднялось внутри, внося сумбур в чувства, как и та, предыдущая, на сцене, которая заставила его поддержать Сидней в сопротивлении её собственной семье.

— Сидней, чего вам хочется? — он понизил голос, наклоняясь вперёд. Он моргнула, как будто удивилась. Как будто не так уж много людей задавали ей этот вопрос. — Я понимаю, почему ваш отец против, и, честно сказать, плевать я хотел на это. Но если вы предпочитаете не ходить со мной завтра вечером, тогда я приму ваш выбор. Ваш. Ради вас.

Разумеется, это вовсе не означало, что его устроит ответ «нет». Лукас зашел слишком далеко, ожидая осуществление его планов, и он не мог позволить её сопротивлению этому помешать. Но мужчина чувствовал, что давление — это не лучший вариант для достижения цели. Особенно, став свидетелем их внутрисемейного конфликта. Нет, он должен найти к ней мягкий подход, чтобы завоевать хоть немного доверия девушки. Спасение Сидней от давящего присутствия её родителей и Тайлера, было первым шагом. Дать ей повод думать, что у неё есть альтернатива — это было другое.

— Я… — её взгляд устремился на точку где-то над его плечом, еле заметная морщинка пересекла лоб.

— Посмотрите на меня, — тихо приказал мужчина. Со слабым вдохом и едва заметным поворотом головы, она вернула ему свой взгляд. — Это ваш выбор. Ваше желание. И никого больше. Я хочу провести с вами вечер, наслаждаясь спектаклем на Бродвее и больше узнать о вас за ужином. Я бы желал, чтобы вам этого хотелось, тоже. Да или нет, Сидней.

Она неподвижно смотрела на него, и, на мгновение, он засомневался, а не слишком ли сильно он давит. Сидней казалась обескураживающим сочетанием силы и ранимости, чувственности и сдержанности. Даже в то время как она спокойно выдерживала его взгляд с проблесками тени сомнения в глазах, он не имел понятия о её возможном решении.

Затаив дыхание, он ждал решения Сидней. Убеждая себя, что его планы всецело зависят от этого ответа... а вовсе не потому, чтобы он хотел ее желания провести с ним время.

Чёрт подери, он ведёт себя как девчонка. В следующий раз, лучше будет пригласить её на свидание запиской, чтобы потом увидеть — да, нет, или возможно.

— Да или нет, Сидней, — повторил он, потребность узнать ответ придала его голосу твердость.

Секунда напряженной тишины.

— Да.

Глава 4

— Какого чёрта ты вытворяешь? — шептала Сидней своему отражению в полный рост в трёхстворчатом зеркале следующим вечером. Слегка дрожащими руками она провела по талии и расшитому бисером поясу своего вечернего, в пол, чёрного платья. Отвергнув пять подобных нарядов, она остановилась на этом. Длинные рукава и длина были идеальны для октябрьского вечера и кондиционированного воздуха театра, в то время как украшенный бисером же каплевидный вырез глубокого декольте, отвергал причастность к гардеробу Мортиции (прим.: Мортиция Аддамс — персонаж черной комедии «Семейка Аддамс», созданной художником Чарльзом Аддамсом. Мать семейства). Платье заявляло — да, я для этого свидания, но, отнюдь, не для случайных связей… или визита в морг.

Отлично.

К нервозности прибавилось легкое ощущение тошноты.

Застонав, она отвернулась от зеркала, не желая обнаружить возможные изъяны: а если цвет будет тусклым, материал обтягивающим, бёдра — слишком широкими, задница огромной, и развернулась обратно.

Это было безумием. И, должно быть, самой абсурдной вещью за последние четырнадцать лет жизни. И ещё раз, о чём же, чёрт возьми, она думает?

Вот именно, что. Она совсем... она совсем не думала.

На этот раз, взгляды её отца, матери, Тайлера, или любого другого из их избранного социального круга, не затмили её собственных желаний. На этот раз, она не стала цензором своих действий, руководствуясь чужими правилами и страстями.

На этот раз, Сидней делала то, что хотела, а последствия пусть катятся к чёрту.

Желудок скрутило, противореча шеренгам смелых слов, марширующим в мозгу.

Это было так не похоже на неё.

Даже сейчас, страх разочаровать своих родителей и жениха подкрался к горлу, угрожая вытеснить из лёгких весь воздух.

Стоп. Дыши глубоко.

Тебе двадцать пять лет, а ты всё ещё боишься обмануть ожидания своих родителей.

Как это должно быть жалко прозвучит для такого человека, как Лукас Оливер, который не боялся ничто и никого? Сидней вздрогнула, когда слегка пугающий образ великолепного магната заполнил всё её сознание. Высокая мускулистая фигура, стоящая рядом с ней в тот момент, когда он осадил родителей и Тайлера. Большие мозолистые руки, крепко сжимавшие её саму. Локоны цвета полуночи, и небрежные завитки, касающиеся резко очерченных скул и сильной челюсти. Поразительная красота бирюзовых глаз, подчинивших её взгляд, в то время как мужчина спокойно, но твердо, велел посмотреть на него.

Смотри на меня.

Дыхание Сидней прервалось, но причиной был не страх. Эти три слова, произнесенные опасным чувственным голосом, ласкали те нервные окончания, о существовании которых девушка и не догадывалась. Слова прикоснулись к тому месту, где жгучее желание таилось где-то глубоко внутри, она повиновалась приказу ещё до того, как разум осознал и отдал команду. Потребность была физической — Боже милосердный, её трусики были тому свидетельством… но и волнующей в то же время. Он всего лишь отдал приказ снова на него взглянуть; желая увидеть её реакцию, её желания, её мысли… её. Он хотел видеть её.

Кроме сестёр Эванс и молодых девушек, её наставниц, Сидней не могла вспомнить кого-либо ещё, желавшего просто на неё посмотреть.

Сказать «нет» было не в её силах.

Чёрт, как она могла согласиться?

Небрежный стук в дверь прозвучал эхом за несколько секунд до появления её матери.

— Я вижу, ты определённо решила довести до конца эту… игру, — констатировала она. Её тон был слегка натянутым, равно как и линия губ.

— Право, Сидни, я не понимаю, о чём ты вообще могла думать.

Всё это выглядит весьма скоропалительным, не так ли?

— Мама, я уже объясняла вам с па причину моего решения.

— Да, я знаю, ты взяла на себя обязательство. Отлично. Но ты могла бы просто подписать чек безо всяких свиданий с неизвестным... — она брезгливо поджала губы, — непонятным мужчиной. Да он изуродован, прости Господи, — она брезгливо фыркнула. — Я могу только вообразить обстоятельства, при которых это произошло.

Разумеется, она видела шрам. Не заметить его было невозможно, потому что он пересекал обсидиановую бровь и заканчивался тонкой полоской под правым глазом Лукаса. Шрам был старым, но без сомнения, изначальная рана была ужасной, чтобы оставить после себя настолько бросающуюся в глаза отметину. Но, в отличие от своей матери, Сидней не находила его отталкивающим. Напротив, шрам окружал хозяина опасной аурой воина-в-костюме. Мужчина напоминал ей едва прирученную пантеру: тёмная, гладкая, мускулистая, прекрасная и хищная. «Зверь» с «Бэй Бридж», она знала, так люди его называют. Это прозвище, скорее всего, было дано ему не из лести, а происходило от названия его корпорации, и, даже от его деловой репутации, нежели от внешности. Независимо от причин, стоящих за этим прозвищем, мужественная красота Лукаса приглашала женщину потрогать, приласкать, но на свой собственный страх и риск. Потому что это великолепное животное не изменяет своей привычке укусить.