вышел на перрон. На дворе уже чуть светало; розовел

восточный край неба; морозец обсушил землю. На

дальнем пути стоял поезд; шла посадка; у вагонов толпились

серые шинели. Их было так много, что казалось — поезд

не может их вместить; но вошли все до последнего

человека. Перрон опустел. Крикнул паровоз, и поезд пошел

на восток, на зарю, в будущее.

Через ^ва дня после этой встречи Коростелев приехал

в родной городок, к матери и бабке. Мать, Настасья

Петровна, пятнадцать лет работала в совхозе «Ясный

берег»; бабка хозяйничала дома. По приезде начался для

Коростелева новый, неожиданный этап жизни: его

назначили директором совхоза. Вызвали сначала в областной

центр, в трест, потом в Москву — и там инструктировали.

А когда он вернулся из Москвы, в райкоме партии был

новый секретарь, Иван Никитич Горельченко. В этом

громадном большелицем человеке с черными бровями и

с узелком шрама у виска Коростелев с первого взгляда

узнал своего ночного вокзального собеседника.

Коростелев не признался ему: зачем? Горельченко его не

узнавал — ну, и ладно. Не та была встреча, чтобы

напоминать о ней...

Под началом у Коростелева оказалось большое

хозяйство. Оно было порядком запущено в годы войны, когда

в совхозе размещались, помимо своих коров, стада,

эвакуированные из Ленинградской области. Корма

ухудшились; на скотных дворах было< тесно; животные болели,

удои снизились.

Мужчины ушли на фронт. Мужчин — трактористов,

скотников, полевых рабочих — заменили женщины и

подростки. Им пришлось положить много труда, чтобы в

тяжелых военных условиях сохранить драгоценное,

любовно подобранное и взлелеянное стадо совхоза.

Совхоз создавался в первой пятилетке, в 1930 году.

Постройки ставились временные — деревянные, с

расчетом на то, чтобы заменить их через десять, двенадцать

лет. Для этой замены за год до войны начали свозить

в совхоз строительный материал. Старый маленький

кирпичный завод на территории совхоза расширили,

построили новые сушильные печи. Война отложила

строительные работы. К концу войны старые постройки

обветшали, пришли в негодность: для капитального ремонта

не было рук.

Чтобы совхоз укреплялся и рос, нужно было прежде

всего создать добрый запас хороших кормов и новые

помещения для скота. Без этого нельзя поднять удои,

нельзя победить болезни, нельзя растить здоровый

молодняк.

Когда Коростелев принимал бразды правления,

главный бухгалтер Лукьяныч сказал ему:

— Не затруднит ли вас, Дмитрий Корнеевич, съез-

днть со мной тут неподалеку в одно местечко? Не

пожалеете.

Лукьяныч знал Коростелева давно, мальчишкой,

Митькой, но теперь держался с ним очень корректно.

Коростелев поехал. Тося Алмазова с трудом вела

машину по нерасчищенной дороге. Мелкой сеткой летел

снег на безлюдные поля.

— Куда мы? — спросил Коростелев.

— Имейте терпение.

Миновали вторую ферму, оставили в стороне и

третью. Завиднелись в летящей белой мгле большие

строения, плоские, без окон и дверей, крытые соломой и

снегом.

— Стоп. Вылезли, Дмитрий Корнеевич.

Оставив машину на дороге, пошли через поле

пешком. Строений было восемь, с боков они были

обставлены фанерными щитами и ржавыми листами старого

железа, подпертыми кольями. Лукьяныч выдернул пару

кольев; громыхнули, падая, железные листы; Коростелев

увидел аккуратным штабелем сложенный лес — материал

для стройки, отборный материал, чистое сокровище.

— Откуда это?

Жмурясь от снега и удовольствия, Лукьяныч

заложил отверстие железом, подпер кольями.

— Как откуда? Наше, совхоза «Ясный берег». В

сороковом и сорок первом завезено для нужд капитального

строительства. Пошли дальше.

И в других строениях был лес, заботливо сложенный.

— Боюсь, что сгнила половина.

— Не может быть. Для того и укрывали, чтобы

йе гнило. Как законсервировались наши планы — ну,

думаю, лес надо сберечь! Тут у нас когда-то пастбища

были, остались навесы, мы их использовали. Пришлось

попотеть: материал-то был разбросан по всем фермам,

с людьми плохо, с лошадьми плохо,— по ночам возили,

Дмитрий Корнеевич! Двойной был расчет: сберечь для

будущего строительства — раз; в случае, не дай бог,

прервался бы к нам Гитлер — мы бы это в момент

подожгли, чтоб ему не досталось,— два.

— И ничего не растащили?

— Охрану держал. Трудно было. Стояла охрана по

всей форме. Сам дежурил с винтовкой. В совхозе

«Долинка», там за войну все стройматериалы разбазарили

на дрова. А мы сберегли. Принимайте.

— Это вы большое дело сделали, Лукьяныч.

— А вы думали.

Они возвращались к машине.

— В тресте знают?

— Большой был соблазн, Дмитрий Корнеевич, не

сообщать. Списать, и все! — как списали в «Долинке». Кто

взыщет? А с другой стороны — как же я при

инвентаризации утаю такое количество материалов,— это

получается государственное преступление, а я не люблю,

когда пахнет преступлением. Я люблю провести законно.

— Пожалуй, трест будет резать нам сметы на

стройматериалы, зная, что у нас есть запас.

— Обязательно будет. Уже прирезал. Я заявил

Данилову, что протестую.

— А Данилов что?

— Данилов говорит: я «Долинке» увеличил, а вам

срезал, потому что у них нет, а вам на пять лет хватит.

— Нехватит на пять лет.

— И я сказал, что нехватит. А Данилов говорит:

война только недавно кончилась, будет вам и белка,

будет и свисток, а пока фонды небольшие, управляйтесь

в пределах плана. Железный мужик, его не

переговоришь.

— Железный,— подтвердил Коростелев. Он успел

рассмотреть Данилова, директора треста, пока тот его

инструктировал.

На обратном пути, в машине, Коростелев и Лукьяныч

обсуждали предстоящие строительные работы. Телят-

ники — в первую очередь телятники и родильные

отделения. Затем скотные дворы, конюшни, склады для

зерна.

— Гараж,— обернувшись, сказала Тося.— Хоть какой,

хоть плохонький. А то курам на смех — становлю

машину в конюшне между лошадьми.

-~ Мечты-мечты, где ваша сладость!—сказал Лукья-

ныч.—Всё спланировали, и даже гараж, а работники?

В строительной бригаде совхоза были главным

образом подростки пятнадцати, шестнадцати лет. Они делали

ремонт—чинили полы да рамы, заменяли сгнившие

доски новыми, красили крыши. Строителей со стажем было

мало, а человека, который мог бы руководить

строительством, и вовсе не было.

— Придут работники,— сказал Коростелев.— Не раз-

Еодите пессимизм. Когда есть стоящая работа, найдутся

и работники, не могут не найтись.

Первая мирная весна после четырех военных весен.

Первая весна новой пятилетки. Ее встречали радостно и

дружно.

Много людей собралось в кабинете Горельченко.

Отчитываться о подготовке к севу пришли председатели

колхозов, заведующий опытной станцией и Коростелев.

Возле Коростелева сидел Бекишев, секретарь партбюро

совхоза, спокойный немногословный человек, к которому

Коростелев с первого дня почувствовал расположение.

И раньше Коростелева иногда вызывали на заседания

бюро райкома, но ему казалось там неинтересно. Он

неохотно отрывался от своих занятий и шел заседать.

Сидел, думал о своем и не понимал, зачем его вызвали.

— Желаете высказаться? — спрашивал Горельченко.

Коростелев отвечал:

— Да нет, я не особенно в курсе.,.

Горельченко кивал, как будто соглашался, что Коро-

стелев не в курсе.

Сейчас Коростелеву было интересно, потому что ему