— Мои деньги. Вместе с процентами оказалась тысяча девятьсот восемьдесят два доллар». Я попросила выдать мне десятки, двадцатки и полусотенные.
Хенсон взглянул на деньги в ее руке.
— Кажется, ты доверяешь мне?
Ванда посмотрела ему прямо в глаза.
— Я не сидела бы здесь, если бы не доверяла. Я надеюсь быть с тобой до конца своих дней, если, конечно, полиция нас не поймает.
Хенсон сложил в уме ее деньги и деньги, которые он взял из сейфа «Инженерного атласа» в шесть часов утра.
Исходя из существующих цен на жизнь, эти пять тысяч с небольшим долларов не были богатством, но их вполне хватало, чтобы доехать до Мехико, а потом уже Направиться в Центральную Америку, Южную Африку или на другой континент. Если их не задержат по дороге, они смогут добраться даже до Порту-Амелии в Африке, где Джонни Энглиш наверняка примет Хенсона на работу под другим именем. Безразлично, как его станут называть: Ларри Хенсон или Джим Будрик — только бы Джонни помог ему. В случае надобности Джонни Энглиш, не задумываясь, поклянется, что Хенсон действительно Джим Будрик и он, Джонни, присутствовал при его рождении и крещении!
Пачка банкнотов оказалась слишком толстой, чтобы влезть в карман, и Хенсон положил деньги Ванды к своим, в бумажник, радуясь тому, что не забыл его в машине.
— Ты права,— произнес он.— Я хочу сказать, права в том, что доверяешь мне. Я так же влюблен в тебя, как ты, наверное, влюблена в меня.
Ванда обиделась.
— Наверное?
— Наверняка, ладно.
Она положила голову Хенсону на плечо.
— Вот так... хорошо...— Она провела языком по губам, прежде чем продолжила: — Для... э-э... по различным причинам.
Хенсона больше не подташнивало. Он крепко обнял Ванду.
— О чем ты?
— Хорошо, скажу. В конце концов, мы оба замешаны в случившемся. Мне нечего будет сообщить, если нас поймают и вернут в Чикаго, потому что, учитывая мое прошлое, меня сочтут соучастницей убийства Тома. Ведь именно я ударила его лампой и я позвонила тебе по телефону.
— Точно.
— И смерть Ольги тоже ничего не прибавит. Здесь меня также сочтут виновной и, возможно, даже сообщницей.
— Не исключено.
— Потом, существует еще другая причина, самая значительная.
— Какая?
Ванда не успела ответить, потому что шофер снова опустил окно, отделяющее его от пассажиров.
— Послушайте, папаша.
— Что?
— Вы ничего не будете иметь против, если я поеду через Блу-Истланд и попаду в Кэлум-сити через Сибли-бульвар? Это немного дальше, чем по прямой, но там меньше транспорта и я скорее приеду на место.
— Поезжайте, где хотите.
— Я предпочитаю спросить. Некоторые устраивают шум за каждый лишний километр.
Шофер опустил стекло, и они снова остались в относительном уединении.
— Ну, так что? — начал Хенсон. — Ты сказала: «Существует еще другая причина»?
Ванда положила перекрашенную голову на грудь Хенсона! но ее пальцы нервно теребили юбку. Тихим голосом она ответила:
— Да, действительно, это так, но я еще не уверена.
— Не уверена в чем?
Она еще более понизила голос:
— Так вот, сегодня утром не случилось того, что должно было случиться.
— Что же это такое?
— То, что бывает у женщин каждый месяц.
Хенсон глубоко вздохнул, почти захлебнувшись воздухом. Он еле сумел прошептать:
— А-а-а!!! — Их глаза встретились, и он добавил: — Иными словами, тебе кажется, что ты беременна.
— Я буду знать точно через несколько дней. Ты не рассердишься, Ларри? Я ведь честно тебе говорила, что мечтаю иметь детей от тебя.
— Да.
Она по-прежнему смотрела ему прямо в глаза.
— Но ты ничего не отведаешь. Если все подтвердится, ты разозлишься?
Хенсон внезапно сообразил, что обнимает Ванду так крепко, что она едва переводит дух. Он отпустил ее и, поцеловав в щеку, произнес с благодарностью:
— Нет, я не рассердился. Если такое возможно, то, по-моему, я полюбил тебя еще сильнее.