— Это хорошо, — она проглотила комок в горле. — Правда, хорошо, — услышала она свой неуверенный голос, хотя и чувствовала, как онемела от острой боли в сердце. И ещё до того, как она поняла, что творит, Серенити соскочила с кровати, перевела стрелки будильника назад, позволяя сигналу звенеть на всю комнату, давая ей повод прекратить разговор.
Услышав это, Виллем сказал:
— Тебе уже нужно собираться на занятия.
— Да, боюсь, что так.
— Тогда я ещё позвоню тебе сегодня вечером?
— Да, сэр, — ответила она дразня его.
— Виллем.
Она улыбнулась, несмотря на слёзы, наполнившие её глаза.
— Виллем, — послушно повторила она.
— До свидания.
— До свидания.
Она позволила слезам водопадом стекать по щекам, только когда услышала, как миллиардер закончил вызов. Её пальцы затряслись, и телефон упал на кровать.
Как сильно она любит его.
Слёзы ещё больше покатились по щекам Серенити.
Но она знала, что он никогда не полюбит её в ответ.
5.
Аннеке и Флёр с умилением следили за тем, как их брат, с особой осторожностью снял упаковочную бумагу со своего последнего подарка. Но на этом миллиардер не остановился, далее, он аккуратно начал располагать деревянную рамку на свой рабочий стол.
— Серенити, — одними губами сказала Флёр своей старшей сестре. Она готова была поставить на это своё наследство.
Аннеке кивнула. У Виллема существовал запрет на подарки от женщин, не относившихся к его семье, за исключением очаровательной девушки-подростка, которую он так бережно взял под своё крыло.
Вот, если бы сестра Серенити была хоть немного такой же очаровательной, как он, со вздохом подумала Аннеке.
Когда прошло уже целых пять минут, а Виллем всё ещё не закончил возиться со своим подарком, Флёр подошла к брату, и спросила дразня:
— Это займёт у тебя целую вечность?
— Если понадобиться, — голос Виллема был мягкий, но это не отвлекло его от важного подарка.
Заглянув через его плечо, она увидела, что пятнадцатилетняя девушка прислала её брату-миллиардеру хокку (прим. хайку; хокку — японское лирическое трёхстишие), помещённое в рамку, о ценности времени, в котором сквозило иронией о его поглощении работой.
Умница, подумала про себя Флёр.
Прошло ещё пять минут, прежде, чем Виллем расправил плечи, и заявил:
— Готово.
Его сёстры ответили одновременно:
—Слава Богу!
— Потому что, я просто умираю с голоду, — добавила Флёр.
Не смотря на то, что машины обеих девушек были припаркованы на подземной парковке, они присоединились к Виллему в его лимузине, желая больше времени провести со старшим братом.
— И о чём подарок Серенити? — Поинтересовалась Аннеке, когда шофёр закрыл за ними дверь.
Флёр не дала Виллему ответить:
— Если в двух словах, она предупреждает его, что он "заработает" себя до смерти, продолжая в таком же духе.
— Оу, — губы Аннеке дрогнули, — прямо в точку.
Виллем только пожал плечами.
— Мои годовые отчёты твердят обратное, — но тут же сменил тему, не желая спорить с младшими сёстрами. — Когда вы последний раз говорили с Ником? — Николас был самым младшим из них, и т.к. он выступал в роли специалиста, по устранению конфликтов в бизнесе, большую часть своего времени, он проводил в разъездах.
— Только вчера, — ответила Флёр. Одним из условий Виллема, перед тем, как позволить им покинуть семейное гнездо, было обещание поддерживать постоянную связь между собой.
— А я, наверное, неделю назад, — пробормотала Аннеке. — Зато, я говорила с Яаком, — среди их трёх братьев, Яак был самым свободным, и даже местами грубым, что касалось женщин. — Он всё ещё в Пхукете, насколько я поняла.
Виллем вздохнул.
— Также, как всё ещё жив, — насколько он не хотел признавать гедонический образ жизни своего брата, настолько не желал понимать, что его брат достаточно взрослый, чтобы самому принимать решения, не зависимо правильные они или нет.
Однако, его сёстры — это совсем другое дело. Глядя на них, Виллем радовался той мысли, что так хорошо их воспитал, или, по крайней мере, настолько хорошо, насколько мог, будучи заброшенным парой взрослых, которые только и знали, как делать детей, но не как о них потом заботиться.
— Как ваши дела с мужем? — Спросил он Аннеке.
Она пожала плечами. Аннеке было двадцать восемь, хотя, выглядела она намного младше, из-за своей миниатюрной фигуры, и игривых ямочек на щеках.
— Ты ведь понимаешь, что нам всё равно придётся о нём поговорить, не так ли?
— Не уверена, зачем нам это нужно делать, — голос Аннеке был непривычно напряжен. — Это всего лишь вопрос времени, когда закончится наш развод.
Ощущая, что её старшие брат и сестра вот-вот начнут бодаться, Флёр решила, что настал момент опять сменить тему разговора. Она сказала первое, что пришло в её голову:
— А что, если Шейн увидит подарок от Серенити на твоё столе?
Виллем нахмурился от того, что она перебила их, но посчитал нужным ответить:
— Не увидит.
Флёр моргнула.
— Вы больше не встречаетесь?
Виллем покачал головой.
— Что я имел ввиду, так это то, что Шейн не увидит его, потому что я не допущу этого.
Теперь, настала очередь хмурится Аннеке.
— Хочешь сказать, будешь каждый раз его прятать, при появлении Шейн?
Флёр тут же встряла с вопросом:
— Хочешь сказать, Шейн всё ещё не знает, что для её малышки — сестры ты стал словно па..? — Аннеке одарила её предупреждающим взглядом, — …тронатом, — закончила она. Флёр чуть было не сказала «парнем», но т.к. сегодня был день рождения Виллема, она решила быть разумной, и не подливать масло в огонь.
Виллем странно взглянул на сестёр.
— Почему вы пытаетесь раздуть проблему там, где её нет? У Шейн просто идёт некое соревнование с сестрой, но ненависти нет.
Он вспомнил тот единственный раз, когда он пытался примирить Серенити с её старшей сестрой, и как алые пухлые губы Шейн изогнулись в отвращении. После того, он сделал свои выводы, и больше не стал повторять ошибку.
— Вы обе тоже соперничали, пока росли, — напомнил им Виллем. — И я не хочу быть их яблоком раздора.
Аннеке и Флёр переглянулись, им обеим было любопытно, как кто-то настолько умный, как Виллем, мог быть полнейшим глупцом в том, что касалось женщин? Они обе и правда конкурировали между собой, пока были меньше, но Серенити и Шейн — это совсем другое дело. Шейн завидовала Серенити, и с каждым новым годом, её зависть только росла, было очевидно, что её младшей сестре суждено затмить её во всех смыслах.
Флёр начала говорить, но тут зазвонил телефон Виллема, и как только она увидела, как смягчается лицо её старшего брата, тут же замолчала. Звонила Серенити, и, зная, сколько времени длятся их телефонные разговоры, Флёр понимала, что Виллем не скоро освободится.
— Серенити передаёт вам привет, — сказал Виллем.
— Привет, — опять Аннеке и Флёр ответили в унисон.
Виллем сузил глаза. Он не понимал, как такое возможно, что они настолько милы с Серенити, и просто на дух не переносят Шейн.
Не желая, чтобы брат услышал, что она будет говорить, Флёр быстро достала свой телефон, и написала сестре.
Флёр: Он настолько слеп.
Аннеке: Знаю. Он безнадёжен. Но также, я прекрасно знаю, как и ты — НАМ НЕ СТОИТ ВМЕШИВАТЬСЯ.
Флёр: Ты слишком хорошо меня знаешь.
Аннеке: Вот именно, но также, я считаю, что всё ещё слишком рано.
Флёр: Потому что, она слишком юна?
Флёр сделала паузу, напечатав текст. Пятнадцать и двадцать девять, размышляла она. Могло бы быть и хуже. Это могла быть разница в двадцать, а то, и тридцать лет. А может, и нет. Что такое возраст для двух влюблённых, даже, если они ещё и сами этого не осознают?
Её телефон издал сигнал, и она взглянула на него, чтобы прочитать ответ сестры.