Пуаро редко пользовался ключом от своей квартиры. Он предпочитал нажимать на кнопку звонка и дожидаться, пока это живое чудо, его незаменимый Джордж, не откроет дверь. Однако на этот раз после его визита в больницу к миссис Оливер ему отворила мисс Лемон.
— У вас двое посетителей,— сообщила она, понижая на несколько тонов голос, но все же не переводя его в шепот.— Один из них — мистер Гоби, а второй — пожилой джентльмен по имени Родерик Хорсфилд. Не знаю, кого вы захотите ..увидеть в первую очередь?
— Сэр Родерик Хорсфилд?
Пуаро склонил голову набок, отчего сразу стал походить на скворца, который решает, с которого конца выгоднее ухватить червяка. Однако в этот момент со свойственной ему внезапностью из соседней комнаты появился мистер Гоби. Это была «святая святых» мисс Лемон, ее «машинописное бюро», доступ куда разрешался далеко не всякому смертному.
Пуаро снял пальто. Мисс Лемон повесила его на распялочку, а мистер Г оби обратился к секретарше, сидящей к нему спиной:
— Я выпью чашечку чая в кухне с Джорджем. Я не спешу, так что смогу обождать.
И тут же исчез на кухне.
А Пуаро отправился в гостиную, по которой неторопливыми шагами расхаживал сэр Родерик Хорсфилд.
— Я узнал о вас по телефону, мой дорогой,— сообщил он,— потрясающие удобства!
— Вы запомнили мое имя? Я польщен.
— Ну, имя-то я не особенно запомнил. Вы же знаете, имена никогда не были моей сильной стороной. Зато я обладаю великолепной памятью на лица. В этом отношении я не уступлю ребятам из Скотланд-Ярда. Кстати, я туда позвонил.
— О!
Пуаро был несколько ошеломлен, но потом сообразил, что иного сэр Родерик не мог сделать.
— Меня спросили, с кем я хочу говорить. Отвечаю: соедините меня с главным начальником. Золотое правило, которого я придерживаюсь всю свою жизнь: никогда не обращаться к заместителям и помощникам. Это ничего путного не даст. Конечно, я сообщил, кто я такой. Ну и меня соединили с шефом. Он оказался в высшей степени вежливым малым. Я сказал, что мне нужен адрес человека, с которым я когда-то служил в Союзной разведке там-то и там-то. Он, видимо, растерялся, я спрашиваю его: догадайтесь, о. ком я спрашиваю? Француз или бельгиец, зовут его вроде Ахиллес, но только не Ахиллес. Невысокого роста. Огромные усы. И тут до него дошло. Только он сказал, что вас зовут не Ахиллесом, а Геркулесом. И сообщил мне номер вашего телефона. Весьма обязательный человек, такой внимательный и вежливый, несмотря на занимаемый им высокий пост.
— Рад вас видеть,— сказал Пуаро, прогоняя прочь неприятную мысль о том, что ему предстоит объясняться с «шефом», который информировал Родерика. Впрочем, он не сомневался, что это был вовсе не большой начальник, а какой-то офицер, которому вменено в обязанность вежливо объясняться с крупными деятелями, которые, обращаясь в Скотланд-Ярд, непременно требуют соединить их с его шефом.
— Самое главное, что я здесь,— с гордым видом заявил сэр Родерик.
— Я в восторге. Разрешите предложить вам что-нибудь освежающее. Чай, гренадин, виски с содовой, фруктовый сироп.
— Великий боже, нет,— воскликнул сэр Родерик, испугавшись «фруктового сиропа»,— если уж вы так настаиваете, я выпью стаканчик виски. Не то чтобы мне его рекомендовали, но все врачи болваны, им самое главное что-то запретить, особенно то, что человеку по душе.
Пуаро вызвал звонком Джорджа и отдал ему соответствующие распоряжения. Через пять минут перед сэром Родериком стояли графин с виски, сифон с содовой и соленые сухарики.
— Чем могу быть вам полезен? — спросил Пуаро.
— У меня, старина, есть для вас работенка.
После прошедших дней он казался еще более уверенным в тесной связи между Пуаро и им. Это вполне устраивало бельгийца, который был заинтересован в том, чтобы сэр Родерик соответствующим образом охарактеризовал его своему племяннику.
— Бумаги,— пояснил сэр Родерик, понижая голос,— я потерял кое-какие бумаги, которые совершенно необходимо найти. Вот я и подумал, что, поскольку зрение у меня далеко не прежнее, да и особой памятью я не могу похвастать, я лучше обращусь к компетентному человеку, которому я могу полностью доверять. Ясно? Вот и получается, что вас прислало ко мне само провидение, потому что у меня нет других знакомств в этом мире.
— Интригующее дело! — сказал Пуаро.— Не могу ли я узнать, что за бумаги у вас пропали?
— Поскольку вам придется их найти, то ваш вопрос совершенно правомочен. Документы государственной важности, строго секретные. Во всяком случае, они когда-то такими были. И похоже, что в ближайшее время они снова станут таковыми. Это был обмен посланиями. Политика меняется. Вы прекрасно знаете, как это бывает. В начале войны была такая неразбериха, что мы не сразу поняли, то ли мы на голове, то ли на ногах. Ну и потом, сейчас мы союзники Италии, а через пару лет уже ее враги. Никакой стабильности, не знаю, что хуже. В первую войну японцы были нашими дорогими союзниками, а в следующую они смели с лица земли Пёрл-Харбор. Так что у человека нет никакой уверенности. Поверьте, Пуаро, самый сложный и неопределенный вопрос — это вопрос о союзниках. Они меняются на протяжении. нескольких дней.
— И вы потеряли кое-какие бумаги?
Пуаро постарался вернуть старика к действительности.
— Да. У меня множество бумаг. 'Недавно, фактически несколько дней назад, я решил привести их в порядок. Они были сданы на хранение в банк, а тут я забрал их из банка домой, потому что задумал начать писать мемуары, а для этого нужны факты, а не одна только водица. Сейчас писание мемуаров стало повальным увлечением. И Монтгомери, и Аленбрук, и Очишлек— все они уже завоевали себе имя в литературе. Чем я хуже других? Ведь я был в гуще событий, всех событий, и у меня есть что рассказать.
— Не сомневаюсь, что ваши мемуары сильно заинтересуют читателей!
— Безусловно. С кем я только тогда не встречался! На многих из них тогда смотрели с благоговением и почтением. Никто не догадывался, какие это были бараны. А вот я никогда не ошибался в их оценке. Вы были бы поражены, если бы я вам рассказал, какие недозволенные ошибки допускали эти господа! Вот я и принес домой свои бумаги и занялся их сортировкой. Мне помогала малышка. Замечательная девушка, тихая, спокойная и смекалистая. Правда, не очень в ладах с английской грамматикой, но в остальном ее не в чем упрекнуть. Так вот, мы более или менее разобрались в этой неразберихе, однако те бумаги, которые я искал, исчезли.
— Их там не было?
— Не было. Сначала мы. решили, что просто их проглядели, повторили разборку сначала, и вот тут, Пуаро, я убедился, что не хватает многих документов. Вообще-то материал, который я искал, не был особенно важным, то есть; если быть точным, никто его в прежнее время не считал таковым, иначе бы мне никто не разрешил его держать у себя. Так или иначе, но этих писем мы не нашли.
— Не хотелось бы проявлять ненужной любознательности, но не могли бы вы приблизительно хотя бы сказать мне, каково их содержание?
— Не обижайтесь, старика, но я не уверен, что имею право это сделать. В общих чертах дело обстоит так: один человек сейчас кричит на всех перекрестках о том, каким он был великим деятелем в военное время. Вранье чистой воды. Данные письма доказывают это с исчерпывающей убедительностью. Понимаете, я вовсе не хотел поднимать открытого скандала и ограничился бы тем, что снял бы с них копии, послал бы их ему и посоветовал бы вести себя поскромнее. После этого, конечно, этот человек, этот зазнайка приумолк бы. Понятно? Думаю, что вам такой тип знаком.
— Вы совершенно правы, сэр Родерик. Ваша позиция мне понятна, я на вас не в претензии, но, с другой стороны, войдите в мое положение: как я могу понять и искать то, о чем я не имею ни малейшего представления?
— Самое главное установить: кто же мог их похитить, дабы исключить возможность повторения подобной истории в будущем. А вдруг среди моих бумаг найдутся еще такие, которые приобретут со временем большую важность?
— Лично у вас нет никаких соображений?
— Вы считаете, что они должны у меня быть.
— Ну, с первого взгляда...
— Знаю, знаю! Вы хотите сказать, что естественно заподозрить в первую очередь мою малышку. Ну, так нет, я этого не думаю. Она уверяет, что не трогала писем, и я ей верю. Понятно?