Я влез вместе с Пат в машину комиссариата: шины шелестят по пустынной дороге. Влюбленные покинули тротуары. Грязные парни ушли по своим темным делам. Дети накормлены, мужья получили .то, что хотели. Низы Манхэттена засыпают.
Ни Пат, ни я не произнесли ни слова по дороге в тюрьму. Пока выполнялись формальности, я стоял около нее, обняв рукой за плечи. Джим сам следил за всем. Видно, ему все это было очень неприятно.
— Позаботься о ней, парень,— сказал я ему.
— Ты знаешь, что можешь рассчитывать на меня в этом отношении, Герман.
Пат забеспокоилась, потому что у нее не было ночной рубашки. Я сказал ей, что приготовлю маленький чемоданчик со всем необходимым и с тем, что разрешат передать ей, и принесу это завтра утром. Потом поцеловал ее и покинул помещение. Лучше подохнуть, чем увидеть, как за ней захлопнется дверь тюремной камеры.
Джим позвал меня, но я делаю вид; что не слышу, и выхожу, не оглядываясь.
Дежурит старый Хенсон. Он спрашивает меня:
— Ночная работенка, а, Герман? Что произошло? Какая-нибудь. потаскушка спустила своего парня, или что?
Я посмотрел старику прямо в глаза. Нет, он без. всякой задней мысли задавал этот вопрос. По всей вероятности, он не в курсе дела или, если даже и слышал что-нибудь, не связал это с Пат и со мной. все же мне очень неприятно. Возможно, это единственный тип из. всей бригады полиции, который не знает, что Большой Герман обзавелся парой рогов. Парни; которые меня любят, очень огорчены из-за меня. Прохвосты, которые меня боятся, вне себя от радости.
Я ответил Хенсону:
— Да, там был порядочный шум.
Инспектор Греди стоит на каменных ступеньках: он дышит свежим воздухом. В тот момент,, когда я проходил мимо, он помахал мне сигарой.
— Салют, парень!
Я остановился — из вежливости и по служебному положению. Я совершенно не знал, что мне делать дальше. Сказать Пат, чтобы она не беспокоилась,— одно, но действовать вопреки фактам —.другое. Все доказательства налицо, все против нее. Я заставил некоторых людей при меньших доказательствах сесть на электрический стул.
Греди вынул сигару изо рта.
— Это скверно для твоей жены, Герман,
— Да, очень скверно,— согласился я.
Я держал в руке свою старую фетровую шляпу и критически рассматривал ее. Нужно отдать ее в чистку и восстановить форму. Но, с другой стороны; приближается время покупки соломенной шляпы.
— Это тот случай,— продолжал инспектор Греди,— который часто происходит, как говорят, в хороших семействах. Тем не менее отвратительно, что не существует способов, при помощи которых любой человек мог бы узнать, обманывает его жена или нет.
Я ответил ему, что верю Пат.
Он сунул сигару в рот.
— Она все еще продолжает обольщать тебя, а, Герман?
Я надел шляпу.
— Что вы хотите этим сказать? —И, неожиданно вспомнив, с кем говорю, добавил несколько запоздало: — Инспектор.
— Не больше того, что сказал,— отпарировал инспектор Греди.
Я сунул руки в карман. Не следует позволять себе лишнего в разговоре со старшим по чину, чтобы не оказаться перед дисциплинарной комиссией.
— О’кей. Остановился на этом, Она продолжает обольщать меня.
Я спустился на несколько ступенек. Греди ответил мне что-то и схватил меня за руку.
— Тебя удивил, не правда ли, тот маленький номер, который она выкинула перед Джимом, а? — И Греди постарался сымитировать женский голос: — Последняя вещь, которую я помню, то, что я пила у прилавка кока-колу».
Потом продолжал своим естественным, резким голосом:
— Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-нибудь терял сознание, выпив кока-колу?
Я вынужден был признаться, что нет.
Греди выпустил мою руку.
— Я знаю, мой дорогой, это тяжело. Это глубоко ранит. Даже мысль о том, что женщина могла нанести вам такой удар... Но забудь ее. Она не стоит того, чтобы ты стал из-за нее переживать. Такая же шлюха, как и другие. Возьми два дня отдыха или. неделю. Хорошенько выпей и утешься с какой-нибудь куколкой. Курочки все одинаковые, парень, поверь мне, я знаю, что говорю;
Я выплюнул свою сигарету. Пока она летела, от нее: сыпались искры.
— Пат не шлюха. И это не она убила Кери. Это все подстроено.
— Кем? — спросил Греди.
— Не знаю.
— Но кто мог втянуть ее в эту историю?
— Вы спрашиваете у меня слишком много.
— А почему это сделали?
— Не знаю.
Греди сдвинул шляпу на затылок.
— О, черт возьми, Герман, не будь же таким. Люди не сочтут тебя умным.— Старик широким жестом указал на весь Манхэттен.— Подобное случается каждую ночь. Тысячу раз за ночь. В шикарных отелях. На задних сиденьях машин. В канавах. В конторах. На улице. В трущобах и шикарных кварталах. И муж ничего не подозревает, пока не произойдет чего-нибудь вроде того, что произошло с Пат сегодня вечером. Она поссорилась с Кери и застрелила его.
Я спустился по лестнице.
Греди продолжал говорить.
— О’кей! Проведи расследование, но не надейся, что товарищи помогут тебе. Она просто дерьмо. Все парни Восточного, Манхэттена были в курсе дела. На твой счет, разумеется.
Я резко повернулся к нему.
— Это страшная ложь!
Греди возразил мне с той же живостью.
— Это правда. Я мог сказать тебе обо всем еще пять месяцев назад, до того, как случилась эта история. Послушай, я. отлично знаю, что вы, молодые, думаете обо мне. Вы. думаете, что я старая ирландская развалина, у. которого перед глазами миражи, а в жилах вместо крови течет уксус. Но если это и так, то только потому, что я в течение сорока лет занимался девками, ворами, убийцами, и это изменило меня. Послушай, парень, я был инспектором уже тогда, когда ты еще лежал в колыбели. И вне всякого сомнения, ты слышал немало всяких басен на мой счет во всех комиссариатах, не слишком-то приятных для меня. Но слышал ли ты хоть раз, чтобы меня называли лжецом?
Я был вынужден признать, что нет.
Старик поправил шляпу и сунул сигару в рот.
— О’кей. По крайней мере шесть раз я видел Пат и
Кери вместе. Я, я сам. Своими собственными глазами. У меня еще хорошее зрение. Спроси в «Линде». В «Переке». В «Клубе высоких». У Эдди Гиннеса.
Греди резко повернулся и вошел в помещение: Я некоторое время постоял на ступеньке, потом спустился на тротуар. Один из парней подогнал мою машину к комиссариату:он нашел ее около Гроув-стрит, там где жил Кери. Она стояла рядом с парком, в котором собираются задержанные машины. Какой-то парень сунул за дворник штраф за стоянку в неположенном месте. Я вырвал эту бумажку и швырнул ее в канаву. Руль еще весь в пудре, и я вспомнил, что было написано в поданном рапорте: найденные отпечатки пальцев принадлежали только Пат. Я сел в машину. У меня сжималось горло, болела голова, глаза горели. Как будто я подцепил какой-то вирус. Вирус Пат. Закрыв глаза, чтобы они немного отдохнули, я снова увидел дрожащие, с размазанной помадой, губы Пат, ее бледное лицо, когда она кричала: «Мне наплевать на этот паршивый рапорт. Я не обманывала Германа. Я никогда не хотела этого. Я бы не смогла это сделать и предпочла бы лучше умереть. И если меня изнасиловали, то это произошло в то время, когда я потеряла сознание».
Забавная история. Прямо слетевшая с губ отчаянной лгуньи. Мой лоб покрылся потом, и я вынул платок, чтобы вытереть его. Сколько же глупости содержится в типе ростом метр восемьдесят и весящем девяносто килограммов? До какой степени можно быть слепым? И глухим? Не удивительно, что Джим и Корк, Абе и Монте, да и помощник прокурора Хаверс так вели себя. Они знали, как себя держать. Они все время знали. После полудня и вечерами, когда я работал, Пат играла в пану-маму с Кери. В последние шесть месяцев.
Инспектор Греди очень ясно сказал: это происходит каждый вечер. Триста шестьдесят пять вечеров в год. В больших отелях и маленьких. И с теми, кто обитает в трущобах, и с теми, кто платит сотни долларов за один день пребывания в роскошных апартаментах на Централ-Парк-Сюд. Почему бы детектив уголовной полиции, живучий в конце Риверсайд-Драйв, должен быть исключением?
Мое сердце болит все сильней. Я стал думать, до какого предела я дошел. Я сказал Пат, чтобы она не беспокоилась, что я ее люблю и ей верю. Открыл дверцу машины, собираясь вернуться и рассказать ей то, что мне только что сказал Греди, но потом одумался. К чему? Она только станет еще больше лгать.