результатов, потому что несостоятельными оказывались версии. Но Захарченко как будто не

замечал этого: «надо!» было его единственным принципом в любом деле. В остальном он

оставался добродушным, добрым парнем с весьма своеобразным — нарочито грубоватым —

юморком.

С той поры прошло много лет.

Сейчас в памяти Захарченко накопилось непостижимое количество имен, он в деталях

помнит обстоятельства всех преступлений, которые раскрывал; знает в лицо не только

преступников, но и свидетелей, проходивших по его делам. И все это дремлет до поры под

непреодолимым покровом его невозмутимости. Крупноголовый, словно отлитый, он обладает

таким спокойствием, которое в сочетании с его немногословностью и медлительностью

незнающие иногда принимают за полнейшее отсутствие эмоций. Да и в своей среде можно

услышать почти то же, но и совсем непохожее:

— Что? Захарченко взялся? Нормально: неделю помолчит и раскроет.

Наверное, есть и такие, которые считают его удачливым. Но их могут быть единицы.

Потому что уважающий себя инспектор уголовного розыска не верит в слепую удачу; потому

что живет он в состоянии непрекращающегося поединка с преступностью, с постоянными

нервными и физическими перегрузками и при всем этом не имеет права на поражение.

Короче — здесь это называется работой. Но она скорее, чем другие, сжигает человека,

неминуемо накладывает отпечаток на его характер, а часто меняет неузнаваемо.

Что касается Захарченко, то он остался таким, каким был. Видно, его невозмутимость

помогла ему сохранить добродушие, уберегла от излишней подозрительности, поддерживала

чувство юмора в любых обстоятельствах.

...И вот Захарченко летел в Кустанай.

Прибыл в шесть утра. До девяти оставалось много времени, и Геннадий отправился гулять

по городу, любуясь чистотой и обилием зелени.

В девять он представился начальнику уголовного розыска области. Понадобилось всего

несколько минут, чтобы установить место работы Аркадия Старшинова. Должность он занимал

довольно высокую: заместитель директора по общим вопросам в одной из межобластных

проектных организаций.

Здесь же, у начальника уголовного розыска, собрали короткое и очень узкое совещание.

— Какая помощь вам требуется, Геннадий Николаевич?

— Постоянно — никакой, спасибо,— поблагодарил Захарченко.

— А не постоянно?

— Может быть, срочная: машина, человек в помощь...

Начальник записал на листке для заметок несколько цифр. Протянул.

— Вот наш коммутатор. Просите гараж, называйте свою фамилию. Ночью есть дежурная

машина. Я дам указания. А в отношении человека... Звоните дежурному по управлению. Он

тоже будет в курсе. Нас в свои планы посвятите?

— У меня пока нет плана.

— Вам виднее. Если возникнут затруднения — звоните. С гостиницей устроились?

— Нет еще.

— Возьмите это на себя,— сказал кому-то из присутствующих начальник. И к Захарченко:

— Вы можете проехать в гостиницу, там уже будут знать о вас,— поднялся и протянул руку.

...Через полчаса Захарченко вышел из гостиницы. Обстоятельно уточнив транспортные

маршруты, скоро добрался до учреждения, в котором работал Старшинов. Внимательно изучив

название, золотыми буквами означенное на массивном темном стекле, отметил, что главк

находится в столице Казахстана. На втором этаже нашел приоткрытую дверь с табличкой, на

которой под должностью обитателя кабинета красовалось: «Старшинов А. В.».

«Солидно»,— отметил про себя, наблюдая, как за столиком у окна тучная женщина с

пудовой прической на голове выбивает на машинке пулеметные очереди.

В обеденный перерыв, когда коридоры стали оживленнее, увидел Старшинова. Заочницы-

юристки оказались правы: подтянут, безукоризненно одет, любезен, а здесь — еще и деловит.

Пообедав, сразу же вернулся в кабинет.

В конце рабочего дня Захарченко позвонил в управление и попросил машину,

предупредив:

— Только мне надо в «гражданской одежде».

— Будет «Волга».— Ему назвали номер и спросили: — Куда?

— Пусть ждет у гастронома. Это в полусотне шагов отсюда.

Через пятнадцать минут он увидел, как серая «Волга» заняла указанное место. К

старшиновскому проектному тоже стали подходить машины. Вскоре из дверей вереницей

потянулись служащие.

Наконец появился и Старшинов. Неторопливо пошел к ожидавшему его «Москвичу».

«Держись за ним», — сказал шоферу Захарченко, уже сидевший в машине.

Поездка оказалась неинтересной. Старшиновский «Москвич» подкатил к подъезду

длинного пятиэтажного дома в новом жилом районе, высадил своего пассажира и тотчас

торопливо умчался. По адресу, имевшемуся у него, Захарченко понял, что Старшинов приехал

домой.

Геннадий наведался в управление. С начальником отдела договорился о том, чтобы тот

выделил сотрудника и машину для наблюдения за Старшиновым. «Понимаешь, надо его

поводить. Вдруг он в переписке с ней и на почту наведывается. Не исключено, что птичка

попытается здесь найти убежище».

— А если она на учреждение напишет?

— Не проходит. У него — секретарша-старуха. А мужик — женатый. Дети... должность...

Вечером второго дня Геннадий устроился за столиком в углу гостиничного ресторана

обдумать положение. Старшинов нравился ему, потому что вел себя, как подобает солидному

работнику: занимался делами без всякого постороннего беспокойства. После работы уезжал

домой, и на этом все кончалось. Утром его забирал тот же «Москвич». Как и ожидал Геннадий,

Светлана Обкатова, видимо, обрела в сердце привлекательного кустанайца всего лишь

временную прописку.

В приемную Старшинова Захарченко зашел в половине десятого. Деловитый, с портфелем

немного усталый.

Внимательно рассмотрев его, прическа проронила:

— Аркадий Васильевич на совещании у директора.— И, несколько оробев перед

несвойственным рядовым посетителям спокойствием, спросила довольно вежливо:

— А вы по какому делу?

— Из Алма-Аты,— ответил он.

— Будете ждать?

Вопрос прозвучал как приглашение.

— Когда появится? — последовало в ответ.

— Через час-полтора.

В кафетерии гастронома, возле которого ставил машину, Геннадий выпил пару стаканов

кофе. Посидел на скамейке в сквере. Притушив последнюю сигарету из пачки, пошел к

Старшинову снова.

Едеа увидев его, секретарь открыла настежь тамбур начальственного кабинета, известив:

— Аркадий Васильевич! Товарищ пришел.

Старшинов пожал гостю руку на середине ковровой дорожки. А тот, подождав, пока

закроются двери, улыбнулся ему и признался:

— Неудобно при посторонних. Я не из главка, я — из свердловской милиции: старший

лейтенант Захарченко. Здравствуйте.

— Откуда? — спросил хозяин. И сразу как-то полинял.

— Да, да, оттуда,— подтвердил Захарченко, сел в кресло возле приставного столика и

пригласил:—Присаживайтесь, пожалуйста... Я по поводу Светланы.

— Не понимаю...

— Я приехал поговорить, с вами о Светлане Обкатовой, с которой вы познакомились в

Свердловске.

— Ах, вот что! Понимаю...— Старшинов не мог усидеть, поднялся прошелся по кабинету.

— Все ясно. Но очень бы хотел попросить вас... У меня семья.

— Понимаю,— улыбнулся Захарченко,— У меня тоже есть. Слушаю.

Джентльменский разговор начался. Старшинов помнил все.

— В тот вечер я зашел к ребятам: уговорить на пульку. Но их в номере не оказалось. Это

еще в «Олимпии» было. Заглянул в кафе: там тоже нет. Возле буфета приметил двух блондинок с

парнем лет тридцати. Приятные женщины... Ушел. Через полчаса снова заглянул к ребятам. И

опять их нет. И вдруг в коридоре увидел одну из тех, что стояли у буфета, Она шла, видимо, из

умывальника, потому что в руках у нее был только что вымытый стакан. Я посмотрел на нее и