проверить сначала ту драку, свидетелем которой стал шофер с Красного. По имени в Ольховке

без труда нашли его знакомого татарина. И тот, перепугавшись оперуполномоченного и

следователя, не совсем вразумительно, но достаточно подробно повторил рассказ, уже

слышанный Суетиным в Красном, назвав в свою очередь остальных попутчиков.

— Живут в Свердловске. Имя знаю, адрес — нет. Где живут — показать могу.

— Который из них хромал? — тут же насел Моисеенко.

— Хромого не было,— испуганно отмахнулся тот,

— Люди видели. Не ври.

— Не было, честное слово! — ударил себя в грудь татарин и напряженно задумался.

Вспомнил, встрепенулся, как от толчка:— Саитка хромал, его Юсуп палкой по ноге хлестнул!..

— Саит на узкоколейку побежал?

— Побежал. А знаешь раз, чего спрашиваешь?..

— Отвечай! Догнал его Юсуп?

— Нет. Саит на железной дороге остановился сам, Там насыпь большая. Как Юсуп залез,

Саит ему в морду сапогом пнул...

— Понятно...— Суетин прошелся по комнате.— Как, ты говорил, твоя фамилия? Записать

надо...

— Гизаров.

— Поехали!

По пути в Верхнюю Пышму между Соколовкой и Красным остановились на пустоши.

Гизаров показал, как произошла драка. На железнодорожном полотне Суетин спросил:

— А потом вместе уехали?

— Ага. Я их тут разнимал. Еще шофер помог, В Красном бутылку купили. В город на

поезде проводили.

Моисеенко и Суетин переглянулись: рассказ Гизарова повторял их план.

...К вечеру из Свердловска доставили Саита с Юсупом. Шофер и трое его прошлогодних

пассажиров в показаниях не разошлись.

Домохозяйка из Соколовки, опознав шофера, вспомнила и его попутчиков. Драчуны

подавленно молчали.

Последней в кабинет Моисеенко зашла та маленькая женщина, повязанная платком,

которая рассказывала в клубе о ссоре между торговцами зерном. Она внимательно вгляделась в

четырех мужчин и повернулась к Моисеенко:

— Совсем не те. Один вроде цыган был, корявый... По-злому ругался.— И показала на

шофера:— Этого-то я знаю, из Красного он. Да и с зерном он у нас никогда не бывал. Те

издалека откуда-то.

Кабинет опустел. Обоим было ясно: пять других драк в самой Ольховке проверять не

имело смысла.

— Что молчишь, Дмитрий Николаевич? — нарушил молчание Моисеенко.— Хоть бы

сказал, о чем думаешь,

— Думаю вот... Все-таки сапог — это вещь! А?

Когда пошли домой, к удивлению, увидели в коридоре женщину, которая недавно ушла от

них. Она стояла, прислонившись к стенке, и кого-то, видимо, ждала.

— Все еще не уехали? — дружелюбно спросил Суетин.

— Вас жду.

— Что же вы не зашли? Она пожала плечами.

— Слушаем вас,— обратился к ней Суетин, когда все вернулись в комнату.

— Я про зерно еще хочу сказать, не знаю, ладно ли... У того, который цыган-то, я покупала

зерно вместе с ихними мешками. Один-то издержала на половую тряпку, а что подобрей,

привезла вам.

И она достала из клеенчатой вещевой сумки грубый большой мешок.

Суетин взял его и улыбнулся.

— Спасибо вам большое. Очень хорошо, что привезли.

— Теперь уж до свидания совсем.— И он впервые увидел на ее лице улыбку не робкую, а

светлую, открытую, какая бывает у человека, сделавшего все по большой и трудной просьбе.

— Вот и еще одно вещественное доказательство,— бросил на стол мешок Суетин.— На,

положи,

— Вместе с сапогом?

— Можешь даже сапог положить в него,— невесело посоветовал Суетин.— Эх, если бы

эти вещички да оказались ровесниками!..

Укладывая сапог в мешок, Моисеенко не стал шутить:

— А ведь в нашем деле, Дмитрий Николаевич, анекдотов сколько хошь.

7

Строгий на работе, простой в обращении и на редкость отзывчивый к любой человеческой

нужде, начальник Соколовского торфоучастка Румянцев был по-своему близок всем жителям

поселка: за двадцать лет он не только хорошо узнал их, но так или иначе соприкоснулся с

жизнью каждой семьи. Такова уж судьба руководителя немноголюдного предприятия на отшибе.

И производственные дела, и жилье, и заботы об учебе ребятишек без собственной школы, о

больных, для которых нет своей больницы,— все здесь на его плечах. Он первый человек в

Соколовке — привык отвечать за все сам.

С любой напастью в своем хозяйстве он управлялся тоже сам. Давно уже никто не помнил

здесь случая безнаказанного посягательства на народное добро. Как из-под земли доставал

Румянцев жуликов и наказывал их дозволенной ему законом властью.

Суетин и Моисеенко видели, как перевернула Румянцева страшная находка на

заброшенном торфянике. В те дни, когда хотя бы один из них не приезжал в Соколовку,

Румянцев непременно звонил по телефону и справлялся о ходе следствия. Однако после того как

версия о драке с убийством на проселке не подтвердилась, Румянцев вдруг замолк.

Суетин и Моисеенко, привыкшие к беспокойному характеру своего знакомого, уже начали

подумывать, что бы это значило, но однажды поздним вечером он сам позвонил Суетину на

квартиру и без всяких объяснений справился, когда его ждать в Соколовку.

— Завтра,— машинально ответил Дмитрий Николаевич.

На следующий день он вместе с Моисеенко знакомился со следовательским методом

Румянцева.

— Страшно подумать, что тут творилось, когда я приехал,— рассказывал он.— Торф во все

стороны тащили. Бегать за каждой подводой да машиной, сами понимаете, толку нет: одного

поймаешь, другого — поминай как звали. Стал я народ настраивать. Пошел от общего интереса:

увезли тонну торфа, объясняю,— наши деньги украли, зарплату, значит, укоротили. И что, вы

думаете? Помогло!.. А потом еще пионеров наставил. Ребятишки наши ходят в школу на

Красное, каждый день на дороге толкутся часа по четыре: туда идут да обратно. Я их и научил

чужие машины примечать. Так вот... Есть тут один паренек, Вася Самылкин. Обстоятельный

мужик растет, доложу я вам. Завел он для этого дела тетрадку: редкая машина минует Соколовку

без его «регистрации». Разве только тогда, когда он на уроках сидит, либо летом — за груздями...

Сколько раз он меня выручал — сосчитать невозможно. Помню, на собственные деньги ему

подарок покупал — футбольный мяч. К чему я говорю?..— Румянцев посерьезнел.— Сдается

мне, что здешние, хоть ольховские, хоть наши, к этому убийству не касательны. А вот разговор о

приезжих зерноторговцах в клубе на встрече — не пустяшный. Народ зря не скажет. Что, если

нам те машины поискать, хоть они и заезжие? Все равно дальше России не уедут. .

— Если!.. Он еще спрашивает! — вскочил, не выдержав, Моисеенко.

— Тогда надо к Васе Самылкину, — поднялся Румянцев.— Наверняка они в его

документации остались.

...Вася Самылкин встретил гостей без особого удивления. Его щупленькая фигурка,

непослушные светлые волосенки и россыпь веснушек возле курносого носа никак не вязались с

серьезным взглядом и какой-то недетской обстоятельностью.

— Проходите,— пригласил он пришельцев в комнату, словно давно ждал.

Суетин и Моисеенко, последовав Румянцеву, разделись и разместились в комнате вокруг

обеденного стола, Маленький хозяин присел последним.

— К тебе по делу, Вася,— начал Румянцев.— Думаем, что поможешь. Надо бы заглянуть в

твою автомобильную тетрадку...

Мальчик виновато вздохнул.

— Нету ее больше, дядя Румянцев.

— Как нету?!

— Любка наша изорвала,— невесело объяснил он.— Добралась как-то и давай, да еще

жевала, а может, и ела...

Васиной сестренке едва миновало два года.

— И ты не отнял?!

— В школе я был. Когда домой пришел, мамка уж все в печь столкала.

Моисеенко от досады аж хлопнул ладонью по колену. А Суетин спросил:

— Ты записывал номера машин, на которых приезжали с зерном?