были точно расписаны, заранее известны хозяйке дома и служили паролем, и слова хозяйки были ответом на

пароль.

На другой день Андрей явился в немецкую комендатуру, где его зарегистрировали по предъявленным

документам…

4.

Тьма как будто отступала от земли, небо словно поднималось, серело. Таня вышла на полевую дорогу,

затем свернула в высокий подсолнух, отошла подальше. В ногах и плечах чувствовалась усталость. Таня сняла с

головы большой платок, постелила и села на него. Сбросила плащ, стянула с ног брезентовые унты. Достала из

кармана флакон одеколона — освежила лицо, шею, руки. Поправила прическу.

На подсолнухе, на траве лежала роса. Из-за бугра выползало солнце, и косые, казалось, холодные лучи

его пробивались сквозь стебли и листья, поднимая легкий, прозрачный парок от земли; крупные капли росы

белели на шершавых листьях.

Таня собралась было уже выходить на дорогу, как вдруг услышала гул мотора. По звуку она определила,

что это был разведывательный немецкий самолет — “рама”, как запросто называли его наши. Обычно немцы

применяли эти самолеты для разведки нашего переднего края. “Странно, что он тут ищет? -подумала Таня. —

Неужели немцы заметили наш самолет, догадались, что были сброшены парашютисты и сейчас пытаются

обнаружить парашюты? Может быть, подождать мне являться в город, в комендатуру? Нет, наоборот, надо

добраться до города как можно быстрее. А может быть, полеты “рамы” не имеют никакого отношения к нашему

самолету? Ведь немцы используют “раму” и для разведки партизан, а в этом районе действуют партизаны из

соединения батьки Черного”.

Так, раздумывая, Таня переждала, пока самолет не удалился, потом выбралась на дорогу. Сняв серый

жакет, она повесила его на руку. Вязаная сиреневая кофточка с короткими рукавами и серая юбка ладно

облегали ее стройную фигуру. Шла она легкой походкой, посматривая по сторонам на узкие полоски озимых

посевов, на делянки редкой, еще не убранной кукурузы. Таня миновала кукурузу, и взгляду ее предстала

картина, которая заставила сжаться сердце: на маленьком клочке земли дед в порванной длинной рубахе лямкой

тянул соху. Ему помогал подросток, маленькую грудь которого тоже перехватывала лямка. Соху придерживала,

стараясь помогать деду и внуку, седоволосая сухая старуха. Дед тянул, упираясь в землю полусогнутыми

дрожащими ногами, шатаясь из стороны в сторону Он часто останавливался, переводил дыхание, рукавом

вытирал пот со лба и снова налегал на лямки старческой грудью.

Как хотелось Тане подойти к ним, сказать, что недолго им осталось мучиться, Красная Армия идет…

Но Таня подавила в себе желание и, отвернувшись, прошла мимо.

Из-за кустов навстречу девушке вышли две пожилые босоногие украинки. Они тащили за собой тачку, на

которой лежали грабли и сидел чумазый малыш в рваной рубашонке. Женщины пристально поглядели на

нарядную девушку.

— Здравствуйте! — поздоровалась с ними Таня.

— Бувайте здорови.

Крестьянки осматривали Таню с ног до головы.

— Скажите, пожалуйста, как мне пройти в село Капитоновку?

— А це прямо, по ций дорози, а там буде шлях управо, так по тому шляху до Капитоновки недалечко…

Таня прошла мимо тачки. Чумазый малыш с любопытством посмотрел на девушку, а женщины

проводили ее неодобрительным взглядом…

Тане, собственно, и не надо было идти в Капитоновку, а спросила она об этом селе лишь для того, чтобы

лучше ориентироваться. Она направилась в сторону большой дороги, чтобы там встретить попутную немецкую

машину и добраться в город, к коменданту полковнику фон Трауту. “Интересно, как встретит меня брат

генерала, — думала Таня. — Оставит ли он меня у себя в комендатуре или направит в какой штаб. В городе

расположено управление резервов и снабжения группы армий “Юг”. Попаду ли я сразу в это управление? А

может быть, удастся познакомиться с генералом фон Швайгертом? Вот это было бы замечательно Уж в его-то

штабе обязательно, в первую очередь, появится “Озокерит”. А может быть, меня сейчас же этапом направят в

Германию, к “моему дорогому дяде”. Вот это будет плохо. Там я, конечно, работу найду, но как установлю связь

со своими? А как же тогда Андрей? Он такой хороший, сильный. Нет, я буду работать только с ним А может

быть, мне сразу выйти за него замуж, увезти его в имение барона

Шлемера и работать с ним под крылышком моего дорогого

дядюшки? А что если предложить такой вариант полковнику

Сергееву?” — Таня улыбнулась своим мыслям…

Между тем солнце поднималось все выше, припекало спину

и голову девушки, идти становилось тяжелей. Таня перешла не-

большую балочку, заросшую вишней, и направилась было дальше,

как ей пришла в голову заманчивая мысль: “Не полежать ли в этом

вишняке, не отдохнуть ли? Отдых освежит, и на шоссе я выйду не

так рано. Она возвратилась, зашла в вишни, выбрала чистую, густо

заросшую травой поляночку, расстелила жакет, сняла туфли — по

ногам прошла приятная истома — легла и моментально заснула.

На большую дорогу Таня вышла к полудню — свежая, румя-

ная. Ждать попутную машину ей пришлось недолго. По дороге шли

в сторону города три грузовика. Таня замахала жакетом. Машины

остановились. Девушка подошла к первой из них, строго осмотрела

шофера и молоденького лейтенанта, что сидел в кабине, рядом с

шофером, улыбнулась им, попросила по-немецки извинения, что за-

держала их. Потом объяснила, что ей надо попасть к коменданту

полковнику фон Трауту. Не будут ли они так любезны и не помогут

ли ей в этом? Она подала свой немецкий паспорт, затем документ,

где значилось, что она Берта Шлемер, следует в город Н. по весьма

служебным делам к коменданту полковнику фон Трауту и что всем

частям и службам надлежит оказывать ей содействие и помощь.

Лейтенант рыцарски распахнул дверцу.

— Мы к вашим услугам, — сказал он, поклонившись. Затем

помог ей забраться в кабину…

Немецкая комендатура занимала помещение торговой базы — высокий каменный дом с темными

подвалами и обширный двор с длинными складскими строениями. Весь этот двор был обнесен кирпичной

стеной, а с улицы закрывался высокими железными воротами. Подвалы и помещения во дворе гестаповцы

приспособили под камеры и одиночные карцеры. Сотни советских людей умирали в этих подпалах от пыток и

голода.

Комендант города, он же шеф немецкой жандармерии, полковник фон Траут сидел в своем кабинете,

развалившись в кресле и выставив свой мясистый живот, щурился на капитана гестапо Шмолла.

— И последнее, что я обязан вам доложить, — говорил капитан металлическим голосом, — это по делу

переводчицы Берты Шлемер. Я уже имею некоторые данные.

— Слушаю, — сонно промычал комендант.

— По вашему распоряжению я сделал проверку… Как вы помните, она говорила, что у нее есть дядя, то

есть брат се отца, Густав Шлемер. Я запросил гестапо и получил уже положительный ответ, подтверждающий

правильность ее утверждений Кроме того, Густав Шлемер прислав письмо на имя комиссара гестапо Вепке,

которой передано мне…

— Что он пишет, этот старик? — оживился полковник фон Траут. — Ведь я его хорошо знаю, он очень

богат, директор электрокомпании. Что он пишет?

— Он пишет, что обрадован появлением племянницы, о которой он знает со дня ее рождения и которую

ни разу не видел. Барон пишет, что последнее письмо от брата, то есть от отца Берты Шлемер, получил в

сороковом году, и больше он ничего не слышал о его судьбе. Он пишет, что хотел бы видеть свою племянницу,

ведь она его единственная наследница, у него нет детей, а из родственников был только один брат, то есть отец