Ян, милый, я должна спешить. Наверное, смешно об этом просить, но я тебя умоляю: будь осторожен.

— Что же тогда должен тебе сказать я?!

— Только без проводов, — категорически заявила Кристина.

Они уже открывали дверь, когда из кухни вышел Арчибальд Коллинз. На нем был фартук, руки

перепачканы мукой. Последнее время он пристрастился к приготовлению пищи.

— Ну вот, — с досадой протянул старик. — Я флячки готовлю, думал, посидим вместе, а панна уже

уходит.

— Прошу извинить меня. К сожалению, поезда пассажиров не ждут. Спасибо за внимание, в следующий

раз обязательно отведаю ваши флячки.

Кристина слегка поклонилась. Коллинз вопросительно взглянул на сына. Ян беспомощно пожал плечами.

Едва за Кристиной закрылась дверь, старик с упреком сказал Яну:

— Что же ты не оставил обедать? Такая симпатичная девушка.

Ян что-то обдумывал. Затем схватил шляпу, плащ.

— Погоди, батя. Я скоро вернусь. Тогда объясню.

Яна внезапно охватило беспокойство. Нет ли слежки за

Кристиной? Он заметил ее фигурку уже в конце квартала. Яну не повезло. Там находилась трамвайная

остановка, как раз подошел трамвай. Кристина села в него. Но Ян не привык отступать. Он остановил такси и

помчался прямо на вокзал. “Так даже лучше, — облегченно подумал он. — Легче будет выявить “хвост”, если

приклеился. В данном случае я работаю на опережение”.

На вокзале Ян выбрал место между двумя киосками — газетным и кондитерским. Здесь он легко

затерялся среди снующей публики. И в то же время держал под наблюдением вход и значительную часть

перрона.

Вскоре заметил Кристину. Она торопилась. До отхода поезда оставалось несколько минут. Со своей

синей лентой в волосах, с элегантным чемоданчиком она привлекала внимание мужчин. Они оглядывались ей

вслед. Яну так хотелось в последний момент подбежать к вагону, схватить Кристину в объятия, но он

контролировал себя. Хотя как будто ничего подозрительного не обнаружил, береженых, как говорится, бог

бережет.

Кристина вошла в вагон последней. Прозвучал долгий свисток паровоза. Проводник стал на ступеньку

вагона. Поезд тронулся.

Ян вздохнул с облегчением.

Домой направился пешком. Ему не хотелось в квартиру. Шагал медленно, с наслаждением вдыхая

пронзительный осенний воздух.

Между тем вечерело. По обеим сторонам улицы двое мужчин в черном длинными тонкими факелами

зажигали газовые фонари. В их желтых лучах начинала светиться последняя листва на деревьях.

Ян дошел до перекрестка, за которым начиналась его улица. Внезапно в равномерный гул города

ворвался скрежещущий звук, визг тормозов, человеческий крик. Мимо промчалась автомашина с погашенными

фарами.

Ян подбежал к перекрестку. Здесь уже собралась толпа.

— Что случилось, пани? — спросил пожилую женщину.

— Человека сбили… ужас просто…

Ян не без труда протиснулся вперед. Увидел человека, лежащего на спине с неловко подвернутой рукой, с

лицом, залитым кровью. Ян вздрогнул, отвернулся и стал пробираться назад. Но вдруг остановился.

Пересиливая себя, возвратился на край тротуара. Внимательно вгляделся в лицо и фигуру пострадавшего.

Сомнений не было: на мостовой лежал месье Робеспьер. Тот самый, чью фотографию совсем недавно

показывал Яну Артур Коблиц. Что же это было? Несчастный случай? Не такое напряженное движение на улице,

чтобы по неосторожности попасть под колеса…

— Пьяный, наверное, — услышал Ян за спиной голос дамы.

— А может, шофер напился?

— Кстати, пани, машина-то скрылась…

Ян услышал тревожный клаксон “скорой помощи” и стал выбираться из толпы.

Только сейчас он с обостренной отчетливостью осознал реальность избранного им пути. Опасность как

бы обрела кровь и плоть, безжалостно заглянула в глаза. “Ну что же, — сказал сам себе Ян. — Я прикоснулся к

тайне. Отныне я — прокаженный…”

Вернувшись домой, Ян поужинал с отцом — не хотелось обижать старика. Ян машинально жевал флячки и

3 старался заглушить видение лежащего на мостовой мертвого Робеспьера. Отцу ничего рассказывать о

происшествии не стал — к чему лишний раз настораживать. А флячки — это кулинарное произведение из

требухи — Ян очень любил, особенно в исполнении отца. Не так уж часто ему приходилось лакомиться

домашним. Все же один вопрос Ян затронул.

— Батя, если придется перебираться из Польши в другую страну, ты как?

Коллинз понимающе кивнул.

— Видишь ли, Ян… Если бы жива была мать… при ней Польша стала для меня родной страной. А

теперь… теперь хочется быть возле тебя. Тем более что близятся трудные времена. Я это чувствую, как человек,

у которого старые раны ноют к перемене погоды. Конечно, я бы предпочел, чтобы ты не бросался в бурлящий

поток… Но что мы значим в этом сходящем с ума мире? Нами управляют неведомые силы. Нам только кажется,

что мы что-то значим и что-то можем. Впрочем, не хочу тебя разочаровывать. В твои годы я тоже брыкался, как

молодой конь, и мне казалось, что высекаю искры изо всех дорог. Но это, сын мой, были бенгальские огни. Они

сверкали, не обжигая. Они ничего не могли поджечь. Увы, чаще всего сгораем мы сами. Только ты не подумай,

что отговариваю. Еще хуже, если мы не брыкаемся. Тогда, выходит, мы и молодыми не были… Хочу, чтобы тебе

повезло.

После ужина Ян взялся за куклу. Кристина не сказала, как игрушку препарировать. Естественно, думала,

что он сам догадается. А как догадаться, если на целлулоиде не видно никаких швов. Сделано на славу. Ну вот,

и тут придется браться за нож. “Видимо, теперь в моей судьбе без него не обойдешься”, — усмехнулся Ян. У

пего имелся отличный перочинный нож с острым зеркальным лезвием. Однако жалко было кромсать куклу.

Может, отвернуть ей потихоньку голову? Потом можно поставить на место. И все же сворачивать голову, даже

кукле, претило Яну, лучше снять ногу. Она на резинке, потом как-нибудь можно восстановить… Господи, да он

просто сентиментальный дурак. Вроде бы как боится причинить боль кукле. А Робеспьер лежит на мостовой,

разбитый и раздавленный, с остекленевшим взглядом.

Ян резко вывернул кукле ногу, заглянул внутрь и стал осторожно извлекать свернутые листки. Они

скатались в трубки и не хотели распрямляться. Пришлось положить их под тяжелый том Брема, в котором

исследователь представлял животных Африки. Это был любимый том отца. “Весьма символично, — с

привычной ироничностью подумал Ян, — отец как бы участвует в нехитрой операции. Таким образом

ликвидируется проблема “отцы и дети…”

Парни постарались на совесть. На рисунках и чертежах Ян обнаружил немало новых деталей, которых не

видел ранее. В основном это были валики, шестерни и различных сечений барабаны. Однако на двух последних

листках оказались и крепящие конструкции. Это уже было кое-что. Можно от чего-то оттолкнуться.

Ян больше не сомневался в назначении деталей. Становилось ясно: на валики крепятся буквы и цифры

шрифта. Судя по количеству валиков, подразумевается их определенная заменяемость. Остальные принципы

предстояло разгадать. Но так или иначе Ян не сомневался, что находится на подступах к раскрытию сути

работы механизма. Еще несколько шагов в этом направлении, еще несколько чертежей, а еще лучше деталей, и

тайна прекратит свое существование.

Ян за полночь размышлял над чертежами. Уснул только под утро. Ему приснился сон, что с ним

случалось раз в год. Он бежал по африканской саванне, его преследовал лев. Лев разевал огромную пасть, но

вместо зубов в пасти вращались валики, из-под них в Яна летели страшные искры…

Ян проснулся с тяжелой головой и нелегким сердцем. Тяжесть в голове вскоре прошла. А тревога

осталась. Весь понедельник Ян ходил по комнатам и думал, что делать с чертежами. Позвонить Коблицу? Чего