Несколько минут Коблиц сидел с закрытыми глазами. Затем энергично поднялся.

— Завтра, как договорились, звоните Фриче сразу после обеда. Ну, до встречи, панна Кристина. Все

должно быть хорошо.

Коблиц покинул Кристину, провожаемый испуганным взглядом хозяйки. После того как в доме побывал

гестаповец, она потеряла покой, не знала, как себя вести.

Коблиц сказал Кристине достаточно много. Но об одном обстоятельстве промолчал: о том, что в прорыве

через границу придет участие вся польская группа. В том числе и брат Кристины Рудольф Шармах.

Что касается Фриче, Коблиц рассчитывал, что тот не станет выкидывать неожиданные коники. В

интересах гестаповца поскорее избавиться от повисшей на нем тяжести. В случае удачного похищения

шифровальной машины Коблиц обещал забыть о Фриче. Но одно дело рассчитывать, другое…

Кристина позвонила гестаповцу около трех пополудни. Спросила — возьмет ли на сегодня билеты в

кино?

В трубке долго слышался фоновый шум. Наконец Фриче хрипло произнес:

— Да.

Кристина вернулась домой, выставила на подоконнике портрет фюрера и принялась собираться в дорогу.

Сигнал в окне, обозначавший положительный ответ Фриче, мстительно придумала Кристина: пусть обожаемый

вождь нации, сам того не подозревая, примет участие в операции против своего рейха…

Секретную продукцию с завода вывозили только по вечерам, когда наступала темнота. На сей раз

темнота устраивала не только фашистов, но и Коблица.

Первый этап операции прошел успешно. Рейсовый шофер фургона вовремя занемог. Нужный водитель

вовремя подвернулся на глаза начальнику.

В результате хитрой комбинации в фургон погрузили лишний экземпляр машины. Лишний — для того,

чтобы получатели не сразу хватились недостачи и не начали раскручивать веревочку. Груз должен быть получен

всеми адресатами. А на заводе пока разберутся — неделя минет.

Фургон благополучно выехал за ворота завода. За ним на некотором расстоянии следовал мотоцикл с

коляской и три охранника. Все в гражданской одежде, чтобы не привлекать внимания. На выезде из города

дорогу охране внезапно перегородило несколько мотоциклов. Люди в черной форме с черепами на рукавах

стали тщательно проверять документы, не обращая внимания на возмущенные возражения охранников. Фургон

оторвался от непосредственного наблюдения. За мельницей остановился. Нескольких минут хватило на

перегрузку ящика в крытый грузовичок. В нем находилось трое поляков и двое людей Коблица. Затем фургон

медленно последовал дальше. А грузовик свернул в сторону и помчался в обратном направлении.

Среди поляков больше всего Коблица тревожил Рудольф Шармах. Он заявил, что участие в операции

примет, но ни в коем случае переходить границу не станет. Он твердо решил вернуться к жене. На все доводы

Коблица о безрассудности возвращения в Германию Рудольф упрямо твердил:

— Как-нибудь выкручусь, а жену не оставлю. Так что давайте без паники…

Грузовичок бросили в распадке, неподалеку от пограничной реки Найсе. Дальше ящик тащили на себе,

благо запаслись специальными матерчатыми подхватами. Коблиц знал порядок обхода границы германской

службой и план построил как раз на немецкой пунктуальности. Надо сказать, что в те дни граница охранялась

не очень ретиво. Найсе не отличалась шириной, но служила достаточно серьезной преградой для перебежчиков.

Поэтому даже немцы на погранслужбу в этих местах смотрели сквозь пальцы.

Похитители укрылись в складках холма, дождались, пока пройдет немецкий наряд. Теперь, по

соображениям Коблица, имелось минут сорок времени. Быстро спустили на ледяную воду два надувных

резиновых плота. На один поставили ящик с машиной. Туда же сели Коблиц и его парни. На второй — поляки.

— Прощайте, ребята, я остаюсь, — тихо сказал Руди. — Даст бог, свидимся.

Ему никто не ответил. Плоты быстро достигли середины реки. Фигура Шармаха стала едва различимой,

когда раздался одинокий выстрел. Коблиц отчетливо видел, что Шармах покачнулся и тяжело рухнул на темный

берег. “Ну, сейчас заварится каша”, — подумал Коблиц, сжимая в напрягшейся ладони рукоятку пистолета.

Однако ничего не произошло. Одиночные выстрелы нередко раздавались в этой полосе. На них особого

внимания не обращали. Кто же все-таки стрелял? Не похоже, чтобы немцы. Те бы брали живым. Возможно,

какой-нибудь польский пограничник, которого забыли предупредить?.. Идиот, мог погубить все дело. А с

другой стороны… с другой стороны, нет ли в этом на первый взгляд бессмысленном выстреле десницы госпожи

Удачи?.. Ведь упрямец Шармах представлял немалую опасность… На этот раз он, Коблиц, к смерти не

причастен. Пуля случайная, его вины нет. Может, эта пуля сделала то, что должен был сделать он сам?..

Через несколько минут плоты благополучно коснулись польского берега. Прибывших негромко

окликнули…

Конечно, Кристина не слышала одиночного выстрела на берегах пограничной реки Найсе, а по-польски

Нысы Лужицкой. Кристина в это время с чемоданчиком в руке шла по низенькому перрону небольшого вокзала,

высматривая свой вагон. Она хотела сосредоточиться на будущем, но не могла. Мысли перескакивали с одного

на другое. “Завтра На фабрике кинутся меня искать. И розовощекие куклы будут глупо таращиться: где наша

Кристя, где наша Кристя?.. А немцы все же заслуживают уважения: даже перрон построен предельно экономно

— низенький, аккуратный. И в освещении ничего лишнего. Скупость? Или бережливость? Ага, вот мой вагон.

Мой билет? Пожалуйста, герр проводник. А вот вагон старой постройки. Все добротно, коридоре зеркала, явно

излишняя роскошь. Неужели я скоро увижу Яна?!”

Кристина открыла дверь в пустое купе, поставила на красный бархатный диван свою нетяжелую ношу,

прихорошилась перед зеркалом. Выглянула из купе и похолодела: по коридору в пальто и шляпе шел Гельмут

Фриче.

Фред выполнил обещание: нашел время для обеда с Жоржем Роненом. Жорж любил роскошь и потащил

6 Фреда в фешенебельный ресторан на Елисейских Полях. Кухня, обслуживание тут, конечно, были

безупречны. Но самое главное — у приятелей была возможность насладиться покоем и почти полным

одиночеством. Жорж сейчас же оседлал любимого конька. Видимо, он ни о чем другом не лог думать.

— Послушай, Фред, — говорил он, когда им подали вымоченных в белом вине перепелок, — ты замечал,

что человеческого опыта хватает лишь на масштабы ресторанной кухни? Заметь, здесь консервативность

полезна. Хотя даже повара смотрят дальше генералов. Время от времени они стараются предложить нам что-то

новое. А наши военные каждый раз, когда возникает угроза новой войны, готовятся к войне прошлой… Поверь,

Фред, я вполне серьезно!

Фред ответил Жоржу горькой улыбкой.

— Увы, Жорж, когда ты произносишь “наши генералы”, ты, надеюсь, не настолько эгоист, чтобы иметь в

виду только французских?

— Браво, Фред! — с энтузиазмом воскликнул Жорж. — Давно мне не было так легко исповедоваться.

— А может быть — ворчать? — снова улыбнулся Фред.

— Хочешь сказать — стареем? Женщины меня в этом пока не упрекали. И я сегодня готов забраться в

кабину боевого самолета.

— Не будем облегчать себе задач, Жорж. Конечно, нам придется туго. Наши генералы не настраивались

на большие войны, потому живут прошлым. Но мы не можем этого сказать о германских генералах. Согласен?

— Еще бы!

— У них — новая техника, новые методы ведения боевых действий и новое вооружение. Авиация,

бронированные кулаки, ставка на колеса. Это означает постоянное движение, быстрый маневр. А наши, как

дети в песке, копаются в дебрях позиционной войны. Они настроены на мирный лад.

— Хочешь оправдать наших стратегов?

— Я слишком ценю свое время, чтобы тратить его на столь бесполезные занятия, — усмехнулся Фред. —