— Будучи человеком добрым, я даже допускал, что причиной столь бешеного рвения Роуклифа явилось какое–то крупное недоразумение, возможно, извинительное. Но от вас, мистер Браун, я узнал, что все происшедшее не больше, чем бред простофили. Обвинять Гудвина в том, что он выдавал себя за полицейского, — чистое ребячество. Мне не известно, что он такое сотворил, да это и неважно. Гудвин просто не мог вести себя столь бессмысленно. Обвинение его в действиях по моему указанию и даче ложных сведений абсурдно. Вы подозреваете, что меня наняло некое лицо, вовлеченное в дело об убийстве мисс Идз и миссис Фомоз, что я хотел скрыть это и что Гудвин поехал туда сегодня как мой посланник, а теперь все отрицает.
— Я прекрасно знаю, что так оно и есть, — выпалил Роуклиф.
— Мы уславливались, — кратко заметил Вульф, — что меня не будут перебивать. Я повторяю, что ваше обвинение бессмысленно. Если Гудвин лжет согласно моим инструкциям, то неужели, по–вашему, я не предусмотрел всех вариантов? Неужели оставил без внимания такую нелепицу, как надевание на него наручников?.. Да, Роуклиф отлично себя показал… Неужели допустил, чтобы меня доставили сюда на таком жутчайшем сооружении? Подозревая, что у меня есть клиент и что мне известно нечто, вам необходимое, вы считаете, что сумеете все выяснить. Но у вас ничего не получится, ибо никакой информацией я не располагаю. Однако вы правы, допуская наличие у меня клиента. Такое вполне вероятно.
Роуклиф издал вопль, отдаленно напоминающий крик торжества. «Ага, наконец–то», — сказал я про себя. Этот бездельник заполучил–таки клиента!
Вульф тем временем продолжал:
— Ни сегодня утром, ни даже час назад у меня еще никого не- было, но теперь есть. Дикие выходки Роукли–фа, поощряемые вами, джентльмены, требуют ответных действий. Заявляя, что я не связан с происходящими событиями и что он действует исключительно в собственных интересах, Гудвин говорит правду. Возможно, вам известно, что ему далеко небезразличны те черты характера молодых женщин, которые составляют главную опору нашей расы. Но особенно его волнуют женщины, умеющие, в добавление к обычному шарму, стимулировать пристрастие Гудвина к рыцарству, красоте и обаянию. Присцилла Идз была именно такой особой. Вчера они общались с Гудвином какое–то время. Он запер ее в одной из комнат моего дома. А через три часа после того, как он по моему приказанию выгнал мисс Идз, ее зверски убили. Я не стану объяснять, насколько это событие повлияло на его психику: подобная реакция вполне понятна. Он ушел от меня, мучимый навязчивой идеей. Взял с собой оружие и заявил, что собирается сам найти и схватить убийцу. Слова его звучали патетически, но одновременно человечно, романтично и совершенно великолепно. Вы же принялись грубо и топорно лечить его, тем самым не оставив мне выбора. Так что теперь он — мой клиент, и я полностью к его услугам.
Голос Роуклифа язвительно произнес:
— Вы хотите сказать, что ваш клиент — Арчи Гудвин?
Сухой скептический голос Брауна, районного прокурора, добавил:
— И вся ваша болтовня вела к этому?
Я наконец шагнул в комнату. На меня устремилось восемь пар глаз. Кроме Вульфа, Брауна, Кремера и Роуклифа в помещении сидели двое типов, долбивших меня раньше, и двое незнакомых. Я подошел к Вульфу. Желательно было проинформировать его в присутствии свидетелей о том, что я все слышал, по не менее желательно было продемонстрировать тот факт, что новый клиент способен по достоинству оценить его благородство.
— Я голоден, — сказал я ему. — Мой завтрак состоял из одной содовой, и я способен проглотить сейчас дикобраза со всеми иголками. Поедемте домой!
Его реакция была совершенно восхитительной. Как если бы мы дюжину раз прорепетировали эту сцену, он встал, без единого слова взял шляпу и трость с ближайшего стола, подошел ко мне, потрепал по плечу, проворчал в сторону собравшихся: «Рай для ребячьих выходок», повернулся и двинулся к двери. Никто не шевельнулся, чтобы нам помешать.
Поскольку я ориентировался в этом здании лучше, чем он, то провел его по коридору, вниз по лестнице и потом на улицу. В такси он сидел, плотно сжав губы и вцепившись в ремень безопасности. Мы не разговаривали. Перед домом я расплатился с водителем, вылез, распахнул дверцу, помог Вульфу выйти и, всунув ключ в замочную скважину, убедился, что его недостаточно. На дверь была наброшена цепочка, пришлось звонком вызывать Фрица. Уже в коридоре Вульф нас проинструктировал:
— Теперь вы всегда будете закрывать дверь именно так. Всегда! — Потом он спросил Фрица: — Ты почки готовил?
— Да, сэр: вы же не звонили.
— Яблоки, запеченные в тесте и жженном сахаре?
— Да, сэр.
— Нормально. Пива, пожалуйста. Я так пересох, что сейчас растрескаюсь.
Положив на место шляпу и трость, он направился в кабинет, я следовал за ним по пятам.
Многие часы у меня потело то место, где кожаная кобура прилегала к моему телу, и я с огромным облегчением от нее избавился. Но за стол я потом не сел, а взамен прошел к красному кожаному креслу, в котором перебывали тысячи клиентов, не считая тех, кто так клиентом и не стал. Погрузившись в него, я откинулся назад и скрестил ноги. Появился Фриц с пивом, Вульф открыл бутылку, налил себе в стакан и выпил. Потом посмотрел на меня.
— Шутовство, — определил on.
Я покачал головой.
— Нет, сэр, я устроился здесь не ради забавы, а для того, чтобы избежать непонимания. Как клиенту, мне лучше находиться к вам поближе. Я не смогу оставаться служащим, пока не разрешится моя личная проблема. Если вы действительно имели в виду то, о чем говорили, назовите мне сумму задатка, и я выпишу чек. Если нет, то я могу лишь уйти из вашего дома, как человек, одержимый навязчивой идеей.
— К, черту! Уймись, я же взял на себя обязательства!
— Да, сэр. Как насчет задатка?
— Нет!
— Вы хотите послушать, как я провел день?
— Хочу? Конечно нет! Но как, черт побери, я этого избегну?!
Я полностью отчитался. Мало–помалу, по мере того, как оy расправлялся с третьим стаканом пива, на его лице разглаживались морщинки неудовольствия. Внешне он не обращал на меня никакого внимания, но я знал его достаточно давно, чтобы беспокоиться по таким пустякам. Нужные вещи Вульф никогда не пропустит. Когда я умолк, он проворчал:
— Кого из названных пятерых ты сумеешь доставить сюда к одиннадцати утра?
— При нынешнем положении дел? Без приманки?
— Да.
— Я не поручусь ни за одного, но готов попытаться. Например, я бы мог выудить кое–какие сведения из Лона Коэна, если бы накормил его достаточно толстым бифштексом, и… между прочим, мне нужно ему позвонить.
— Давай. И пригласи его пообедать с нами.
На первый взгляд подобное предложение казалось благородным и великодушным и, возможно, не только на первый, но ситуация создалась сложная. Если бы нас наняли для обычного расследования и, получив секретную информацию, я сводил Лона на обед, ресторан, конечно, включили бы в смету расходов, но сейчас все происходило по–другому. Если я посчитаю обед у Вульфа расходом, Вульф встанет в тупик, поскольку освободил–меня от платы как клиента. А если не посчитаю, то буду поставлен в тупик сам, ибо не сумею говорить об удержании с этой суммы годового налога, что совершенно исключалось.
Итак, я позвонил Лону. Появившись в назначенное время, он съел почки по–горски и запеченные в тесте яблоки вместо бифштекса, что, с одной стороны, было удобно и выгодно, но с другой, имело свою отрицательную сторону, а именно: обычно в моем распоряжении находится шесть таких яблок, а на сей раз мне пришлось ограничиться четырьмя. Вульф же удовольствовался семью вместо десяти. Приняв неизбежное как мужественный человек, он заполнил образовавшуюся брешь лишними порциями салата и сыра.
Проследовав после обеда в кабинет, мы передали бразды правления в руки Лона. Несмотря на то, что он был наполнен такой хорошей едой, о которой можно только мечтать, и соответствующим вином, его сознание не стало менее ясным. Два моих звонка и приглашение пообедать означали для него команду брать или давать в зависимости от программы, и сейчас, когда он сидел в одном из желтых кресел, маленькими глотками потягивая вино, его острый взгляд прыгал с Вульфа на меня и снова на Вульфа.