Грудь Вульфа приподнялась от глубокого вздоха.

— Я нахожусь в затруднительном положении, мистер Коэн, — объявил он. — У меня, нанятого для расследования убийства, нет ни малейшей зацепки. Когда Арчи заявил, что я не интересуюсь мисс Идз, он не лгал, но сейчас все изменилось, и мне нужна помощь. Кто убил ее?

Лон покачал головой.

— Я собирался вас об этом спросить. Вы, конечно, в курсе, что теперь всем известно о ее присутствии в вашем доме и уходе отсюда незадолго до смерти. Таким образом, никто не сомневается, что над проблемой работаете именно вы. С каких же пор вам стала требоваться помощь?

Вульф искоса посмотрел на него.

— Интересно, кто чей должник, мистер Коэн, вы мой или я ваш?

— С вашего разрешения, мы на равных.

— Хорошо. Тогда предлагаю вам открыть кредит. Я непременно прочитаю все ваши статьи, но пока мы сидим рядом, вы не возражаете против того, чтобы побеседовать о деле?

Лон заявил, что нисколько не возражает, чему и представил доказательства. Он говорил почти час, ответил на вопросы Вульфа и даже мои, но когда умолк, мы, хоть и располагали обширной информацией, не имели ничего такого, что могли бы назвать зацепкой.

Холмер, Брукер, Квест, Питкин и мисс Дьюди получали в свое распоряжение не только восемьдесят процентов софтдаунского капитала, но и контроль над распределением среди служащих еще десяти процентов с правом решать, кому сколько выдать. Их собственность составляла девяносто процентов от капитала, включенного в завещание отца Присциллы. Оставшиеся десять процентов принадлежали компании и миссис Саре Джеффи, вдове. Миссис Джеффи раньше дружила с мисс Идз. Ее мужа убили год назад в Корее.

Главным подозреваемым журналистов–мужчин был почему–то Оливер Питкин. Женская половина работников прессы подозревала Виолетту Дьюди. Против членов пятерки не имелось никаких улик, подобных финансовым затруднениям, вражде, жадности или кровожадности. Но поскольку каждому из них предстояло получить ценные бумаги стоимостью приблизительно в полтора миллиона, бытовало мнение, что в уликах и нужды нет. По рассуждениям газетчиков, никто из пятерки не мог быть исключен па основании алиби или в силу других причин. Не менее шестидесяти репортеров из различных изданий и телеграфных агентств трудились над загадочной историей, и, по крайней мере, половина из них не сомневалась в том, что Дафни О’Нейл крепко с ней связана. Теперь их переполняла решимость установить, какова эта связь.

Известие о том, что семь из своих последних часов Присцилла провела в доме Вульфа, дошло до Перри Хол–мера от помощника районного прокурора. Холмер разговаривал в середине дня с человеком из отдела городских новостей «Ассошиэйтед пресс», а часом позже, отказываясь от встречи с корреспондентами, он сообщил о своем собственном визите к Вульфу и «жестоком обмане, которому его подвергли». Сообщение немедленно подхватили вечерние газеты. В нем совершенно недвусмысленно намекалось на то, что, если бы Вульф не скрыл от Холмера присутствие в его, Вульфовом, доме Присциллы, ее бы не убили. Издание Лона «Газетт» должно было поместить это заявление на третьей странице. Упомянув о последней детали, Дон сделал паузу и посмотрел на Вульфа в ожидании комментариев, но тот промолчал.

Жизнь Присциллы Идз осложнила целая серия неприятных событий. В пятнадцатилетием возрасте, посла смерти отца, она поселилась у Холмера, но большую часть времени проводила в школах, где достигла блестящих успехов. За несколько месяцев до девятнадцатой годовщины, в середине семестра, она внезапно уехала, заявив друзьям, что намерена повидать мир. Сняла квартиру в Гринвич—Вилледже, завела себе служанку, кухарку и лакея и принялась устраивать вечера. Через несколько месяцев она наелась Вилледжем по горло, но информация Лона о ее следующем передвижении была какой–то смутной. Насколько удалось выяснить одному репортеру из «Газетт», ее служанка решила навестить больную мать в Новом Орлеане, и Присцилла, готовая уцепиться за любой предлог, позволявший удрать из Вилледжа, а особенно от ее опекуна Холмера, настаивавшего на возвращении девушки в колледж, купила два билета на самолет до Нового Орлеана, и они с горничной улетели. Может, в Новом Орлеане, а может, и где–нибудь еще она встретила Эрика Хаффа. Здесь сведения Лона тоже не отличались точностью, но так или иначе, она его встретила, они поженились и уехали в одну из стран Южной Америки, где новоиспеченный супруг проворачивал какие–то дела. Не вызывало сомнения и то, что три месяца спустя она появилась в Нью—Йорке в сопровождении горничной, с которой улетала, но безо всякого мужа. Она купила деревянный дом неподалеку от Маунт—Киско и принялась за мужчин. За два года она нахваталась с ними самых разнообразных хлопот, руководствуясь, очевидно, мыслью о том, что чем выше твои стремления, тем забавнее наблюдать, когда швыряешь их оземь. Со временем подобные истории потеряли свою привлекательность, и она отправилась в Рено. Пробыв там положенный срок, она получила развод, вернулась в Нью—Йорк и вступила в Армию Спасения.

Услышав о сей детали, я вытаращил на Лона глаза, решив, что эту новость он выудил из собственной шляпы. Присцилла Идз, насколько я знал ее, в своем персиковом платье и отлично сшитом жакете совершенно не сочеталась с бренчащей освященной кружкой. Однако Лон подходил к делам без всяких претензий на дешевый эффект.

Присцилла действительно пробыла в Армии Спасения чуть ли не два года. Она носила форму, работала по семь дней в неделю и, забыв всех своих старых друзей,. жила скромно, если не экономно. Потом неожиданно — Присцилла всегда меняла свои занятия неожиданно —она оставила Армию, переехала в квартиру на Восточной Семьдесят четвертой улице и начала, впервые за все время, проявлять живейший интерес к делам корпорации «Софтдаун».

Ее активизация вызвала волнение в различных кругах. Известно, что между Присциллой и ее бывшим опекуном Перри Холмером, который пока оставался управляющим собственностью мисс Идз, произошли крупные разногласия. В частности, несколько месяцев назад она уволила Дафни О’Нейл, велев ей уходить и не возвращаться. Категорический приказ отменили должностные лица корпорации при поддержке Холмера, законно контролировавшего ситуацию. Никаких сообщений об угрозах или моральном давлении никто не получал.

События вечера понедельника мы тщательно разобрали по времени.

Согласно показаниям шофера такси, в которое я усадил Присциллу, она попросила ехать на Центральный вокзал. Но, прибыв на место, заявила, что передумала и хочет прокатиться вокруг Центрального парка. Водитель повиновался. Когда после неторопливой поездки к северному концу парка, а потом снова к южному она сообщила, что собирается кое–что обдумать, а потому желает совершить еще один тур, шофер благоразумно потребовал денег вперед. Она вручила ему десятку. После второго круга она наконец назвала адрес: дом 618 по Восточной Семьдесят четвертой улице. Он привез ее на место примерно в час, помог с багажом и проводил до входных дверей, которые она открыла своим ключом. Потом водитель вернулся к машине и уехал.

И фараоны, и пресса предполагали, что убийца сидел в квартире, поджидая хозяйку, а проник он туда с помощью ключа, который горничная Маргарет Фомоз держала в своей сумочке. Иными словами, горничную к тому времени он уже убил и взял ее сумку. Не исключено, что подобных действий он не планировал.

Возможно, он рассчитывал добыть ключ более скромной ценой, но Маргарет его узнала, ведь она долгие годы прожила с Присциллой и могла вспомнить любого человека, хорошо знакомого хозяйке.

Я исписал половину блокнота сведениями Лона, но того, о чем я уже рассказал, будет вполне достаточно для моего отчета.

Проводив его, я вернулся в кабинет. Вульф сидел с закрытыми глазами, опустив голову на грудь. Не шелохнувшись, он спросил сколько времени, и, услышав от меня, что уже десять тридцать, проворчал:

— Слишком поздно, чтобы ожидать приглашения. Который час теперь в Венесуэле?

— О боже, откуда мне знать?

Я направился к большому глобусу у книжных полок, но Вульф меня опередил. Он провел пальцем по меридиану, начав от Квебека и закончив у экватора.