Возможно, мое представление о вдовах сформировалось на основе знакомства и общения в раннем детстве, прошедшем в Огайо, с личностью по имени вдова Роули, которая жила через улицу.
С тех пор я узнал и других вдов, но их образы не смогли стереть первоначального впечатления. Поэтому я всегда ощущал некое подобие шока, когда, встречая женщину, называющую себя вдовой, обнаруживал, что у нее есть зубы, что она не бормочет постоянно себе под нос и умеет ходить без палки.
На вид казалось, что миссис Сара Джеффи вообще не отягощена недостатками. Вероятно, она была раза в три с небольшим моложе вдовы Роули, но это «с небольшим» было, действительно, невелико. В добавление к первому шоку мне понадобился лишь один внимательный взгляд уже внутри ее квартиры на шестом этаже громадного дома по Восточной Восемнадцатой улице, чтобы получить и второй. Хотя пробило только десять часов приятного солнечного июньского утра, в ее коридоре находилось мужское пальто, небрежно брошенное на спинку стула, а на полированном столике лежала фетровая мужская шляпа.
Я сдержал стремление своих бровей поползти кверху, рассуждая про себя, пока она вводила меня в роскошную гостиную, что, поскольку я просил по телефону разрешения прийти и, следовательно, моего визита ждали вдова, наверное, могла немного потрудиться и привести все в порядок.
Пройдя через гостиную, мы приблизились к столу в нише с двумя приборами на нем. Не берусь утверждать, что я смутился, просто в отношении этой вдовы меня не совсем правильно информировали.
— Я спала, когда вы позвонили, — заявила она, беря ложку. — Я не сомневаюсь, что вы уже завтракали, но не откажитесь выпить кофе. Садитесь… нет, нет, не туда, там место моего мужа. Ольга! Кофейную чашку, пожалуйста.
Дверь отворилась, и с чашкой в руке вошла валькирия.
— На подносе, моя милая, — бросила миссис Джеффи, и валькирия, повернувшись, исчезла. Раньше, чем дверь успела успокоиться, она влетела снова с чашкой и блюдцем на подносе, и я отступил, чтобы меня не растоптали.
Оставшись со мной наедине, хозяйка протянула мне кофе, и я прошел к стулу с другой стороны стола. Она же отколупнула ложкой кусочек дыни.
— Все в порядке, — проговорила она, чтобы подбодрить меня. — Просто я ужасная сумасбродка.
Она открыла рот, отправила дыню туда, и вопрос о ее зубах отпал сам собой, так великолепно они выглядели. Я сделал глоток кофе, едва ли подходящего для человека, привыкшего к прекрасному кофе Фрица.
— Вы знаете, что мой муж умер? — сказала она.
Я кивнул.
— Так я и понял.
Она взяла ложкой еще один кусочек дыни и пустила его вслед за первым.
— Он был майором запаса войск связи. Уезжая в какой–то из мартовских дней прошлого года, он оставил пальто и шляпу там, в коридоре. Я не стала их убирать. Когда три месяца спустя я получила извещение о его смерти, они все еще лежали на месте. Прошел год, а они по–прежнему там, я заболеваю при одном взгляде на них, но… — Она махнула рукой в сторону. — Здесь он сидел за завтраком, и я с ума схожу от этого. Разве вам… вы не удивились, когда услышали от меня по телефону: «давайте, приходите»? Вы, незнакомец, детектив, же-, лающий задавать мне вопросы об убийстве?
— Но совсем немного вопросов, — согласился я, чтобы не показаться капризным, и добавил: — Может, удивился… слегка.
— Конечно удивились. — Она опустила кусочек хлеба в щель тостера и снова отведала дыни. — Но от всего происшедшего я стала страшно нервной. Недавно я решила перестать быть сумасбродкой и даже придумала, как это сделать: надо попросить какого–нибудь мужчину помочь мне. Пускай на месте Джека со мной за завтраком сидит другой человек, и пускай он уберет из коридора эти ужасные пальто и шляпу. Знаете что?
Я ответил, что не знаю.
Она доела дыню, вытащила тост, помазала его маслом и заявила следующее:
— У меня просто не было мужчины, которого я могла об этом попросить! Из всех моих знакомых ни один ничего бы не понял. Тем не менее, я окончательно и бесповоротно решила устроить все именно таким образом, именно таким! Сегодня утром, когда вы позвонили, я буквально дрожала от страха: ведь Прис так жутко умерла. И я сказала себе: этот человек незнакомец. Неважно, поймет он или нет, но он вполне может позавтракать со мной и унести пальто и шляпу. — Она развела руками и округлила глаза. — А что получилось? — Она передразнила себя: — «Я не сомневаюсь, что вы уже завтракали… нет, не туда, там место моего мужа».
Я просто потеряла над собой контроль. Вы считаете меня настоящей сумасбродкой?
Я встал, обошел вокруг стола, сел на стул справа от нее, взял салфетку, придвинул к себе тарелку, протянул руку и попросил:
— Вы не передадите мне тост?
Она таращилась на меня добрых три секунды прежде, чем медленным движением протянуть мне хлебец. Пальцы ее не дрожали.
— Извините меня, — сказал я, — но мне, наверное, следует его съесть, если вы хотите довести задуманное до конца. А потому, если у вас имеется джем, мармелад или мед…
Она встала, вышла через вращающуюся дверь и очень скоро вернулась с набором банок на подносе. Я выбрал сливовый джем и принялся за еду. Она приготовила еще один тост, опять намазала его маслом, откусила кусочек и налила нам еще кофе. Только проглотив все без остатка, она поинтересовалась:
— Вы возьмете с собой пальто и шляпу?
— Конечно.
Она посмотрела на меня нахмурившись. Потом протянула руку, как бы собираясь коснуться моей, но сразу ее отдернула.
— Неужели вы поняли?
— Нет, черт возьми, я всего лишь незнакомец. — Я отодвинул кофейную чашку. — Послушайте, миссис Джеффи, дело обстоит следующим образом: Ниро Вульф ведет расследование убийства Присциллы Идз. Я уже говорил по телефону, что мы вовсе не считаем вас хранительницей прямой или косвенной информации о преступлении, но вы можете располагать ценными для нас сведениями. Вы унаследовали от своего отца десять процентов капитала корпорации «Софтдаун» и когда–то близко дружили с Присциллой Идз. Это верно?
— Да.
— Когда вы видели ее в последний раз?
Она промокнула салфеткой губы, вытерла пальцы, бросила ее на стол и встала.
— В другой комнате гораздо удобнее, — сказала она, отправляясь прочь.
Я последовал за ней через гостиную, защищенную венецианскими шторами от ярких лучей солнца. Мебель закрывали светло–голубые чехлы, которые выглядели так, будто ими еще никто не пользовался. После того, как хозяйка достала из лакированной шкатулки сигареты, я раскурил свою и дал прикурить ей. Она с удобством устроилась на огромном, хотя и меньшем диване, чем тот, что когда–то нравился вдове Роули. Я сел на стул.
— Знаете, — сообщила она, — до чего это смешная вещь — мой ум. По–моему, я и вправду сумасшедшая. Когда вы спросили меня насчет последней встречи с Прис, я в первый раз поняла, что ведь кто–то должен был это сделать.
— Что сделать? Убить ее?
Она кивнула.
— Я услышала о трагедии вчера, поздно вечером: мне позвонила подруга. Я никогда не читаю вечерних газет и в утренние еще не заглядывала. Возможно, я бы вообще пропустила такое сообщение: не выношу подобных вещей. Я просто закрываю глаза на то, чего не хочу знать. Итак, я услышала, что Прис найдена задушенной в своей квартире, и… все. Когда вы спросили меня о нашем последнем свидании, я прямо обомлела: ведь кто–то это сделал! Она же не сама, верно?
Не раньше, чем ей помогли, накинув на шею что–то вроде веревки.
Миссис Джеффи вздрогнула и буквально втиснулась в диван.
Она… долго мучилась?
— Возможно, нет.
— А сколько?
— Если веревка была хорошая и крепкая, прошло всего несколько секунд до того, как она потеряла сознание.
Ее кулачки крепко сжимались, и я подозревал, что острые ногти впились в ладони.
— Как может защититься женщина, если ее душат веревкой?
— Никак, разве только умереть поскорей, — резко ответил я. — Вы воспринимаете все чересчур тяжело. Если бы минуту назад, в начале беседы, я принялся вас душить, сейчас бы уже все закончилось. Давайте попробуем снова. Когда вы в последний раз видели мисс Идз?
Она втянула в себя значительную порцию воздуха, приоткрыла рот и стиснула руки еще сильнее.
— Мне бы не хотелось об этом говорить.