— Приму на веру ваше заключение, мистер Ирби, — заметил Вульф.
— Чудесно. Так я посоветовал и Бланко. Он не получил ответа от Холмера. Наконец мне удалось увидеться с последним на прошлой неделе во вторник. Мы очень долго беседовали, но не пришли ни к каким положительным результатам. Он не выдал своей позиции, и я от него ничего не добился. Тогда я решил, что в сложившихся условиях с моей стороны не будет бестактностью встретиться с Присциллой Идз. Я уже звонил ей и спрашивал, правда ли, что Холмер ее личный адвокат, но она не ответила ни «да», ни «нет» и сперва отказалась меня видеть, но потом я убедил ее, и она назначила мне свидание в пятницу в своей квартире. Она не отрицала, что подписала документ по доброй воле, однако заявила, что позже изменила свои намерения и попросила Хаффа вернуть его, но тот отказался.
Мисс Идз предложила сто тысяч наличными в обмен на бумагу и добавила, что для Хаффа лучше согласиться, ибо в противном случае он вообще ничего не получит, если только суд не постановит обратное. Я позвонил Бланко в Каракас и все объяснил. До тридцатого июня оставалось только десять дней и, если Бланко не ошибался, нельзя было терять ни минуты. Однако все сразу пошло прахом. Бланко отнесся к предложению Присциллы с презрением и даже не пожелал его обсуждать. Холмер с Присциллой уехали на уик–энд, и я не мог с ними связаться. В понедельник утром я начал все сначала, но никого из них не поймал и бросил тщетные попытки. А во вторник появилось сообщение о том, что Присцилла убита. Вчера… — Он словно в мольбе простер руки. — -/Подумать только! Что за положение!
Вульф кивнул.
— Неважное.
— Абсолютно, — согласился адвокат. — Не вижу причины, по которой стоило бы тратить девять тысяч долларов на болтовню с Каракасом. Откровенно говоря, вполне может статься, что я не получу никакой компенсации за издержки. Я пытался наладить контакт с Хол–мером, но до сегодняшнего дня у меня ничего не получалось. А сегодня мне удалось поймать его по телефону — и знаете, что он удумал? Он берет под сомнение документ! Он отрицает подлинность ее подписи! Намекает на то, что моему клиенту лучше позабыть о своих претензиях! А ведь только в прошлую пятницу она сама признавала, что лично составила бумагу и подписала ее собственноручно.
Ладно.. Позвонил я Бланко в Каракас. Велел отправить Эрика Хаффа в Нью—Йорк первым же самолетом и передать с ним оригинал документа. Потом я решил повидать вас. Конечно, если когда–то и ставились на карту сомнительные миллионы, то неизвестно, существуют ли они сейчас. Но даже если не принимать в расчет акций «Софтдауна», состояние у Присциллы весьма значительное, а я не считаю, что акции «Софтдауна» принимать в расчет не следует. Если даже право на них законным образом переходит к пяти лицам, та бумага все равно остается грозным оружием, особенно с учетом времени и обстоятельств смерти Присциллы. Вот я и подумал, что вы, возможно, сумеете подтвердить подлинность документа. В день своей смерти Присцилла приходила к вам для консультации и провела у вас несколько часов. Наверняка бумага упоминалась, и наверняка она признавалась в том, что подписала ее. Хол–мер тоже мог говорить о документе в тот вечер. Если мистер Гудвин присутствовал при этом и берется все подтвердить, то подобное заявление окончательно все разрешит. В таком случае я обещаю сделать конкретное предложение после обсуждения вопроса с Бланко. Ваша помощь совершенно необходима мистеру Хаффу, он готов оценить ее в пять процентов от общей суммы, полагающейся ему по условиям документа.
В словах мистера Ирби было, по крайней мере, два серьезных просчета. Его предложение строилось либо на готовности заплатить нам за стопроцентную правду, что выглядело довольно грубо, либо за заведомую ложь, что я посчитал за откровенную вульгарность.
— Естественно, — продолжал Ирби, — лучше всего составить ваши заявления в письменной форме. Вы меня очень обяжете. Что касается оплаты, то здесь я жду ваших замечаний.
Наступила великолепная ситуация для Вульфа, и я уже ждал его приказа проводить адвоката к выходу. Но Вульф не выразил никакого неудовольствия, скорее наоборот.
— Значит, мистер Хафф приезжает в Нью—Йорк? — спросил он.
— Да.
— Когда?
— Завтра в три часа дня.
— Я хочу его видеть.
— Конечно. Я все устрою. Привезу его сюда прямо из аэропорта. Тем временем, имей я письменные показания…
— Ну нет, — фыркнул Вульф. — Никаких показаний, пока я не увижу вашего патрона и не поговорю с ним. А там поглядим. И не привозите его сюда прямо из аэропорта, сначала позвоните мне. Я должен предпринять некий шаг, который вам не понравится, но на который вы, возможно, согласитесь. По моему плану здесь состоится встреча всех тех, кто имеет отношение к случившемуся, то есть обеих сторон, в вашем присутствии. Встреча произойдет завтра, в этой комнате. Я беру на себя обязательство добиться появления мистера Холмера и его компаньонов.
Ирби слушал так сосредоточенно, что глаза его превратились в узенькие щелочки.
— Почему вы полагаете, что ваш план мне не понравится?
— Потому что адвокаты обычно считают, что ни один вопрос, касающийся большой денежной суммы, не может быть решен никем, кроме самих адвокатов.
Адвокат в состоянии принять без обиды куда более едкое замечание. Он и глазом не моргнул, с достоинством покачав головой.
— Такую встречу можно только приветствовать, — заявил он. — Но мне бы хотелось услышать высказывания по существу вопроса. Если бы я не сомневался, что вы и мистер Гудвин собираетесь засвидетельствовать, как Присцилла Идз и Холмер упоминали или с уверенностью говорили о подлинности…
— Нет, — решительно отрезал Вульф. — После такого чудовищного по своей непристойности предложения даже не рассчитывайте на проявление с нашей стороны дружелюбия. Вам придется удовольствоваться тем, что есть.
При всем своем упорстве Ирби не сумел достичь большего, и я в конце концов пересек комнату, поднял его портфель и вручил хозяину. Приближалось время обеда.
Когда я закрыл входную дверь и двинулся в кабинет, Вульф уже направлялся в столовую.
— Доволен? — рявкнул он.
— Ни в коем случае, сэр, — вежливо ответил я. — Так же, как и вы,