1

Паркер постучал второй раз. Никто не отозвался, тогда он подергал дверь. Ее запирал только дешевый замок, даже цепочка не была накинута. Паркер разбежался и с силой ударил ногой о дверь. Она дрогнула, точно от страха, раздался сухой треск, и из косяка посыпались щепки. Дом был старый, и все тут легко ломалось.

Дверь распахнулась так резко, что внутренняя ручка ударилась о стену, но Паркер не сразу вошел в квартиру. Он постоял под двадцатипятиваттной лампочкой на потолке, ожидая чего–то и прислушиваясь. За открытой дверью тянулся узкий коридор. Все комнаты располагались справа, первой была кухня. Оттуда проникал слабый свет. Затем шла ванная: эта часть коридора была погружена в темноту, Паркеру она показалась четырехугольной дымовой трубой. Дальше он различил угол жилой комнаты: темно–коричневое кресло и легкий столик из черного дерева, на котором помещался телефон; на полу просматривалась часть персидского ковра, еще там находилась кремовая ширма, озаренная мягким светом стоящего за креслом торшера. Где–то дальше, в глубине комнаты, невидимой Паркеру, горел еще какой–то осветительный прибор.

Все осталось так, как до его ухода: в кухне свет не выключен, в ванной — наоборот, в спальне и жилой комнате — тоже горел.

Однако он дважды стучал в дверь, и Элли не открыла. Всего десять минут назад он спустился по лестнице, чтобы купить пива и сигарет. Магазин на углу был закрыт, ему пришлось зайти в другой, на соседней улице. И вот он вернулся.

В другом случае он бы послал Элли, но Паркер уже три дня не выходил из дому и хотел подышать свежим воздухом. Итак, он оделся, глядя, как она полуголая сидит на смятой постели, положив ногу на ногу, покуривая сигарету с фильтром и почесываясь. Она не совсем еще проснулась и теперь зевала.

— Я сварю по паре яичек, — сказала Элли.

— Хорошо, — кивнул он и удалился.

А во время его десятиминутного отсутствия что–то произошло. Она не могла выйти на улицу и не могла снова заснуть. Она должна была услышать, как он стучался, и уж во всяком случае, как вломился в дверь.

Повсюду царила тишина.

Стоя в коридоре, Паркер ничего не мог предпринять. Оружия у него не было, только пакет с бутылками пива, да несколько пачек сигарет. Он поставил пакет на пол и пошарил рукой за разбитым дверным косяком. Когда он уходил, там, прислоненный к стене, стоял железный засов. Он нащупал пальцами холодный металл и поднял вещь. Она весила довольно много. Засов использовали так: один конец вставляли в прорезь железной пластины, прикрепленной к полу, а другой упирали в саму дверь. Засов действовал как клин: дверь снаружи никто не мог открыть. За свою надежность он назывался «полицейским».

Но засов мог стать и неплохим оружием: с ним было все же спокойнее, чем с голыми руками.

Паркер закрыл за собой дверь. Она теперь плохо прилегала к косяку. Сперва проходила светлая полоска от кухни, потом следовала темнота, а вдали у жилой комнаты коридор снова озарялся нежным светом.

Паркер осторожно заглянул в кухню. Она была лишь немногим больше кладовки, набитая разнообразными вещами. Яркий свет от белой круглой люстры, предназначенной для комнаты нормальных размеров, освещал потолок и резко отражался от фарфоровой и белой эмалированной посуды, заполнявшей маленькое помещение.

Грязные стаканы, кастрюли и тарелки стояли на всех свободных местах. На полу валялись пластиковые пакеты с мусором.

Элли не сварила яйца. Она вообще не заходила на кухню, похоже, сюда никто не заходил.

Паркер двинулся дальше и включил свет в ванной. Там тоже никого не было. Не выключая электричества, он направился к спальне. Элли сидела там на кровати.

Рукоятку сабли он заметил не сразу, сперва подумал, что Элли просто заснула.

Ее поза почти не изменилась с того времени, как он ушел: ноги скрещены, руки свисают вдоль туловища. Слева в воздухе стояло облако дыма, словно она еще не докурила свою сигарету. А может, она начала новую. В первое мгновение он только отметил, что Элли не поднимает глаз. Голова ее была опущена, точно она опять уснула, но положение тела показалось ему странным. Нахмурившись, он внимательно осмотрел ее и только тогда увидел эфес сабли между грудями.

Кто–то снял со стены один из скрещенных клинков и проткнул женщину насквозь. С противоположной стороны острие вонзилось в матрац. Она была пришпилена, как насекомое на булавке.

Парень, проделавший это, обладал дьявольской силой. В противном случае, ему бы пришлось бить по эфесу кувалдой, загоняя саблю в матрац, как гвоздь.

Паркер осмотрелся, но никого не увидел. Незнакомец наверняка смылся.

Крови совсем не было видно. Она могла вытекать только из спины, а там все загораживало одеяло.

И что же теперь делать? Паркеру следовало бы отсидеться здесь еще два дня. Если он сейчас уйдет, остальные потеряют с ним связь. Но и с трупом на кровати он не мог оставаться.

Каких–то десять минут. Все произошло чертовски быстро. Вероятно, парень наблюдал за домом, дожидаясь, когда Паркер покинет его. Едва он отправился на улицу, убийца проник в помещение, сделал свое дело и скрылся.

Паркер раздумывал над тем, какой мужчина мог таить зло на Элли. Но они были знакомы всего две недели и не рассказывали друг другу своих биографий. Он предполагал, что многие вещи в ее квартире остались от мужчины, с которым она жила прежде. Скрещенные сабли на стене, круглый столик в углу — его, наверное, использовали для покера, — пивная кружка на полке в гостиной — все указывало на присутствие мужчины. Возможно, убийство совершил какой–нибудь студент–регбист — агрессивный нападающий, широкоплечий силач, с такой легкостью владеющий саблей. Впрочем, это не имело значения: Паркеру было безразлично, кто и почему ее убил. Он просто злился на то, что теперь его планы совсем опрокинулись. У него не осталось выбора, надо было сматываться отсюда…

Паркер обернулся и увидел стоящих в дверях Пата и Паташона в полицейских мундирах.

Пат выглядел изумленным, точно с ним сыграли дурную шутку, а Паташон, кажется, был испуган. Оба торопливо начали хвататься за свои пушки — их учитель из полицейской школы, глядя на такую неловкость, заплакал бы от огорчения.

— Быстро вы явились, — заметил Паркер. — Я позвонил всего минуту назад.

Пат все же не сумел извлечь револьвер из кобуры, но Паташон свой вытащил и теперь держал его в руке, целясь куда–то мимо Паркера.

— Не двигаться! — скомандовал он.

— Подожди минутку, — остановил его Пат и обратился к Паркеру: — Так это вы звонили?

— Конечно.

Паркер изобразил вежливую улыбку, но ему было не до веселья. Значит, парень, убивший Элли, дождался его возвращения и позвонил в полицию, желая свалить вину на Паркера. Надо как–то выпутываться.

— Конечно, я звонил, — повторил Паркер.

— Почему вы не назвали свое имя? — недоверчиво спросил Пат.

Паркер пожал плечами.

— А зачем терять время? Я же перед вами.

Теперь заговорил Паташон.

— По–моему, здесь дело дрянь, — сказал он коллеге.

— Посмотрим, — буркнул Пат и вынул из кармана тонкую записную книжку, словно собирался оштрафовать Паркера и выдать квитанцию. Карандаш торчал в гильзе на ее обложке. Пат взял его, взглянул на часы, отметил время и скомандовал Паркеру:

— Ну, рассказывайте!

— Я вышел на улицу купить пива и сигарет. Покупки я оставил у двери, наверное, вы видели пакет.

Паташон кивнул, а Пат, вероятно, попытался изобразить лицо игрока в покер, но вместо хитрости на нем появилось деревянное выражение.

Паркер продолжал:

— Вернувшись, я постучал в дверь и, не получив ответа, понял, что в мое отсутствие что–то произошло.

— Почему? — спросил хитрец Пат.

Паркер посмотрел на него честными глазами.

— Потому что она оставалась дома. Ей ничего не требовалось, когда я уходил, и не было меня всего десять минут. Я покинул ее здоровой и веселой. И поскольку она не отозвалась на мой стук, значит, случилось непредвиденное.

Паташон взмахнул револьвером, вероятно, полагая, что делает это элегантно, и произнес:

— Дальше.

— Я постучал еще раз, затем выломал дверь, — объяснил Паркер. — Вошел, увидел труп и тотчас позвонил. Потом стал ждать.

Пат взглянул на своего товарища и заметил: