кария на ту сторону Волги переправить, до Желто-

водского пожарища. Там он ждет вас с выкупом за

полонянку и Макария. А воины ваши с четырьмя на-

шими ватажниками здесь останутся. Худого не ду-

майте. Дело будет честное!

Позадумались угрюмо басурманы из рода Хаби-

булина, но с баржи сошли и в челн забрались, мона-

ха и полонянку оберегая. Два ватажника на весла

сели, взмахнули раз, другой и третий, и пошел чел-

нок по Волге к монастырю Желтоводскому.

Только накануне Семен Позолота рыбаря с ране-

ным баскаком в ближнюю Варнавину землянку из

дальней переправил. Это на тот случай, если вдруг

от хана с обменом прибудут. А в это туманное утро

он вышел на пожарище монастырское и сел на плиту

из камня дикого, что осталось от сгоревшей церков-

ки.

Утро было холодное, туманное. Атаман Позолота

на камне сидел, на Волгу сквозь туман глядел и ти-

хую песню пел. Невеселую песню, что от самого серд-

ца шла.

Вы дружки мои,

Ясны соколы,

Силой грозные,

Безобманные,

Послужите вы правде-матушке

Сколько хватит

Вашей силушки!

Дорога бранная,

Ночь туманная,

Сила грозная,

Безобманная!..

Тут из тумана челнок показался, наискось Волги

плывет и к пескам против пожарища пристает. Челн

Позолотиной вольницы, а гребцы — чувашин да морд-

вин, крепкой дружбы невольники. И побратим ата-

мана инок Макарий стоит посреди челна. И поднял-

ся с дикого камня атаман, чтобы лучше видеть, кого

ему ордынский хан посылает. А прибывшие уже из

челна выходили и к пожарищу монастыря Желтовод-

ского вслед за иноком Макарием направлялись. То-

ропился он к порогу сгоревшей церковки. Только с

цепью да колодкой не побежишь, и потому все за ним

поспевали.

А навстречу ему атаман шагнул. Одна рука на

рукояти меча, другая недвижно висит. И когда со-

шлись они, игумен монастыря православного обнял

атамана со словом таким:

— Мой побратим и спаситель мой!

Потом на колено опустился и к сухой недвижной

руке Сарынь Позолоты припал.

А Семен Позолота на полонянку глядел. И на

мальчонку, что к ней прижимался. И вспомнились

ему Олена и слова ее добрые: «Пора выкупить у ба-

сурманов страдалицу, Оганьку твою. Не пристало

русской жене басурману ноги мыть!» И подумал не-

вольно: «Полно, Оганька ли это? Эта русская жена

за годы неволи научилась и ноги басурману мыть, и

сына ему родила!» Но, отбросив сомнения, свистнул

атаман разбойничьим посвистом, так что с осины лис-

точки красные посыпались. И тотчас из оврага по-

слушник появился: «Что атаману надобно?»

— Скажи Варнаве, чтобы сюда шел с баскаком.

Да сундучок и ларец пусть захватит!

Затуманился рыбарь Варнава, услышав атаманов

наказ. Постоял, подумал, сундучок в руку взял, ла-

рец Хайрулле подал, через порог землянки шагнул и

опять что-то позамешкался.

— Привык я к тебе, Хайрулла, как к сыну род-

ному. Чую, за тобой это пришли. Дай-ка я обниму

тебя на прощание!

Поставил сундучок, обнял баскака. Потом отсту-

пил на шаг от него и трижды перекрестил. А из глаз

на рыжую с серебром бороду две слезы скатились, да

такие-то крупные, что дорогие жемчужины!

— Ну, пошли, дружок!

Но стоял Хайрулла в смятении. В напряженной

задумчивости стоял, а потом и говорит, да так-то

решительно, твердо:

— Да, пошли!

И пошел за Варнавой, опираясь на тяжелый ду-

бовый костыль.

10

А уж их ждали у дикого церковного камня. Са-

рынь Позолота сидел на нем нахохлившись, монах

Макарий стоя пожарище оглядывал. Ордынцы, род-

ня Хабибулина и мулла-крикун, сухорукого атамана

разглядывали, что на всю землю низовскую до самой

орды силой своей прославился. А полонянка, их ти-

хую речь слушая, сына к себе крепче прижимала:

«Ох, страшен этот Сарынь Позолота, атаман волж-

ской вольницы!» И ничто в нем не напомнило ей

Семку-смерда с верхнего посада нижегородского. Ры-

жеватый, седоватый да сухорукий, с лицом порублен-

ным, сидит, как ястреб перед ненастьем, сгорбив-

шись!

А вот и они, Варнава с пленником. Рыбарь низко-

Макарию поклонился и перекрестился с глу-

боким вздохом.

— Ну вот и мы оба тут!

Так и впились глазами басурманы в баскака из

рода Хабибулина. А полонянка в нем мужа узнала и,

на колени опустившись, замерла, словно богу моли-

лась.

Вот старший из рода Хабибулина шаг вперед сде-

лал и сказал торжественно:

— Угодно было хану, чтобы выкупили мы его

баскака верного Хайруллу сына Хабибулина в об-

мен на монаха Макария. Да посылает хан за выкуп

обещанный полонянку русскую, что семь лет в орде

жила.

Никто ни слова в ответ басурману. И от Хайрул-

лы ни слова приветливого, ни благодарности. Он на

жену и сына глядел, пораженный жадностью хана.

И сказал вдруг Хайрулла, как саблей острой взмах-

нул:

— Не вернусь в орду! Как служить хану-предате-

лю, что за ларец продал семью мою. Здесь остаюсь, с

русскими. А жену и сына никому не отдам!

Тут мулла-крикун, аллаха на помощь призывая,

охрипшим голосом грозное слово прокаркал:

— Подумай, Хайрулла! Хорошо подумай, пока я

не сказал, что ты не татарин, а собака русская, ше-

лудивый отступник!

— Не отступник я! — отрезал Хайрулла. — На мне

нет креста. Но в орду не вернусь. Что делать мне

там? На коня не вскочить, по степи не проскакать,

саблей свистя. А хану баскаком служить — для того

надо остатки чести своей загубить. Мой дядя, мой

брат, не зовите меня!

Побледнели ордынцы от мысли вернуться к хану

без выкупа.

— Не руби, Хайрулла, наши головы!

Тут атаман встрепенулся. Указав на сундучок и

ларец, сказал:

— За свои головы не опасайтесь. Выкуп ваш, Хай-

рулла наш. А монах да полонянка всегда русскими

были!

И приказал Варнаве поставить сундучок и ларец

к ногам ханских посланцев.

Заглянул ордынец в сундучок и — зажмурился,

призывая на помощь аллаха.

А Семен Позолота смеется:

— Ларец поменьше, но добра в нем не меньше.

Пусть владеют им ханские жены. Это на выкуп по-

лонянки от послушницы Зачатьевской обители!

Уж туман над Волгой рассеялся, когда, низко

кланяясь и пятясь, знатные посланцы ханские с сун-

дучком и ларцом спустились к челну. И помчали их

два ватажника по быстрине к Лысой горе до ордын-

ской посудины. А на диком камне, что порогом цер-

ковушке служил, остались первожители разоренного

монастыря Желтоводского, его строители и основате-

ли. И Хайрулла с родной женой и сыном родным.

Молча думали о жизни своей, никто друг другу в

мысли не заглядывал, но, как один, дружно к одно-

му подошли. Первым рыбарь Варнава заговорил:

— Надо нам, браты, вверх по Волге уплывать.

Привольное это урочище, а невезучее. Трудно право-

славному монастырю бок о бок с басурманами жить.

И красна, и добра, и рыбная речка Керженка, да,

видно, другую искать!

Немалая забота у монаха Макария. Не о том, ку-

да голову приклонить, а о том, где новое гнездо свить,

чтобы было оно вдали от ордынца и низовского бояри-

на. Понимал, что, попади он им в руки заново, жи-

вым в гроб заколотят, на костре сожгут как еретика

и гордыню ненавистную. А как гнездо вить, когда

все добро монастырское басурманами разграблено,

огнем спалено?

Полно, тужить ли о том монаху Желтоводскому,