В этом мире оставались неизменными две вещи: промозглый дождь на полигоне и голодные ненавидящие взгляды мокрых студентов, направленные в мою сторону.

Ненависть, презрение, отрицание и страх витали в воздухе, буквально ментально давя на все твое существо. Но если адепты хотели задавить меня морально — то надо признать, что получалось у них плохо.

Наверняка, после пары меня планировали тихо-мирно прикопать в раздевалке или же по пути в корпус, возле буйно цветущих фиолетовых кустарников, но в планы кровавой молодежи внезапно вмешался куратор.

Я заметила его давно. Изучающий, пронизывающий взгляд, который охватывал и воспламенял все мое тело, опасный взгляд. Он опасный, а я чертова трусиха.

— Адептка Ариса, после тренировки, мы с ректором ожидаем вас у него в кабинете.

Благодаря фамильяру — я могла многое. Благодаря острому слуху можно было узнать довольно-таки интересные вещи.

Например, я знаю, что, как только Целестин нашел меня взглядом, его сердцебиение ускорилось. А перед тем, как прервать занятие голос надломился, будто он хотел сказать что-то совсем другое.

Но неважно, все было не важно, невозможно и неисполнимо. Для меня. А все дело в том, что я банально боюсь отношений.

Я предприняла попытку избежать этой встречи, но она была задавлена на корню не принимающим возражений тоном:

— Все ваши занятия на сегодня отменены.

Нужно ли говорить, что к концу занятия меня хотели убить намного больше? Нужно что-то делать с моим положением в группе, а то и правда устроят мне темную.

— Не устроят, — пророкотал чужой голос в моей голове.

— Думаешь?

— Уверен, побояться. А вот сделать га-аадость могут… — с некоторой ленцой протянул явно жрущий заяц.

— И ничего я не жру! — обиделся рогатик — И перестань меня так называть!

— Ладно-ладно. Ты мне лучше скажи, мне нужно сообщать ректору о новой способности?

— Все-таки хочешь на опыты?

Дома во время тренировок, у нас с рогатиком неожиданно открылась еще одна способность, что было просто невероятным чудом для этого мира, где две способности уже считались везением.

Вздохнув, я поплелась в комнату, с некоторого времени предпочитая избегать раздевалки. Все дело было в том, что мне упорно не хотелось видеть близняшек. Мы дружили с детства, и мечтали о том, как в будущем будем дружить семьями. Надо же было самым банальным образом похерить дружбу. Во всем виноваты мужчины, ага, по любому, и вообще, ничуточки не виноваты тараканы в женской голове.

Кабинет ректора встретил меня тишиной и двумя переглядывающимися, перемигивающимися заговорщиками.

Тишина оглушала, а их взгляды начинали меня бесить, интриганы хреновы. Сами ведь позвали, а теперь молчат, смотрят, выжидают.

Все это время я упорно делала вид, что изучаю ректорский кабинет. Уже в третий раз, когда мне наконец надоело, а пятая точка казалось бы подстроилась под форму жесткого кресла, я не вытерпела и трагично вздохнула.

— В чем дело сьера?

Я знала зачем меня позвали, все было просто как дважды два, но я решила играть по их правилам. Наглой и самодовольной я тоже умела быть. Имею право, в конце концов, иномирянка я или нет?!

— Странно все это, — начала я, заходя из далека.

— Что именно? — благосклонно спросил ректор, охотно вступая в игру.

— Да вот понять все пытаюсь, какое я имею отношение к вашему загадочному пророчеству, а самое главное, почему вы мне можете о нем рассказать, а король и родители явно против такого поворота событий… — задумчиво протянула я, с огорчением отмечая, что на лице сидящих передо мной мужчин ни один мускул не дрогнул.

— А мы расскажем? — спросил Целестин, изучая меня снисходительно ленивым взглядом, я бы даже сказала безразличным, стало обидно.

— Конечно, — уверенно кивнула, расплываясь в широкой улыбке.

— Расскажем, — подтвердил ректор.

— Лиониэль, — с укором протянул куратор.

— Пусть знает, и сама все решает. В конце концов, она ведь может и испугаться.

Что-то эта идея уже не кажется мне такой радужной.

Еще с минуту посверлив меня взглядом, ректор подвинул лежащую перед ним книгу к противоположному краю стола.

В абсолютной тишине я поднялась из кресла и неуверенно подошла к столу, с некоторым трепетом касаясь пальцами ветхих страниц многовековой книги.

На огромных желтых страницах, с помощью чернил простым каллиграфическим почерком было выведено пророчество:

Когда земля позовет дитя потерянное,

Когда беда отравиться в зеркале времени,

Вернется зверь, первый из проклятых,

Верх возьмет над братьями прочими.

Будет связан опять узами неразрывными

С тем, кто придет на голос призыва.

Ярко горит пламя в глухой ночи,

Вихри ночные ветер горячий мчит

Оттуда, где небо чужое и воды — яд.

Так знаки времени говорят.

Срок придет, цепи будут разрушены

Чар, опутавших верные души.

Спящий проснется, излечится проклятый,

Открывая дорогу новому.

Понятно — что ничего не понятно.

— И причем тут я?

— Вернется зверь, первый из проклятых, — нараспев проговорил ректор — ты ведь в курсе кто был фамильяром Альвы, зачинщицы войны?

Отрицательно мотнула головой, пытаясь понять почему такой немаловажный факт укрылся от меня на уроках истории этого мира.

— Дикарский заяц.

— И-и?

— И с тех самых пор, одни из четырех королей леса больше никогда не становился фамильяром для людей.

— И тогда, пришла я…

— Да, тебе ведь снились сны? Что-то из этого мира?

Кивнула, понимая, к чему он клонит. Мне уже говорили, что этот мир, желая спасти себя — приходил ко мне во снах, взывая ко мне, умоляя вернуться. Я помню эти сны. Потрясающе необычные, до невозможного реальные и до ужаса жуткие. Я просыпалась по среди ночи заходясь в истерике и дрожа от страха.

Если этот мир и правда нуждается в спасителе, то он выбрал не того человека, потому что стоит мне только вспомнить один из тех далеких снов — как по коже пробираются мурашки, сковывая сердце в паутине ужаса и отключая мозги. Страшно. Впервые в этом мире я испугалась, и одновременно я понимала, что выбор давно сделан за меня, впервые за все время нахождения в этом мире меня посетила обреченность.