Глава 2. Дела прошедшие.

Четырьмя годами ранее.

Невысокая худенькая девушка в хирургическом костюме устало шла по полутемному коридору родильного дома. Под огромными серо-голубыми глазами залегли тени. Русые, слегка мелированные волосы, заплетенные в тугую косу, спрятаны под голубую шапочку, пухлые губы упрямо сжаты. Она только что осмотрела двух рожениц в предродовой: одна из них должна была родить к утру, а вторая уже в ближайшие два часа. Оставив женщин под присмотром акушерки, девушка отправилась передохнуть в ординаторскую. Дежурство было в самом разгаре, да и полночь не за горами. Рабочий день сегодня выдался, как всегда, суматошный и нервный.

С утра она попала под горячую руку главному врачу, когда попыталась отпроситься на свадьбу к подруге. Кто бы сомневался в том, что ее никуда не отпустили, мотивируя тем, что заменить ее некому. И от обиды и несправедливости у Ольги перехватило дыхание, поэтому, видимо, она так и не смогла напомнить главному, что его жена имеет ту же специальность, что и сама Ольга. Только вот дежурства она никогда не берет. Зато сама работает только в день и в основном в женской консультации, где чаще всего тихо и спокойно.

В растрепанных чувствах девушка отработала в консультации, где на нее накричала тетка с крашенным в чудный цвет «баклажан» начесом, требующая принять ее вне очереди. А потом она не смогла уговорить беременную пятым ребенком сорокалетнюю продавщицу с отеками и повышенным давлением лечь в стационар только потому, что ей не с кем оставить своих детей, а муж беспробудно пьет. И мысли об этой женщине не оставляли Ольгу на протяжении всего вечера.

Безумно хотелось просто прислониться к спинке дивана и подремать. Ольга почти без сил упала мягкое сиденье, подтянула коленки к груди и закрыла глаза. Несмотря на дикую усталость, сон к ней не шел, и девушка занялась самым неблагодарным ночным делом – самоанализом и самоедством.

Три года назад она, молоденькая и полная энтузиазма после окончания интернатуры, приехала в небольшой районный центр, где родилась сама и жили ее родители. С радостью и удовольствием окунулась прямо с головой в работу, тем более что ехала она вторым врачом к более опытной коллеге. Возможность работать руками, интересные случаи, растущий опыт окрыляли, придавали девушке сил. Ощущение всемогущества позволяло ей принимать ответственные решения и спасать чужие жизни. Казалось, что впереди все только самое лучшее. И в карьере, и в личной жизни.

И даже дежурства сутки через сутки поначалу не вызывали отторжения. А потом… Потом Ольга устала. Работа, работа и снова работа. Ни встреч, ни свиданий, ни-че-го. Никакой личной жизни, никакого отдыха. Только огромная усталость и ипотека. Вот и потух огонек в глазах молодого врача. Ольга работала на автомате, потом шла домой к родителям, снова на работу и снова домой. Все больше и больше ее захлестывала тоска, и даже появление новых коллег акушеров-гинекологов не сделало жизнь легче.

А еще портил жизнь анестезиолог Константин, постоянно распускающий руки при любом удобном случае и делающий грязные намеки. Константин был молод, женат, отягощен ипотекой, любил выпить и при всем при этом умудрялся оказывать знаки внимания каждой мало-мальски симпатичной медсестре или врачу женского пола. И что самое неприятное, он совершенно не понимал, почему Оля постоянно отказывала ему в своем внимании и старалась как можно скорее прекратить любое общение, не связанное с работой.

Вот и сегодня ей не повезло дежурить с ним, Ольга просто надеялась и молилась, чтобы ей не пришлось звать анестезиолога из соседнего корпуса. Все-таки она задремала…

– Ольга Александровна! Ольга Александровна! Там Ивлеву привезли без сознания. С пятыми родами. У нее дома судороги были. – Акушерка Ниночка трясла ее за плечо, пытаясь разбудить. Услышав о той самой продавщице, которая днем отказалась ложиться в больницу, Ольга подскочила как ужаленная и бегом побежала в приемный покой.

– Нина! Лаборанта и анестезиологов вызывай! И систему с магнезией готовь!

В приемнике на кушетке лежала женщина-гора, около которой стояли бледный как мел фельдшер скорой помощи и медсестра приемного покоя.

– Кто нашел? Когда судороги были? – Ольга кинулась к женщине, осматривая ее и слушая фельдшера.

– Нашла соседка. Дети прибежали к ней, сказали, что мамку трясет. Мы приехали через полчаса после вызова. Ни одной машины свободной не было.

В приемник завалились анестезиолог с анестезисткой как раз в тот момент, когда Ольга измерила артериальное давление и пульс.

– Как? – Костик был собран и готов к действиям.

– Давление двести на сто двадцать, пульс сто. – Она метнула короткий взгляд на входящего лаборанта. – В вену магнезия пять граммов сухого. Сейчас судорог нет.

Константин быстро надел женщине маску, куда подавался кислород из подушки. Лаборант брал кровь из вены. Ольга слушала сердцебиение плода, и в ее глазах нарастала паника.

– Что? – Ниночка заметила это выражение глаз. – Плохо?

- Плохо. Звони операционной сестре. Пусть разворачиваются. И хирурга дежурного зовите мыться. – Ольга уже доставала стерильные перчатки и готовилась проводить внутреннее исследование. – Похоже, отслойка плаценты.

Поджав губы, Константин отдавал распоряжения девушке-анестезистке сделать внутривенно седативные препараты.

Ольга осторожно ввела пальцы внутрь, тщательно и аккуратно все осмотрела, вынула руку и подняла перчатку, окрашенную кровью, показав ее стоящим рядом.

– Бегом на каталку и в операционную, – сдавленным голосом озвучила распоряжение девушка.

Дежурный хирург встретил ее в предоперационной, обрабатывая руки.

– Что у вас?

– Пятые роды, тридцать седьмая неделя, дома судорожный припадок, отслойка плаценты, острая гипоксия плода. – Собранная и серьезная девушка надевала маску и прозрачные очки.

Быстро и тщательно обработав руки, вошла в операционную. Женщина лежала на столе с разведенными в стороны, привязанными бинтом руками. Казалось, будто она распята и приносится в жертву злобному божеству. «Не позволю», – сжав зубы, подумала Ольга, ныряя в рукава стерильного голубого халата. Сестра помогла натянуть перчатки и бросила в руки шарик со спиртом. Девушка встала к накрытой бельем женщине, взяла в руку зажим с салфеткой, пропитанной неспиртовым раствором йода, обработала место разреза и зажала в пальцах скальпель. Все ждали разрешения начать операцию. В операционной было тихо, только звон инструментов, гудение аппаратов и мониторов.

Константин действовал споро и красиво. Им можно было любоваться. Все-таки, несмотря на все свои личностные недостатки, врачом он был от бога. Во время экстренной ситуации он был скуп на слова и ненужные движения и жесты, однако смотреть на него можно было не отрываясь, любуясь прекрасно сделанной работой.

– Оля, можно, – бросил он, фиксируя пластырем эндотрахельную трубку на щеке пациентки.

– Работаем, – кивнула она и занесла над кожей зажатый в пальцах скальпель.

Отточенными движениями практически на автоматизме она рассекла ткани, и вот уже через несколько минут в ее руках безвольно повис синюшный ребенок, которого очень быстро перехватили неонатологи. Работая в операционной, она краем уха следила за репликами микропедиатров и словами анестезиолога, периодически озвучивающего показатели давления и пульс женщины. Напряжение не отпускало, мысли о ребенке со скоростью света носились в голове, нарушая сосредоточенность, так необходимую в подобной ситуации.

Наконец со стороны детского столика раздался слабый писк, и Ольга отвлеклась на пару секунд, с удовлетворением отмечая, что ребенок жив. Возвращаясь взглядом к блестящей в разрезе матке, столкнулась с глазами Константина, в которых мелькнуло странное чувство. Что-то холодным коготком царапнуло ее душу, особенно когда она заметила, как мужчина отдал распоряжения анестезистке ,и та, срываясь на бег, опрометью вылетела из операционной.

– Работай, Оля! – Грубо прикрикнул на нее Константин, измеряя давление.

Все-таки что-то пошло не так. Матка никак не хотела сокращаться, болтаясь дряблой тканью в руках. Ольга массировала мышечный орган, ожидая, что вот-вот – и он станет плотным, тогда можно будет уйти из живота, и все закончится хорошо. Однако рука так и ощущала кисельную консистенцию.