С самого раннего детства Вадима приучали к труду. В его обязанности, в частности, входили уборка комнат, кормление кроликов — их Негатуровы держали совсем не для забавы или украшения подворья, и поголовье было большое, порой до сотни штук, — помощь в строительстве, так как Виталий Борисович очень долго достраивал и перестраивал дом. Много сил требовал и огород — почти весь приусадебный участок Надежда Дмитриевна засаживала разными сортами помидоров, за которыми, разумеется, надо было ухаживать. Вадим любил помидоры, а одно из самых его любимых летних блюд — да и всей мужской части семьи тоже — называлось «жареные яйца с помидорами». Это когда помидоры нарезаются кружочками, жарятся на сливочном масле, а потом заливаются яйцом — в общем, яичница с помидорами. Немудрёно, но вкусно и сытно.

Основной же обязанностью Вадика было присматривать за младшим братом в то время, когда родители уходили на работу.

Изначально комната, принадлежавшая братьям, была очень маленькой, так что в ней они только спали по ночам. Зато когда в 1975 году отец наконец-то закончил перестройку дома, места стало больше. Появились даже непозволительные раньше элементы роскоши — отдельный письменный стол для каждого из двух братьев.

— С братом у него были очень близкие отношения, — подтверждает Людмила, одноклассница Вадима. — Вадик говорил Саше: «Я тебе — братан, а ты мне — братик». Он вообще старался заботиться обо всех людях, что были рядом с ним…

С этим соглашается и Надежда Дмитриевна:

— Сыновья были очень близки, хотя у них шесть лет разница. Вадик так ждал его появления и так любил «маленького»! Они никогда не ссорились даже детьми, понимали, ценили, прислушивались друг к другу. Моя мама, глядя на них, говорила, что эти дети какие-то особенные…

— Мы росли с Вадимом рядом, но разница у нас была порядка пяти лет, и поэтому я больше с его братом Александром дружила, — рассказывает Светлана, двоюродная сестра. — Они пацаны такие бравые, классные! В общении с ними была для меня какая-то романтика. На Вадима я смотрела, как на старшего брата. Он никогда меня не обижал! Не помню никаких обид. Даже та кукла, которую они переделали, «офантомасили», — это же не со зла. Всё понятно, ребята что-то там экспериментировали. И еще я помню, они всегда ставили пластинку «Бременские музыканты». Я выросла на этой пластинке!

Кто из ровесников Вадима не помнит мультфильмы про Бременских музыкантов? Отважный и веселый Трубадур, прекрасная Принцесса и тройка разбойников — «мультяшная» пародия на легендарных Труса, Балбеса и Бывалого (артистов Вицина, Никулина, Моргунова)… А какие там были песни! Кто тогда не пел: «Кое-что за пазухой мы держим! К нам не подходи, к нам не подходи…»? В общем, все, чье детство пришлось на конец 1950-х — начало 1970-х годов, росли примерно в одних условиях. А дальше каждый сам выбирал свой путь. Кто-то — такой, что в итоге приводил к краю, а кто-то действительно становился настоящим Человеком с большой буквы. Возможности были и для того, и для другого.

Детские воспоминания… Не очень понятные, а порой и совершенно неинтересные для других — но очень дорогие для тех, кто эту жизнь прожил, для кого они являются своим прошлым, своей собственной историей. Сейчас этот обычай почти забыт, а раньше малознакомого человека, приходившего в гости, нередко начинали «развлекать» фотографиями, доставали семейные альбомы и объясняли: «А вот мой брат, когда он был маленьким — это он в санатории, в Евпатории… это наш дядя, он в Краснодаре живет… мамина тетя из Минска, только ее уже нет…» Для гостя это чаще всего — тоска смертная! Но ведь понимать надо, что для кого-то это — «старых снимков фото-листья золотые, где счастье детское, где мамы молодые»…

А мамы как бы и незаметно для нас стареют, потом уходят навсегда — и это очень страшно и больно. Но гораздо страшнее, когда старенькие мамы хоронят своих не успевших состариться сыновей…

В этой главе мы почти не рассказали о главном — о поэтическом творчестве Вадима. В автобиографии Вадим Негатуров писал так:

«Сочинял стихи всегда, сколько себя помню, хотя и не могу вспомнить, куда подевал записи».

Вот так — сочинял стихи всегда, но об этом вспоминала только мама, и ни брат, ни двоюродная сестра не сказали и полслова. Впрочем, потом уже Светлана всё-таки уточнила:

— Он же раньше не писал стихи. Он жил с первой своей женой, и она говорит, что он никогда не писал стихи. Я узнала, что он пишет стихи, лет семь-восемь назад. Раньше я не знала. Вот в чем дело!

То же самое говорит и Елена, первая жена Негатурова, вспоминая семейную жизнь:

— А стихи он тогда не писал. Это началось гораздо позже. Когда проблемы в его жизни начались, он к Богу обратился — и, видимо, как контакт пошел — начались сильные стихи. Лет семь-восемь назад…

Однако не верить самому Вадиму мы не можем и отсюда делаем вывод: изначально он сочинял исключительно для себя, по какой-то тайной потребности своей души. Он не был тем «записным» стихоплетом, что украшают своими виршами каждую классную (не по качеству, а по школьной принадлежности) стенгазету и активно выступают с ними в художественной самодеятельности. Такое отношение к собственному творчеству встречается очень редко — большинство поэтов и рифмоплетов стремятся как можно скорее вытащить его на всеобщее обозрение. Впрочем, это может быть не так уж и плохо — особенно в том случае, когда автор прислушивается к сделанным ему замечаниям, а не заявляет безапелляционно: «Вы ничего не понимаете в поэзии!»

К сожалению, до нас дошли только поздние — придется сказать так, — зато уже по-настоящему зрелые стихи Вадима Негатурова, состоявшегося серьезного и глубокого русского поэта, со своим ви́дением мира и творческим почерком, украшенным одесскими интонациями, пронизанным легким одесским юмором…

— Вы знаете, кто такой настоящий одессит? — спрашивает Людмила Манина, жена друга Вадима, хорошо знавшая поэта. — Настоящие одесситы — это очень глубокие люди, знающие историю своего города и сами из себя что-то представляющие. Это и есть настоящие одесситы! А вот те, кто говорит: «мы из ОдЭссы»…

Ну да, для тех, кто не знает — одесситы никогда не произносят букву «э» в названии своего прекрасного города: как пишется, так и слышится — «Одесса».

Итак, он был настоящим одесситом и жил в Одессе, с 1967 по 1977 год учился в средней школе № 19, которая как раз именно в то время — в 1970 году — получила статус «средней школы с русским языком обучения».

19-я школа находится на улице Кустанайской — более чем в километре от дома. На уроки Вадик всегда ходил пешком, и дорога эта занимала минут пятнадцать. В школу он никогда не опаздывал; родные его помнят, что когда перед выходом из дома он завтракал, то пил чай из блюдца — чтобы быстрее остыл.

Вадим, в отличие от, пожалуй, большинства школьников, не разделял предметы на «любимые» и «нелюбимые» — возможно, именно поэтому он и был отличником. В начальных классах он учился не на «отлично», но потом интерес к учебе возрос, и уже с 4-го класса четверок в четверти у него не было. Может быть, интерес этот пришел потому, что с 4-го класса классным руководителем у него стала Анна Александровна Бойко, преподававшая математику…

Потом, кстати, Анна Александровна была классным руководителем у Саши Негатурова, которому часто приводила старшего брата в пример.

Отношения у Вадима с одноклассниками были очень хорошими: одним он давал списывать, другим — помогал с учебой, так что врагов или недоброжелателей у него, как это нередко случается с отличниками, не было. Напротив, ребята часто приходили к нему домой.